И уже продавцу.
— И один шлем пластиковый. — Посмотрел вопросительно на Короткого.
— ЗэШа, номер один, — подсказал тот, — чтобы у всех были одинаковые.
— Да. ЗэШа–один, одну штуку. И, если есть, один ака пятнадцатый… Всё.
Шило поинтересовался.
— Гоги, а игрушки у тебя есть?
Гоги стрельнул глазами в стороны. Зашептал.
— Тэбе что, дарагой, атомная бомба нужна?
Все слегка охренели. Скорый спросил, почему–то тоже шёпотом.
— А что — есть?
— Для моей Бабки Милы — всё есть, всё достану, хоть из–под зэмли.
Шило вышел из ступора.
— Да ну, Гоги, зачем нам атомная?! Я про детские игрушки. Ну… Куклы там, лошадки, мячики, плюшевые медведи.
Тут пришла очередь Гоги впасть в ступор.
— Нэт. У нас такого нэт… Зачэм в Улье, игрушки?
— Жалко, — вздохнул Шило.
Короткий вступил:
— Рации, переговорные устройства, наушники, микрофоны, гарнитуры, компактные ретрансляторы. Что посоветуешь?
— Э-э дарагой. Я тэбе кенвуд посоветую. Кенвуд, это рация — вэщь. Конфетка. Двадцать киломэтров достаёт свободно. Двое суток работает бэз пэрерыва. Но гарнитуры к ним отдэльно. А транслятор тэбе не нужен. Кенвуд хватит вот так, — он показал рукой «выше крыши».
— Шесть штук тогда. И рации и гарнитуры. У меня всё.
— Неси, — скомандовала Бабка.
— Посидите, — Гоги ткнул на диванчик, — я быстро.
Через пару минут в лавочку, через заднюю дверь въехала большая складская телега, которую толкал полуящер–получеловек. Пашка потянулся к апээсу. Бабка перехватила его руку.
Гоги спросил:
— Новик наверно? Успокойся дарагой. Это кваз.
— Уф, блин, — выдохнул Дугин, — предупреждать надо.
Бабка осмотрела кучу покупок, оценила объём.
— Мужики, а почему мы на пепелаце не поехали? Кто–нибудь может мне объяснить? Как мы всё это попрём? Шило, может ты пригонишь нашу машинку? А?
Шило пошел к выходу. Бабка ему вслед предупредила.
— Только не так, как в прошлый раз.
Шило кивнул и ушёл.
— А что было в прошлый раз?
— В прошлый раз пришлось заплатить три «чёрных», за его лихие поездки. Ну что Гоги, расскажи, как ты живёшь.
У Гоги акцент куда–то исчез.
— В принципе, нормально. Покупаю… Продаю… — он перешёл на шёпот, — хозяин только плохой. Зарплату задерживает, за каждый пустяк штрафует, нехорошо поступает.
— Вексель совсем обнаглел, — посочувствовала Бабка, — уж совсем себя хозяином Полиса возомнил.
Так они прошептались, пока не приехал Шило.
Загрузили купленное, расплатились и поехали дальше.
По дороге Шило попросил остановить у одной лавочки. Сложил ладошки молитвенно:
— Бабка, пятнадцать споранов. Пожалуйста.
— Ну, на. — Бабка удивлённо отсыпала Шиле горстку шариков.
Тот заскочил внутрь лавки и вышел оттуда с гитарой.
Бабка удивилась:
— На кой тебе гитара?
— Ну, шеф! Ессесно, я ей не орехи колоть буду!
Бабка пожала плечами, ну ладно, мол.
Потом затарились ещё женским бельём и покатили домой
Бабка с покупками отправилась к Ольге.
Короткий, сначала примастрячивал радиостанции к шлемам группы. Иногда отвлекая Пашку, проверяя на нём крепление наушников и микрофонов, настройку на частоты и качество связи. Закончив с переговорниками, Короткий убрёл в гараж и до самой темноты что–то там бухал–ковал. К ночи принёс три тесака, таких же, как у него. Из рессор. В самодельных ножнах, сделанных из пластиковой трубы с обшивкой из брезента и с креплением на бедро. Показал Пашке, как всё это крепится.
— Стечкин — вперёд. Так, чтобы когда ты сидишь, ствол лежал сверху. А нож — сбоку., рукоятка у самой задницы. Очень удобно. Я так уже полгода ношу.
Пашка сделал по рекомендациям, встал, выхватил ствол, вставил на место. Отлично получилось. Вытащил тесачину. Тоже, очень удобно. Полюбовался на изделие.
Лезвие, отполированное до зеркального блеска выглядело угрожающе. Наборная ручка из шершавого пластика лежала в руке как влитая. Пашка остался доволен. Может вещь и не блистает эстетикой, но очень удобная. Функциональная.
Шило закрылся с гитарой в своём купе и тихонько что–то брякал на своей новой игрушке. На ворчание Короткого, что Шило не занят делом, Скорый возразил:
— Не мешай, Аркаша, он занят очень важным делом.
Короткий посмотрел насторожено, но ничего не сказал.
Павел, остаток дня набивал магазины для автоматов и пистолетов, и рассовывал их по карманам разгрузок, присобачивал к автоматам подствольники. В подвале гаража пострелял из Стечкина для Ванессы, потом его чистил. Вспомнил, что в одной лавочке видел набедренную кобуру, сходил и купил её.
Достал из упаковки машинку Ракова и зарядил три пулемётные ленты по сто штук. Уложил это хозяйство в ленточные короба, отнёс в гараж и оставил в багажнике Багги.
Потом проверил ещё раз все оружейные механизмы. К вечеру пошел на кухоньку и, как–то… задумался, и нечаянно наварил пятилитровую кастрюлю борща, всё с той же тушёнкой.
Потом, когда все собрались в домике, то на ночь, по старой русской традиции, нахваливая, натрескались Пашкиного варева. И осоловевшие разбрелись спать.
Мария, видимо уставшая бояться, да и успокоенная Пашкиным «лечением», ушла в свою комнату. Пашка с наслаждением разделся, с наслаждением завалился в постель и с наслаждением закрыл глаза.
Но вот уснуть как раз не удалось. Только задремал, на улице тихонько запела гитара. Чисто и светло, с красивым перебором. Потом подключился голос.
Незатейливые слова простенького романса. Но голос! Голос! Голос страдал, тосковал и плакал. На ум пришло где–то услышанное — «трагический тенор».
— Целую ночь соловей нам насвистывал…
А гитара вторила, рыдала и обливалась кровью.
— Город молчал и молчали дома. Белой акации гроздья душистые…
Скорый вылез из постели и, как был в трусах, вышел в коридор.
У закрытой уличной двери толпилась вся бригада в неглиже. Даже сдержанная Ванесса.
Бабка тихо подсказала:
— Шило поёт. Он же музыкалку закончил.
Мария подняла глаза на Скорого. В них плескались слёзы восхищения.
Калитка между участками скрипнула, и гитара умолкла.
Ольга во дворе сказала:
— Шило, ты чего замолчал. Пой дальше.
— Извини, Оля. Извини. Я не хотел тебя будить.
Певец, с гитарой наперевес, вломился с улицы в гостиную. И наткнулся на группу голых поклонников.
— Вы чё тут?
Бабка взохнула:
— Мы тебя, Рома, слушаем. Может, споёшь ещё? Нет. Ну, тогда пошли все спать.
И неожиданный концерт закончился.
Среди ночи Дугин снова проснулся. Сначала не понял — от чего. Прислушался.
Где–то негромко разговаривали.
Он встал, взял один АПС, вышел в коридор. Бубнение шло непонятно откуда.
Первым делом проверил Марию. Заглянул в её комнату — кровать пуста.
Дугин замер, пытаясь сориентироваться. Разговаривали где–то наверху. Пашка вышел на улицу, обошёл дом и по приставной лестнице тихо поднялся к уровню крыши. Осторожно выглянул, поводя над краем стволом.
На коньковом брусе сидели Маша и Шило. Они прижались вплотную друг к другу и завернулись в одну плащ–палатку, спасаясь от ночной прохлады. Шило что–то говорил. Пашка прислушался.
Шило читал стихи!
…Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос…
Парочка сидит ночью на крыше, смотрит на звёзды, и «он» читает «ей» стихи. Что это означает?
Да, Господи! Понятно, что…
Скорый, так же тихо, слез с лестницы, вернулся в дом, улёгся в постель и, с довольной улыбкой, уснул.
Глава 17.
Утром все вылезли в гостиную на завтрак несколько невыспавшимися. Мария так вообще, на ходу клевала носом.
— Молодёжь, — подумал Дугин, — вечером не укладёшь, утром не разбудишь.
После завтрака Бабка выдала ориентировку:
— Так. Сегодня у нас поездка в Отрадный. Если всё хорошо пойдёт, то, может быть, успеем обернуться два раза.
Шило пробурчал:
— Тут никогда ничего хорошо не идёт…
— Ладно. Будем рассчитывать на одну поездку. В группу войдут Скорый, Шило, Короткий и я.
Скорый спросил.
— Может тебе лучше дома остаться? А?
— Ты хоть понял, что брякнул?! — возмутилась Бабка. — Вы же без меня — слепые!…
Подумала и добавила уточнение.
— И тупые!… Ты, что ли, тварей отслеживать будешь?
Дугин поднял руки:
— Извини. Извини. Не подумал.
Тут встряла Машка:
— А я что — остаюсь? Я не согласна! Я тоже поеду! Только я одна знаю — где стоит ризограф!
Бабка её спросила:
— Беда, ты же хотела быть у нас в группе?
Дождалась согласного кивка, и продолжила строго и назидательно:
— А группа, голубушка, это дисциплина. Прежде всего. Поэтому на все твои «хочу», есть моё «нельзя». Поняла?!
Мария опять нахмурившись покивала.
— Расскажешь сейчас мужикам где этот… Эту хреновину можно забрать. Ну и, что там к нему, — чернила, бумага, ручки, карандаши… Мы первым делом этот печатный станок с причиндалами припрём. А за остальным, в случае чего, можно попозже сгонять.
Беда надулась, обиделась, прямо до слёз.
Шило подсел к ней на диванчик, взял её руки в свои и что–то зашептал. Машка оттаяла, закивала согласно головой, сдула губы. Стрельнула глазами на Пашкину иронично усмехающуюся физиономию. Что–то шёпотом отвечала Шиле.
Короче — сладилось у этих двоих.
Беда объявила:
— Хорошо, я остаюсь. Но вы поможете Роме… Шиле… Шилу… Тьфу. Набрать там кое–чего.
Бабка поёрничала:
— Мадам! Да как же это вы изволили согласиться?! Вот уж — никто не ожидал! Поди, Аньке за игрушками собиралась? Я угадала?
Мария снова покивала.
— Дядя… Э-э… Скорый должен знать, где детский мир.
— Мир игрушек? — уточнил Пашка.
— Да, да. Мир игрушек.
— Ну, так это же недалеко от моей конторы. По «Нефтяников». Да и администрация там почти рядом.
И они с Машкой сели и на пару начали продумывать и рисовать маршрут.