— Вон оттуда. Там, на большой стене, за крестом, будет дядька с ружьём.
— А когда это будет, золотая моя?
— Я же сказала — завтра.
Ванесса подсказала.
— Утром? В обед? Вечером?
Анюта подумала–подумала и выдала:
— Примерно к ужину.
Завтрак прошёл в молчании. Анечка понимала, что сообщила нечто архиважное и не теребила всех как обычно.
На следующий день все ходили в напряжении.
Шеф бригады, время от времени, сканировала Полис и, особенно, место предполагаемой засидки снайпера.
Прогноз, прогнозом, но чёрт его знает, что там на уме у киллера.
Вечером, часов в шесть, на стене действительно угнездился боец с винтовкой.
Сидя в гараже, Бабка и Скорый решали — что делать.
Уничтожить сидящего на стене — не проблема. Но надо было сделать это как–то… Показательно.
— Может взять его и пытать? — подал идею Скорый.
— И что?
— Узнаем, — кто заказал.
— Я и так знаю, кто заказал. Вексель, сука, никак не успокоится.
— Но, могут быть варианты.
— Скорый, нет никаких вариантов. Надо мочить и снайпера и Векселя.
— Шеф, давай так, приведём его сюда, и заставим пристрелить Векселя. Как тебе? Пусть он, гадюка, знает, что всё обернётся против него.
— А на кой его тащить сюда. Давай обнимемся. Ты его обработаешь. Он — вон, у меня как на ладони. Расстояние небольшое.
Так и сделали. Разделись, Бабка прижалась спиной к Пашке и приступили.
Дотянулись на пару до киллера, и Пашка обработал его сознание. Заставить совершить конкретные действия Скорый конечно не мог. Но вот внушить лютую, непреодолимую ненависть к конкретному человеку сумел. Бабка указала на образ Векселя, а Пашка принудил бойца люто ненавидеть этого человека. Ненавидеть беспричинно, жестоко, на инстинктивном уровне.
Через пару минут обработки, снайпер встал с расстеленного коврика, разобрал винтовку, и отправился куда–то по своим делам.
Пашка предположил:
— А если у Векселя тоже есть сенс, ментат или знахарь?
— Конечно, есть. Ментат у него есть, и знахарь тоже. Сенса он, правда, лишился. Идиот. Из–за него, нам пришлось ценному мужику мозги свернуть.
— Ну, знаешь ли! Сенс мог и не согласиться на такую работу. