Потом, конечно, какая-нибудь причина для риска да возникнет: невозможно предусмотреть все. Полевые вылазки даже под защитой легионеров, самых надежных машин и роботов – это все равно риск. А еще надо вести аэрофотосъемку и картографирование; эти занятия также чреваты недобрыми сюрпризами и риском – но риском, сведенным в абсолютному минимуму.
К тому же всегда есть база – надежная, неприступная база: туда при необходимости можно отступить, там перегруппироваться, собрать подкрепление и устроить контратаку.
Защита от дурака и дурацких неожиданностей. Всегда. Всякий раз. Во всем.
Декер на минуту задумался, что с ним случилось прошлым вечером. Дело, конечно, в том юном глупце, Джексоне; возможно, он способный биохимик, но совершенно точно не годится для подобной работы. Где-то произошел сбой: отборочная комиссия должна была заметить психологическую нестабильность Джексона и забраковать его кандидатуру. Нет, прямого вреда он, конечно, не нанесет, однако выбить из равновесия может. Раздражающий фактор, вот он кто, подумал Декер. Просто раздражающий фактор.
Декер бросил взятые с собой вещи на длинный стол, выбрал из кучи скрученный рулон ватмана, раскатал его, расправил и прижал по углам. На листе пока был только грубый набросок части речного русла и горы на западе. Базу обозначал заштрихованный квадрат. Оставшаяся поверхность листа была пустой.
Ее требовалось заполнить; Декер нисколько не сомневался, что постепенно карта обретет надлежащий вид и форму.
Из южной части выжженной вокруг корабля территории в небо с ревом взмыл джет и унесся на запад. Декер провожал аппарат глазами, пока тот не исчез из вида. Джарвис или Доннелли? Это они приписаны к группе разведки юго-западного сектора – между базой и теми горами далеко на западе.
Еще один старт. Рисуя реактивный след, второй джет набрал скорость и скрылся. Фриман или Джонс.
Декер вернулся к столу, подтащил стул и сел. Постучал карандашом по белой поверхности карты. За спиной снова заревело: в небо поднимался третий аппарат.
База больше не напоминала выжженный, пустой кусок породы. Что-то здесь уже появилось от лучшего наследства Земли: эффективность, здравый смысл, нацеленность на результат.
Там и тут группками стояли поглощенные разговорами люди. Вот один присел на корточки и что-то принялся объяснять замершим рядом роботам. Кто-то внимательно осматривал джунгли за периметром.
Декер удовлетворенно хмыкнул. Хорошая команда. У большинства настоящая работа начнется только с получением предварительных результатов от разведывательных экспедиций, – и они даже время ожидания решили провести с пользой.
Изыскатели брали образцы почвы и проводили анализ. Роботы ловили все, что только бегало, ползало и шевелилось. Все, что подходило под категорию биологических объектов, тщательно изучалось под микроскопом или с помощью рентгеновского аппарата. Объекты фотографировали, препарировали; анализировали и проводили через реактивные тесты. Всю растительность заносили в каталог, делили на виды и классы. Для анализа почвенных отложений бурили шурфы. Прогоняли через приборы речную воду; для выяснения уровня залегания грунтовых вод копали колодцы.
И это все вроде бы между делом, в ожидании того, как джеты привезут информацию, позволяющую определить зоны, достойные серьезного изучения.
Как только поступал очередной предварительный отчет, немедленно начиналась серьезная работа. Геологи и планетологи брали пробы из недр планеты и запускали метеозонды. Ботаники собирали гербарий. Каждый выполнял работу, к которой его готовили. Отчеты с полей стекались на базу и становились кирпичиками, из которых предстояло выстроить систему представлений о планете.
Работа, работа, много работы. День за днем. Все это время база оставалась кусочком Земли – надежный кров, защита от угроз окружающего мира.
Декер сидел на стуле, ощущая, как под навесом становится свежее. Ветерок играл волосами, ворошил бумаги на столе, шелестел разложенной картой. Здесь неплохо. Впрочем, ненадолго, скоро все изменится. Почти всегда меняется.
Когда-нибудь, думал Декер, я найду планету-сказку, планету-эдем: с ровным прекрасным климатом, с пищей, растущей прямо под ногами, с умными и дружелюбными аборигенами. И там останусь. Просто откажусь подниматься на корабль. И проживу отпущенные мне дни в очаровательном уголке этой мерзкой галактики – загибающейся от голода, потерявшей рассудок от жестокости и одиночества, такого одиночества, о котором и помыслить нельзя.
Он вынырнул из своих размышлений и увидел, что у входа в павильон топчется Джексон.
– Что еще? – спросил Декер с внезапным ожесточением. – Почему вы…
– Притащили местного, сэр, – выдохнул Джексон. – Одного из тех, кого заметили Уолдрон и Диксон.
Местный был гуманоидом – однако далеко не человеком.
Как и рассказывали Уолдрон с Диксоном, он напоминал детский рисунок: проволочный человечек, «палка-палка-огуречик». Черный, как пиковый туз, голый, с похожей на тыкву головой. И с этой тыквы на Декера смотрели глаза: ярко, ясно, разумно.
Встретив их взгляд, Декер почувствовал напряжение. Он обернулся: вокруг столпились все его люди. Они смотрели и ждали, точно так же напряженные.
