«Линию надо прервать, – думал Лодж. – Надо остановить это. Так не может продолжаться!»
Он заставил Хлыща сказать:
– Ну, ну, выдумает тоже! Не хватало еще с пукалками играться. А ну как стрельнут!
– Не отвертишься, – ухмыльнулся Злодей, одной рукой протягивая пистолеты, а другой подкручивая усы.
– Оружие положено выбирать Хлыщу, – заметил Правильный Юноша. – Это ведь он получил вызов.
Красивая Стерва перестала хлопать в ладоши и взвизгнула:
– Не лезь! Ты просто боишься смотреть на дуэль, сопляк!
Злодей церемонно поклонился.
– Прошу Хлыща выбрать оружие.
– Это же нелепо! – тонким голоском воскликнул Посланник Внеземной Цивилизации. – Люди – удивительно нелепый народ.
Инопланетный Монстр высунул голову из-за дерева.
– Не смей им мешать! – взревел он. – Если желают драться – пусть дерутся!
Он свернулся в кольцо, сунув в рот кончик хвоста, и с жуткой скоростью покатился вокруг пруда, скандируя: «Пусть дерутся, пусть дерутся, пусть дерутся!» Сделав так несколько кругов, Монстр снова юркнул за дерево.
– А я-то думала, будет пикник, – жалобно протянула Беззащитная Сиротка.
«Да уж, милая, не ты одна», – невесело усмехнулся про себя Лодж.
Хотя вряд ли кто-то всерьез ожидал, что пикник и правда останется пикником.
– Прошу выбирать, – поторопил Злодей с ядовитой учтивостью. – Пистолеты, ножи, рапиры, топоры…
«Нелепость… – подумал Лодж. – Нужна какая-то нелепость».
– Вилы! – объявил Хлыщ с его подачи. – С трех шагов.
На экран, напевая удалую застольную, нетвердой походкой вышла Юная Прелестница. При виде происходящего – заляпанного гусиным жиром Философа, Злодея с пистолетом в каждой руке, Красивой Стервы, бряцающей ожерельем – она даже слегка протрезвела и воскликнула:
– Что у вас тут творится?!
Философ вышел из боевой стойки, отбросил то, что осталось от индюшачьей лапы, и с самодовольной улыбкой потер руки.
– Что ж, – проговорил он бодро, – вот мы все и в сборе. Все девятеро…
Элис Пейдж вскочила с места, сжала пальцами виски и, зажмурившись, истерически закричала.
На экране было не восемь персонажей, а девять.
Персонаж Генри Гриффита участвовал в Спектакле вместе с остальными.
– Вы с ума сошли, Байярд! – говорил Форестер. – Умерев, человек перестает быть. Не могу знать, продолжается ли его существование где-то за пределами, на ином уровне бытия, в ином измерении, в этом пусть религия с философией разбирается, но итог все равно один.
Лодж кивал.
– Да-да, вы правы. Я хватаюсь за соломинки. За самые безумные версии. Я понимаю, что Генри больше нет. Понимаю, что мертвые не возвращаются. И все же, признайте, мое предположение напрашивается само собой. Почему закричала Элис? Она испугалась не того, что на экране девять персонажей, а того, почему их там девять. Страх перед сверхъестественным не так легко изжить.
– Если бы только Элис, – мрачно сказал Форестер. – Это на всех подействовало. Если не возьмем ситуацию под контроль, будет взрыв. Психика людей и без того находится под большим давлением. Этические сомнения по поводу цели исследований, неизбежная усталость от жизни взаперти в компании одних и тех же лиц – все это накладывается одно на другое. Я давно уже со страхом наблюдаю за этим процессом.
– Кто-то мог пошутить, – размышлял Лодж вслух. – Взять на себя персонаж Генри вместе со своим.
– Никто не вытянул бы больше одного персонажа.
– Но кита в пруду кто-то осилил!
– Кит продержался недолго. Сделал пару прыжков и растворился.
– Декорации создаются общими усилиями. Кто-то ведь мог потихоньку отстраниться от этой задачи и сосредоточить всю мысленную энергию на ведении двух персонажей?
– Теоретически это возможно, – проговорил Форестер с сомнением в голосе. – Но тогда второй персонаж наверняка был бы неполноценным. Вы обратили внимание, кто-то из них выглядел странно?
– Ну, не то чтобы странно… Инопланетный Монстр все время прятался.
– Это не персонаж Генри.
– Откуда вы знаете?
– Инопланетный Монстр совершенно не в его духе.
– А кто в его духе?! – нервно вскричал Лодж, хлопнув по подлокотнику.
– Говорю вам, я не знаю, кто из них чей. Давно пытаюсь вычислить, не получается.
– А нам бы эта информация очень помогла. Особенно…
– Особенно по части Генри! – в свою очередь не выдержал Форестер, вскочил с места и стал мерить шагами кабинет. – Напрасно вы думаете, что кто-то мог взять на себя его персонаж. Откуда им знать, который из них его?
– Да Юная Прелестница же! – крикнул Лодж, грохнув кулаком по столу.
– Что?
– Конечно, это она! Она пришла последней, вы разве не помните? Усатый Злодей спросил, где она, Провинциальный Хлыщ заявил, что видел ее в салуне и…
– Боже милостивый! – выдохнул Форестер. – А Нищий Философ изо всех сил постарался привлечь к ней внимание, когда она вышла на сцену! Нарочно! Он издевался!
