– Я не буду, – сказал Кен жестко. – Ни рано, ни поздно. Господи, да зачем это нужно вообще?
– Это у них такой свежий взгляд, – сказал Дон едко. – Хотят новое поколение эффективных менеджеров вырастить. Научат они их управлению, ха-ха! Трусливых людоедов они так вырастят, каннибалов исподтишка, а не управленцев. Настоящий менеджер жрет подчиненного, честно глядя ему в глаза! Кстати, менеджер, не хочешь приехать? Бери отпуск, всем же пофиг, никому ты там не нужен, и давай к нам, мама соскучилась.
– Погоди, – сказал Кен. – Я все-таки осмотрюсь сначала, я же без году неделя инженер по культуре, ничего еще не понял…
Кен осмотрелся, все окончательно понял и сделал то, что было для него естественно, – забил болт. Взял отпуск, съездил к родителям, отдохнул, вернулся – и забил болт еще глубже.
– Чем ты тут занимаешься? – спрашивала его Джейн. – Ну вот чем?
– Набираюсь опыта, – говорил Кен. – А там видно будет.
– Хорош опыт – проводить дурацкие совещания и бродить вдоль конвейера, делая умное лицо. Всегда вы, ребята, плыли по течению и сейчас плывете. Но Мишки хотя бы работают!
– Я тоже работаю. Я поэтому на конвейере столько времени провожу. Тут очень многое видно. Я тут вижу…
– Фигу ты видишь, – сообщала Джейн.
Кен нервно теребил галстук, и Джейн привычно давала ему по рукам.
– Я три докладных по оптимизации накатал, – обиженно бубнил Кен. – Тут резервов поле непаханое. Только всем наплевать. А людям можно сделать лучше, проще, удобнее… Просто надо следить за ними внимательно.
Джейн глядела на него с явным недоверием и говорила:
– Ну ладно, раз уж вспомнила… Пойдем вместе последим за парой симпатичных лоботрясов.
И они приходили – и вставали у нас над душой.
И мне на какое-то время становилось тепло.
Спасибо вам, ребята, уже за это.
Господин инженер Маклелланд прибыл на завод летом, и хватило его пофигизма до Нового года. Потом он подумал, что жизнь-то проходит и на жизнь она похожа чисто приблизительно. Он подкатывал ко мне с невнятными жалобами, а я сам был задерганный и несчастный. И Кен остался наедине с необходимостью принять серьезное решение.
Он уже пять лет вбухал в автопром, пять лет потратил на компанию и еще оставался ей должен за учебу. Искать себя в другой области – поздно. И какая разница, где бороться с идиотизмом? Придется это делать в любом случае, если хочешь жить, а не выживать. Значит, надо делать карьеру, и делать ее в темпе. Для начала – вырваться из болота, потом забраться на такую гору, откуда сможешь навязать свои правила.
В наступающем году начинался очередной этап игры. До увольнения начальника отдела – всего три квартала. Пора шевелиться, иначе Кен уже никогда не успеет.
Игра была самым увлекательным, что можно найти на заводе, а для амбициозных ребят вроде Кена и Джейн – единственным шансом как-то оправдать свое прозябание здесь. Только зажми совесть покрепче в кулак, объясни себе: подставлять другую щеку надо так, чтобы противник сломал руку, – и вперед.
В конце концов, для порядочного человека доносительство не может быть органично, это для уродов просто-таки образ жизни, а для нас – лишь средство достижения цели. Поехали!
Цель у Кена была самая добрая. Он помучился-помучился совестью, а потом решил подойти к вопросу с точки зрения эффективности, изучил его как следует, нарисовал свой хитрый график – и приступил.
На меня он стучал, поскольку был уверен, что мне ничего не будет, ведь я под крылышком у кадровика. Хорошо иметь такого полезного друга, как я, правда? Стучать на меня было стыдно и в то же время легко.
Стучать на Джейн он даже не думал. Джейн писала на него замечательные доносы, а Кен глядел на нее – и восхищался. Ему в голову не пришло бы, что этот венец творения может его закладывать, но даже открой ему кто глаза, он бы Джейн оправдал и простил. Она по-прежнему была для него самой лучшей. Одно время он даже ревновал ее к Михалычу.
Михалыча он и ко мне ревновал – чистой и возвышенной братской ревностью – и стучал на него с удвоенной легкостью. Пиндосы засчитывали Кену очередной плюс, а докладные на Михалыча спускали все тому же кадровику, ответственному за русский стафф, и благополучно забывали о ничтожном работяге.
Джейн никогда не стучала на нас с Михалычем. Для нее это было так же немыслимо, как для Кена стучать на Джейн.
Представить не могу, чем бы этот детский сад кончился, наверное, всеобщей импотенцией и фригидностью на почве нервного перенапряжения, если бы не дурацкая история с плакатами-мотиваторами. Кен слишком поздно вступил в игру, ему надо было добрать еще плюсик к концу квартала, чтобы выйти в лидеры карьерной гонки, получить свое повышение и начать уже нагибать молодых специалистов. И тут, как нарочно, эти плакаты.
