— Хорошо, хорошо.
— Слово дай…
— Даю слово. Не беспокойся. Всё передам. Ты как тут оказался?
— Внешники гнали… Двое… Су… ток…
Кваз замолчал. Его мозг потух.
Скорый выматерился.
— …! Не успел! Жалко. Что с телом делать?
— Шило, проверь тело на предмет добычи. А мы пойдём трупы от двери оттащим. Потом ты этого тоже на улицу вытащи. Я чувствую, нам сюда ещё возвращаться, а тут всё протухнет. Скорый, выпотроши рубера. Работаем!
Все занялись делом.
Потом опять сели в багги и подкатили ко входу в магазин. Надо было дорезать рамы. Времени до заката оставалось часа четыре, не больше.
За час, с помощью женщин, дорезали весь велосипедный салон.
В какой–то момент Шило остановился. Замер. И спросил у Марии.
— Беда… Мне вот что интересно. Ты крысу испугалась до слёз. А тварей рубить не испугалась. Это как? Это… Я что–то не пойму.
— Я, Ром, сама себе доказала, что не трусиха. Понял?
— А-а. Вон оно что…
И дальше загудел болгаркой.
Загрузили трубы в малый прицеп, сверху накидали с десяток сумок, которые напаковали женщины. Подъехали к гаражу. Загрузили всё остальное, включая игрушки. Примотали всё стропами, бельевыми верёвками и покатили «домой», в Полис. Усталые. И слегка расстроенные нелепой смертью незнакомого «Восемнадцатого».
Снова пошли через Осиновку, в объезд места побоища на Железнодорожной.
Как только въехали на деревенскую улицу, Беда ткнула пальцем.
— Собачка.
Бабка затормозила.
— Где? — уставились все.
— Да вон же, за забором.
Тут уж все увидели крохотную, чисто белую, лохматую собачонку.
Беда залезла в свой рюкзак и достала шоколадку. Посвистела.
— Фью, фью, собачка. Иди ко мне, маленькая.
Пес заизвивался, изо всех сил пытаясь вилять хвостиком, который свернулся кольцом у него на спине. Он явно демонстрировал страстное желание стрескать угощение, подпрыгивая и носясь вдоль штакетника. Но вот забор…
Скорый спросил:
— Бабка, что у нас в округе?
— А ничего. Тишина.
— Ну что, Беда. Сходишь, заберёшь? Псина–то какая, забавная.
Бабка удивилась:
— И ведь выжила! Обычно твари собак и кошек первыми подъедают. Они для них как десерт. И затмение пережила. И главное — чистенькая, зараза, как будто искупалась только что.
Мария открыла калитку. Пёс вылетел и заскакал вокруг неё на своих миниатюрных ножках. Он мгновенно стрескал предложенную шоколадку и уселся перед благодетельницей, облизываясь, ёрзая в нетерпении и, вероятно, ожидая добавки.
Беда присела, протянула руки.
— Иди ко мне, пёсик.
И белый комок, не раздумывая, прыгнул в её объятья, неустанно извиваясь и облизывая Машкино лицо.
Беда вернулась в машину, сияя как новогодняя игрушка. А пёсик, уютно устроившись, вертел головой, осматривая всё компанию и, время от времени, дрыгал лапками, стараясь подняться повыше и снова лизнуть в нос новую хозяйку.
— Ну вот! Ещё одно пополнение! — сказала Бабка. — Кобель–то какой… Дружелюбный.
— Это «Тоби», — объяснила Мария, — вот тут на ошейнике написано.
Пёс, услышав свою кличку, заизвивался ещё пуще, и снова обработал языком Машкину физиономию. Та уворачивалась как могла, правда безуспешно. Поделилась с товарищами.
— Всю жизнь мечтала о такой собаке. Разве можно было подумать, что тут…
Около часа катились расслаблено. Мария даже задремала. Тоби тоже свернулся у неё на коленях калачиком.
Внезапно до Пашки дошло одно странное несоответствие. Он аж подскочил.
— Слушайте. У меня что–то не стыкуется.
Шило оглянулся подозрительно.
— Это, в каком месте у тебя там «не стыкуется»?
— Вот смотрите. Муры ловят людей, так?… И отдают внешникам. Те их разбирают на органы, так?
— Нет, не так, — поправила Бабка. — Внешники не убивают людей. Они их запирают на «ферме». Это недалеко от нашего чёрного острова. Но есть фермы и ещё где–то… И там постепенно вырезают запчасти. Например, почку отчекрыжат, и ждут, пока новая вырастет. Потом — снова. У нас же регенерация. И так продолжается… Ну, с год примерно.
— А потом?
— А потом донор умирает. Естественно! Ни один организм не выдержит такого издевательства. Да и живчика дают мало. Только–только, чтобы не загнулись.
— Ну, ладно. Это мне понятно. Мне не понятно — куда они органы девают. Куда они их?
— Как «куда»? Продают.
— А кому?! Кому нахрен в Улье нужны донорские органы? Какой дурак их будет покупать?
— Они на землю их продают. В свой мир.
Пашка окончательно офигел.
— Э… Не понял… Существуют проходы в нормальные миры?
— Да, Скорый. Эти фермеры, мать их, они из какого–то нормального внешнего мира. Оттого и «внешники». Есть порталы. Есть портальщики, открывающие порталы. Есть аппаратура, создающая порталы. Много чего есть в этом грёбаном Улье.
— Вот это да…
Скорый откинулся на спинку кресла, переваривая новую информацию.
— Выходит — они поникают в Улей…
— Ну, те, кому всё это хозяйство принадлежит, никуда не проникают. Они спокойно сидят в своём мире и наслаждаются богатством.
— Это–то понятно. Но ведь они рискуют уничтожить свой собственный мир. Представляете — если что–то пойдёт не так, и зараза проникнет через портал?
— Деньги, Скорый… Деньги оправдывают любой риск. Особенно если рискуешь не собой. Представляешь, какие деньги делают эти твари на наших уникальных сердцах, почках, селезёнках?
— Но… Они ведь… Органы, они же заражены.
— А вот тут — я не знаю. На эту тему поговори с Ванессой. Я не в курсе. Меня это не беспокоит… Меня больше беспокоит — в какую задницу мы залезем с информацией, что нам дал этот «Восемнадцатый». Вот — проблема. С кучей неизвестных… Кишками чувствую неприятности. Но и выгоду чувствую.
Глава 22.
В город их пропустили без проверки и даже без очереди.
У ворот стоял караван из десятка грузовиков, но для бабки открыли вторую створку и бригада осторожно, не задевая груженых машин, проскользнула внутрь.
Караванщики загомонили:
— А почему это вдруг Бабку без очереди?!
Дежурный начальник КПП, которого Бабка назвала «Гравёр», строго объяснил:
— Она, на государственной службе.
— Вон оно!
Кто–то добавил:
— Так к этому всё и шло!
Бабка буркнула:
— Философы, блин.
Сёма, в своей кабинке с кассовым аппаратом, оплаты не взял. Сослался на приказ самого Алмаза.
— Ну и ладно, — резюмировала Бабка, — мелочь, а приятно.
Сразу поехали к Алмазу.
Бабка с Бедой унесли подарки, а мужчины остались сторожить состав.
В общаге, женщины принялись разбирать привезённое. Что–то оставляли, для личного пользования, а большую часть продуктов приготовились отнести Ольге.
Мужики отогнали багги в гараж и оставили разбор всего добытого железа на завтра.
Собрались в гостиной.
— Так. Ладно. Пошли к Ольге. Там и повечеряем. Я, лично, только чайку попью.
Завалились в дом всей компанией.
— Привет, хозяева! — объявила Бабка.
Ольга вышла из кухни.
— О! Вовремя. Я плову наварила. На вас рассчитывала.
Из противоположной комнаты появился Фукс. Поздоровался.
— Проходите.
Сверху спустились Ванесса и Таня. Ванесса несла на руках Анечку.
Анюта сползла с рук Ванессы и замерла, широко открыв глаза. Прошептала:
— Это мне?
— Да золотце, — обняла её Бабка. — Тут и куклы, и настольные игры, и…
— Нет, — остановила девочка, — собачка?
И только тут вспомнили про Тобика.
Кобелёк проскользнул в дом за бригадой, а в незнакомой обстановке засмущался и спрятался за сумкой у Машиных ног, осторожно выглядывая одним глазом. Но ребёнок сразу увидел главное «сокровище», добытое в поездке.
Анюта присела на корточки и тихонько позвала.
— Иди сюда, собачка. Иди ко мне.
Кобель поднял мордочку и вопросительно посмотрел на хозяйку. На Беду.
Та разрешила:
— Ну, иди, Тобик. Анечка тебя не обидит.
— Иди ко мне, Тобик, — шептала Анечка.
Белый пёс, ещё раз посмотрел в лицо Марии и, подбежав к Анюте, быстренько обработал языком лицо девочки. Анюта осторожно спросила:
— Я его на ручки возьму?
— Конечно возьми.
И эта парочка, маленький пёс и маленькая девочка, ушли в нирвану двустороннего тесного, счастливого общения.
— Да… — сказала Беда… — собаку я потеряла.
— А мы тебе ещё одну найдём, — успокоил её Шило.
Посидели за столом. Хорошо посидели, больше часа. Обменивались новостями.
Когда Бабка рассказала о том, как Беда кинулась рубить тварей, Таня поперхнулась:
— Что, прямо ножом по башке?
— Ну да. Иначе же их не убьёшь, — пояснила Беда.
Пожевали плов, попили чаю с привезёнными сладостями.
Таня вставила:
— Я любила зефир молоком запивать.
Ольга встала и принесла стакан молока.
Когда собрались уходить, Анечка, сидевшая на ковре и чесавшая пузечко развалившемуся Тоби, сказала:
— Если сейчас у вас спросит кто–то… Ну… Куда вы завтра поедете… То скажите, что далеко, а сами поедете близко.
Бабка присела около внучки.
— Что, Анечка, ты сказала?
Анюта оставила собаку в покое.
— Бабушка, когда кто–то у тебя спросит, куда ты завтра поедешь, обмани его. Хорошо?
— Спасибо внученька. Ты у меня большая умница.
А Ольга позвала:
— Анечка, иди, зефирчику покушай.
— А Тобику колбасы дашь?
— Дам, конечно.
— Ну, тогда пошли.
Бабка проводила глазами Анечку. Помотала головой.
— Неужто, у Аньки дар «Пророк». Ладно, проверим. Все слышали? Новички, вы слышали? В Улье к таким вещам надо относится серьёзно.
И все пошли «домой».
Протиснулись через калитку и обнаружили в сумерках сидящего на крыльце здоровенного кваза.
Все вскинули апээсы, замерли.
— Я поговорить пришёл.
— О чём? — вступила, как всегда, в переговоры Бабка.