В «Магните» всё было перевёрнуто вверх дном. Вино–водочный отдел, отделы сыров, колбас, фруктов — всё было пусто. Остальное какие–то варвары или разбросали, или опрокинули.
Женщины забрели в кондитерку и начали засовывать в пустой рюкзак конфеты, шоколад, зефир в упаковках. Параллельно уплетая пастилу и мармелад.
От тортов на полках остались только крошки. Видимо кто–то их ел, прямо не отходя от стеллажей. Скорый пошёл искать чай, а Короткий — туалетную бумагу.
Пока Пашка сгружал в свой рюкзак коробки «липтона», мимо промчалась Беда.
— Ты куда?
— В отдел сумок. Рюкзака не хватило.
Шило вынырнул в эфире с вопросом:
— Бабы… Э-э, извиняюсь… Женщины! Орехи брать?
— А где ты их нашёл.
— На складе.
Все завернули на склад.
Бабка замерла.
— К администрации твари потянулись. Мелкие. Ничего опасного. Работаем.
Скорый поторопил по рации:
— Мужики, давайте велосипедами займёмся. Пусть женщины сами с едой разбираются.
Короткий попросил:
— Пойдём Шило, принесём генератор.
И они ушли. А Скорый подался в отдел с велосипедами.
Но тут грохнул выстрел. Потом ещё два раза подряд.
— Беда?! Бабка?! Вы где?!
Тишина.
Все ломанулись между стеллажей.
Беда стояла в полутьме склада, прижавшись к стене и выставив перед собой АПС.
— Машенька, — подлетел к ней Шило и прикрыл собой, — Ты чего? Что случилось?
Остальные ощетинились стволами, заняв круговую оборону, по секторам.
— К… Крыса… Огромная.
Все выдохнули. Расслабились.
— Где? — волновался Шило.
— Вон… Между мешков…
Шило пошёл, взглянул.
— Дохлая.
Приподнял тушку за хвост.
— Обыкновенная крыса.
— Я попала хоть? — всхлипнула Беда.
— Три раза. Хватило бы и одного. Расслабься, солнышко.
И польстил:
— С такой меткостью тебе даже элита не страшна, не то что — крыса. Держись поближе к Бабке.
Бабка почесала переносицу.
— Мдас… Нашумели.
Только начали резать велосипедные рамы, как возникли результаты Машкиной стрельбы.
Бабка сообщила в эфир:
— Твари. Штук двадцать. Идут от площади сюда. Собираемся у главного входа.
Собрались. Шеф спросила. :
— Что делать будем? Как думаете?
— Ты о том, что стрелять нельзя?
— Да. Мы же тут соберём уродов со всего городка и окрестностей. Работать не дадут.
Шило спросил.
— Крупные прутся или так, мелочь.
— Мелочь. Даже топтунов нет. Наверно, одни пустыши.
— Двадцать штук?
— Да. Где–то так. Ну, может тридцать.
Шило вытащил мачете из ножен, ловко крутанул в руке.
— Рубить придётся.
— Ты мне тут не геройствуй! — осадила Бабка. — Гладиатор, блин!
— А что ты можешь предложить? — удивился Шило.
— Уходить надо. Засядем в гараже у Скорого, переждём.
Короткий предложил:
— Давайте подождём тут. Если ситуация серьёзная — постреляем пришёдших и уйдём через Осиновский. Всё равно работать, действительно, не дадут.
— А что — в Улье может быть и несерьёзная ситуация?
— Ну, Бабка, ты не забывай, что и я, и Шило — мулы. Мы сильнее и быстрее даже жрунов. А уж справиться с толпой медлительных пустышей или прыгунов… Мне кажется Шило предложил неплохой вариант. И у нас есть знахарь.
Повернулся к Скорому.
— Скорый, ты на каком расстоянии можешь глушить.
— Не знаю. Примерно метров на тридцать. Не больше.
— А больше и не надо.
Пашка понял идею и взял боевое управление на себя.
— Тогда — так. Собираем всех гостей в кучу. Например, у этих дверей. Витринное стекло они не пробьют?
— Нет. Они просто не понимают, что его можно пробить.
— Ну и отлично. Запускаем тварей по одной и работаем с каждой отдельно.
Шило заржал:
— Индивидуальный подход к клиентам! Гы–гы. Мне нравится. Чур, я у самой двери.
Скорый продолжил:
— Дверь отрывается наружу. Толкаем её. Несколько уродов врывается, остальные своей массой её снова захлопнут. Ну, я надеюсь на это… Короткий — на двери. Шило — на… э… порубочной операции. Я страхую. Женщины у того киоска с бижутерией. В случае чего — стреляют. Но это уж на совсем крайний случай. Приготовились.
— Наружную дверь надо открыть, — подсказал Короткий.
Шило легко оторвал трубу от турникета, вышел в тамбур и заклинил дверь в открытом положении.
Ждали минут десять. Наконец из–за кафе, и из–за гаража, вышла толпа полулюдей, облачённых в какое–то грязное, окровавленное тряпьё. Один толстый мужик шагал в роскошной, и видимо дорогущей шубе, которая сейчас представляла жалкое зрелище. Пашка спросил.
— А чего это они все без штанов?
Шило просветил.
— Так они же серут. Жрут и серут, жрут и серут. А штаны снять никто не догадывается. Вот они и сваливаются… О! Вон — экземплярчик. Видишь?
Действительно. По тротуару брёл унылый бородач, у которого за одной ногой волочилось то, что когда–то было джинсами.
Скорый постучал по стеклу. Вся толпа замерла на секунду, и, увидев Пашку в холле универмага, бодро и сосредоточенно потопала ко входу в магазин.
Твари набились в тамбур. Те, что не вместились — толпились на улице у входа. Вся эта компания урчала и ухала, уставившись на людей за стеклом. Те, что в тамбуре, прижимались к прозрачной стене и бестолково пытались её преодолеть, естественно безуспешно.
— Приготовились, — скомандовал Скорый и ударил подавляющим импульсом по нелюдям. Стая синхронно отшатнулась и замерла. Пашка почувствовал слабость и сел прямо на пол. Но скомандовал:
— Начали.
Короткий толкнул дверь. Первым в щель пролез тот самый мужик в шубе. Следом протиснулась высокая девица, одетая в один топик.
Короткий крякнул, и голова девки покатилась по полу. А Шило распластал шубнику черепушку надвое, забрызгав себя кровью и мозгами.
И пошло, как по конвейеру. Очухавшийся Скорый оттаскивал трупы, и отпинывал головы, чтобы не болтались у рубщиков под ногами.
Тут подбежала Беда и, сказав: — Дайте я! Дайте я хоть разок! — Рубанула своим тесаком по башке протиснувшемуся в холл вялому, еле шевелящемуся, худющему мужику, в дорогом пиджаке, белой когда–то рубашке и в галстуке. Но с голой задницей.
Шило рявкнул.
— Машка! Назад! Назад, я сказал!…
Беда отбежала к Бабке, которая стояла, опустив автомат, облокотившись на киоск, и с интересом наблюдала за побоищем.
Через пятнадцать минут хаканья бойцов, стука об пол отрубленных голов, шума падающих тел и натужного сопения Скорого, «клиенты» закончились.
Шило горько посетовал:
— Надо было хоть какие–то, блин, фартуки найти. Я весь устосался как свинья.
А вот Короткий, как ни странно, остался чистеньким. Ну, так.. Несколько капелек крови.
Бабка оглядела кучу трупов и пожалела.
— Ни одного с нормальными споровиками. Столько работы и ни капли прибыли.
И тут за гаражами грохнул выстрел.
— Опа. Что–то я отвлеклась. Так. Смотрю… Там, прямо у двери в твою дежурку, четыре твари кого–то рвут. Один вроде бы рубер. Точно рубер, но небольшой.
— Надо спасать, — вздохнул Скорый. — На пепелаце выкатим за гараж, чуть дальше по дороге. Слышишь Бабка? За гараж не сворачивай. Встань так, чтобы можно было сразу, если что, уйти в сторону администрации. Пошли!
Они выбежали из торгового центра, заняли места, и багги, пролетев мимо Пашкиной конторы, затормозила метрах в двадцати.
Скорый сразу же долбанул из Корда в голову зверю, наседающему на одетого в разодранный броник… Кваза!
Остальные тоже выстрелили по разику. И, собственно, всё… операция длилась секунд двадцать.
Бабка развернулась, подкатила к месту побоища.
Когда Шило и Короткий стянули рубера с жертвы, открылась жуткая картина. Грудная клетка, разодранная зубами твари, прямо вместе с бронежилетом, розовела лохмотьями лёгких. Из левой сломанной руки торчал обломок плечевой кости. Обе ноги неестественно согнулись по местам нескольких переломов.
Бабка быстро сориентировалась, достала шприц со спеком и вколола наркоту в шею полуящера. Тот открыл глаза и зашарил правой рукой. Наверно в поисках оружия.
— Лежи, лежи. Всё нормально.
Кваз прохрипел:
— Ничего не нормально.
Скорый скомандовал:
— Берём его и заносим в гараж. Бля, и тут нашумели! Сейчас ещё кто–нибудь припрётся. Что за день такой, суматошный!
Затащили тело в дежурку и положили на тахту, подставив ему под ноги табуретку. Тахта для кваза оказалась слишком короткой.
Пашка тихо спросил в микрофон.
— Бабка, ну что? Лечить?
— А что у него?
— Всё бы ничего, но сердце разорвано. Оно не бьётся.
— Сможешь исправить?
— Не знаю. У меня опыта–то нет.
— Черт с ним. Лечи.
Пашка, первым делом плеснул энергии в затухающий мозг кваза. Потом положил ладони на дыру в груди, напротив сердца и начал сращивать мускульную ткань «мотора».
Кваз очнулся и спросил.
— Спек?
— Да, спек, — ответила Бабка.
— Не пожалели… Значит, не суки…
— Молчи, тебе нельзя говорить. Тебя лечат.
— Поздно… У меня сердце остановилось…
Посмотрел на Бабку.
— Мне молчать нельзя… Ты кто?… Ты же, вроде, Бабка?…
— Да, я Бабка.
— Это хорошо… Я знаю… Ты — человек… Слушай меня… Бабка…
Скорый предупредил:
— Если ты будешь болтать, то можешь умереть.
— Я… Так и так… Умру… Слушайте… Найдите в Полисе… — Он тяжело сглотнул — Бекаса… Он тоже кваз… Скажите ему… Что восемнадцатый погиб…
— Какой «восемнадцатый»? — Уточнила Бабка, полагая видимо, что кваз бредит.
— Это я… Восемнадцатый… Запоминай… Пароль… «Елизавета»… Ответ… «Ионова»… Только после этого… Скажете ему… «Сто девяносто один и три»… Всё… Он, рассчитается… Он, заплатит…
Кваз начал терять сознание, уходя в смерть.
Скорый плеснул ещё энергии, но понял, что не успевает. Кваз снова перечислил.
— Бекас… Пароль… «Елизавета»… Ответ… «Ионова»… «Сто девяносто один и три»… Бабка… Передай… Прошу…