– Думаете, Философ и есть наш шутник? Он вывел на экран девятый персонаж? Последний из них должен быть персонажем Генри, вы же понимаете! Откуда им знать, который? Так вот откуда! Как только вышли восемь, сразу стало ясно!
– Либо среди нас оказался шутник, – заключил Форестер, – либо персонажи приобрели собственную волю и стали действовать сами.
– Ну, это вы загнули, Кент, – сердито бросил Лодж. – Они плоды нашего воображения, не более. Мы вдыхаем в них жизнь, мы управляем ими, мы заставляем их исчезнуть. Они всецело зависят от нас. Не может у них быть собственной воли.
– Вы не совсем правильно меня поняли. Я, скорее, имел в виду действия компьютера. Машина принимает наши мысленные образы и перерабатывает их в картинки на экране. Превращает их в подобие материального.
– Память компьютера…
– Именно! Я думаю, машина учится. У нее внутри столько всякого чувствительного оборудования, одному Богу известно, где границы ее возможностей. Компьютер играет в Спектакле более значительную роль, чем мы. В конце концов, мы все те же простые смертные, лишь стали поумнее. Мы придумали много разных надстроек, чтобы расширить свои возможности. Компьютер – надстройка для нашего воображения.
– Не скажите… – Лодж не спешил соглашаться. – Мы просто ходим кругами. Бесконечные рассуждения без всякого результата…
И все же он прекрасно знал, что Форестер недалек от истины. Он своими глазами видел, что компьютер способен действовать независимо – иначе кто заставил Хлыща бросаться гусем? Но одно дело – механически выполнить единственное действие от лица готового персонажа, и совсем другое – полностью управлять поведением образа, которого и на сцене-то быть не должно. Есть ведь разница?!
Или нет?
– Машина могла сама вести персонаж Генри, – настаивал Форестер. – И она же заставила Философа над нами поиздеваться.
– Но зачем?! – вопросил Лодж и тут же покрылся мурашками от осенившей его догадки.
– Она дала нам понять, что разумна, – озвучил его мысль Форестер.
– Была бы она разумна, она бы, наоборот, это скрывала, – возразил Лодж. – У нее ведь нет от нас защиты. Мы можем ее попросту разбить. Да и наверняка разбили бы ее, узнай мы о таком! Разобрали бы по винтику, и баста!
Воцарилось молчание. Лодж явственно чувствовал, что в атмосфере станции поселился страх. В этом страхе смешался и моральный конфликт, и внезапная смерть, и лишний персонаж, и одиночество узников, запертых на тщательно охраняемом голом камне.
– Я уже ничего не соображаю, – произнес Лодж. – Отложим до завтра. Утро вечера мудренее.
– Хорошо, – согласился Форестер.
– Выпьем?
Форестер молча покачал головой.
«Ему тоже не терпится уйти к себе, – подумал Лодж. – Как раненому зверю, который ищет уединения. Все мы тут раненые звери, расползлись по своим норам зализывать раны, отравленные необходимостью каждый день видеть вокруг себя одни и те же лица, смотреть на одни и те же рты, произносящие одни и те же ничего не значащие фразы. Видишь чей-то рот и тут же понимаешь, что скажет его владелец…»
– Спокойной ночи, Байярд.
– И вам, Кент. Приятных снов.
– Увидимся.
– Это уж точно.
Форестер вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Доброй ночи, сладких снов, не пускайте в дом клопов.
Среди ночи Лодж проснулся от собственного крика.
Он резко сел на постели, онемевшим разумом нащупывая реальность, неуклюже отделяя ее от сна. Понемногу узнал свою комнату и окружающую обстановку, вспомнил, кто он, чем занимается, как попал сюда.
«Это просто сон», – сказал себе Лодж, переведя дух. Такие сны были тут делом обычным. Их все видели. Идешь по улице, по дороге или по лестнице – в общем, где угодно идешь себе, и вдруг на пути у тебя появляется жуткое чудовище. Чудовище может быть похоже на паука или гигантского червя, у него могут быть рога, четыре кривые лапы, огромные челюсти, с которых капает слюна, – все, что в состоянии вообразить спящий разум. И оно страшно тебе радуется, кричит: «Здорово, дружище!» – и хочет общаться. Потому что оно тоже человек, твой приятель. Лодж содрогнулся, припомнив, как выглядел его «приятель», какой страшной была мохнатая когтистая лапища, дружески приобнявшая его за плечи… «Сколько лет, сколько зим! – ревел монстр, от восторга забрызгав Лоджа слизью. – Пойдем выпьем по стаканчику! У меня такие новости!» От вони у Лоджа темнело в глазах, он пытался отстраниться от нависающей над ним кошмарной фигуры, отчаянно хотел убежать, однако ни отстраняться, ни бежать было нельзя, ведь перед ним стоял его друг, такой же человек, просто одетый в иную телесную оболочку.
Лодж опустил босые ноги на пол, нашарил тапочки, влез в халат и направился к себе в кабинет.
Там была припасена бутылка.
«Сладких снов, – думал он, смешивая виски с содовой. – Какие уж тут, к черту, сладкие сны… Вот и меня настигло».
Его настигло чувство вины – за то, что человечество собиралось сделать.
Но ведь это было великое, разумное дело, несмотря на свою этическую неоднозначность!