Декер медленно потянулся рукой к одному из двух комплектов ментографа. Пальцы замерли: на мгновение он испытал смутное нежелание надевать гарнитуру. Контакт или попытка контакта с чуждым разумом – это жутко, это противоречит всему опыту, который накопило человечество. Сосет под ложечкой. Не по себе. Страшно.
Он медленно поднял наушники, подогнал себе по размеру – и показал местному на второй комплект.
Глаза Чужого некоторое время разглядывали Декера. Ни звука, ни движения.
Отвага, подумал Декер. Чистая, беспримесная отвага. Стоять здесь, в изменившемся за одну ночь знакомом мире, стоять недвижно и прямо, в окружении существ, которые, должно быть, кажутся порождением кошмаров.
Гуманоид шевельнулся, сделал шаг к столу, протянул руку и взял гарнитуру. Немного неуклюже закрепил на голове. И все это ни на секунду не отводя от Декера взгляда настороженных, внимательных глаз.
Декер заставил себя успокоиться. Нельзя пугать аборигенов; наоборот, их нужно убаюкать, рассеять тревогу, передать ощущение дружелюбия. Один неверный жест, одна грубая мысль – и они отпрянут как от резкого удара.
А этот абориген и вовсе умен, с ним надо поосторожнее. Он понял, что нужно надеть гарнитуру, и ему хватило выдержки, чтобы это сделать.
Декер уловил первый, еще слабый ментальный отклик прибора; внезапно под ложечкой засосало сильнее, заныло в груди. В мысли, которую он уловил, не было ничего угрожающего; ничего, что можно перевести в слова, – только чужеродность. Как чужой запах. Присутствие не-людей, ощущение, от которого заныли зубы. Он подавил приступ тошноты и отвращения: с таким настроем в своем дружелюбии аборигена не убедить.
– Мы друзья, – внятно подумал Декер. – Мы друзья. Мы вам не навредим. Не навредим.
– Вам не уйти, – сказал гуманоид.
– Будем дружить, – подумал Декер. – Дружба – это хорошо. У нас есть подарки. У нас есть…
– Вам не следовало прилетать, – донеслась мысль Чужого. – Однако вы здесь, и вам не уйти.
Не дави на него, сказал себе Декер. Не дави.
– Ладно, – передал он мысль. – Мы останемся. Останемся и будем дружить. Мы останемся и научим вас. Подарим то, что привезли специально для вас, и будем жить здесь вместе.
– Вам не уйти, – донеслась до Декера мысль аборигена. В ней ощущалось что-то холодное, логически несокрушимое, простая констатация факта, и Декера внезапно пробила испарина.
Гуманоид верил в то, что говорил. Он не пытался пугать. В его голове действительно существовала мысль, что земляне не смогут отсюда выбраться, что старт с планеты им не пережить.
Декера эта мысль позабавила.
– Вы здесь умрете.
– Умрем? – переспросил Декер. – Почему умрем?
В мыслях «проволочного человечка» проскользнула брезгливость. Помедлив, он поднял руку, снял гарнитуру и аккуратно положил ее на стол.
Затем развернулся и пошел прочь.
Остановить его не пытались.
Декер снял свою часть комплекта и швырнул на столешницу.
– Джексон, – позвал он, – свяжитесь с патрулем. Пусть его пропустят. Пусть даже не пробуют остановить.
И обессиленно осел на стуле. Подчиненные стояли вокруг. Смотрели.
Уолдрон спросил:
– Ну что там?
– Он приговорил нас к смерти, – ответил Декер. – Сказал, что планету нам не покинуть. Сказал, что все мы здесь умрем.
– Сильное заявление, – заметил Уолдрон.
Декер устало взмахнул рукой:
– Он действительно так думает. В самом деле считает, что сумеет нас здесь задержать. Уверен, что нам конец.
Забавная ситуация. Голый гуманоид выходит из джунглей и грозится расправиться с изыскательской партией человечества. Фантазер.
Однако ни на одном обращенном к Декеру лице не было улыбки.
– Не позволяйте себя запугать.
– Тем не менее, – заявил Уолдрон, – нужно принять все меры предосторожности.
Декер кивнул:
– Аварийный режим. Немедленно. Базу не покидать, пока не убедимся… не убедимся…
Его голос дрогнул. Пока не убедимся в чем? Что голый дикарь из дикого леса – без всяких признаков цивилизованности и культуры – одолеет группу, защищенную кольцом защиты, машинами, роботами и штурмовиками, которых всю жизнь учили мгновенно и безжалостно уничтожать все, что окажет хотя бы намек на сопротивление?
Смехотворно!
Однако в глазах дикаря светился разум. Там светились ум и отвага. Он стоял в окружении Чужих – а земляне были для него Чужими – и не отступал. Он смотрел в лицо неизвестному и говорил то, что было сказано, – а потом ушел с достоинством, которым по праву мог бы гордиться любой землянин. Должно быть, он понял, что чужаки прибыли издалека, что они не из его родного мира: ведь он сказал, что им не следовало прилетать. Он понял, зачем нужен ментограф и как им пользоваться; впрочем, чего было больше в его поступке: ума, храбрости или невежества – сказать пока невозможно. Трудно найти меру для нечеловеческого разума.