Опасаясь провокаций и не желая, чтобы в конкурс влезли чужаки-шутники, пиндосы решили: никакой электронной почты. Хочешь участвовать – будь мужиком, прояви упорство и заодно подтверди, что у тебя есть пропуск на завод. Сбрось свое художество на карточку, она копейки стоит, положи ее в конверт, туда же клади запечатанный конвертик с личными данными, а на большом конверте пиши девиз и опускай это дело в ящик, который стоит на заводе. Так-то, ребята, чужие здесь не ходят.
Кена это устраивало. Он замыслил фокус рискованный, но при минимальном везении – надежный. В ящик действительно не пролезет ни один чужак, и там не будет неподписанных работ. Если подбросить туда провокационную фальшивку, она окажется единственной, потому что повторить такую военную хитрость ни у кого из пиндосов не хватит мозгов, а у русских – наглости. И весь профит с фальшивки гарантированно получит ловкий Кен.
Он прикинул, как бы поступил не слишком остроумный, но изобретательный русский парень, замыслив испортить настроение пиндосам. В архиве Кена лежала фотография: стена типового армейского бокса, и во всю стену – российский солдат с физиономией Кеннета Маклелланда и едва заметной синевой на могучем кулаке. Кен знал, что на определенном расстоянии синие точечки складываются в отчетливое «fuck you» – и эту татушку не я придумал, а он сам, еще в школе. Если написать «USA», очень хорошо получится. Надо только найти рисунок с одухотворенными мордами трудящихся и чуток над ним поколдовать.
Одно его смущало: выбор автора. Придется стучать на меня, и стучать заранее, потому что я – первый кандидат в художники-террористы. На заводе любой пиндос знает, что я рисую, вообще-то, и не упускаю случая побольнее укусить начальство. Если не заложить живописца-диссидента заблаговременно, тогда пиндосы, едва разглядев плакат, сами на меня подумают, и весь смысл подставы теряется.
А на мне уже висело столько антипиндосской пропаганды, что поздно с завода выгонять – судить пора за разжигание нелюбви к стратегическому партнеру и союзнику России. И одно-единственное «fuck USA» могло оказаться последним гвоздем в гроб моей репутации.
Кен подумал-подумал и решил, что пронесет нелегкая еще разок, авось не уволят хорошего человека. Нафотошопил рисунок, поскрипел мозгами, родил слоган «Эффективность – это красота», случайно потерял одну «ф», заметил ошибку – и оставил, вспомнив, как я горжусь своей грамотностью. Подшутил над другом, свинтус. Незаметно бросил конверт в ящик – и накатал на меня докладную. Якобы по своим каналам получил инфу, что готовится антиамериканский выпад. Вот какой он молодец, вот как умеет работать со стаффом – на опережение. Это высший пилотаж, когда ты русскую народную подлянку углядел своевременно и предотвратил, за такое очень хвалят. Сразу плюс два очка.
Должность старшего менеджера была, считай, в кармане.
К несчастью, эффект от провокации зашкалил.
Помощник директора завода по культуре производства Рой Калиновски вызвал к себе в кабинет менеджера отдела культуры Кеннета Маклелланда.
В планшете Роя была открыта докладная Кена на меня, негодяя.
Рой глядел ласково, говорил мягко, только слова были такие, от которых Кену стало не по себе.
А смысл был следующий. Если информация Кена верна, то, когда вскроют конверты, Рой позаботится, чтобы мой плакат не остался без внимания комиссии. Шума будет много. За мной столько уже накопилось, что я вылечу через проходную автоматически, бац – и покатилась буйна головушка. Доказывать, что я нарушил корпоративную этику, совершенно не обязательно, можно просто выгнать, нет человека – нет проблемы. Но если все-таки меня спросить и я уйду в отказ – будет слово Кена против моего. Слово Кена, разумеется, весит больше. А по-настоящему весомым оно станет, если Кен готов бросить его мне в глаза при свидетелях. Пришло время показать, как молодой специалист умеет разбираться с туземным стаффом.
– Тебе надо проявить лидерские качества, – сказал Рой. – Считай это тестом на профпригодность. Этот парень задолбал. Сделаем так. Вызываем русского в отдел, ты его там песочишь, и через минуту он – никто, а ты – чемпион.
– В каком смысле?
– В смысле – начальник отдела культуры производства. Как только ваш старик уволится, ты будешь назначен. Я гарантирую это. Ну?
Кен не ждал такого. Ему давали шанс прыгнуть через должность, сэкономив как минимум несколько лет жизни. Царский подарок. Но какой ценой? Что за дикий спектакль? Кен никогда не слышал о подобных издевательствах над рабочими. Это шло вразрез с пиндосскими традициями управления. Неугодных всегда увольняли с милой улыбкой, никто никого не песочил, да еще при свидетелях.
А теперь вот так дрессировали менеджеров. Воспитывали боевой дух. И проверяли на вшивость заодно. Туземца не жалко – если он потом раскроет пасть, русские его сами в порошок сотрут. Русские на наш завод разве что не крестятся.
Кен понял, что влип. Ему надо было всего-то заявить в глаза простому сборщику, маленькому человечку: Михаил, я тогда перед сменой заметил у тебя конверт, и ты мне его показал, там еще стоял девиз «Эффективность – это красота», и кстати, на конверте у тебя не было ошибки в слове «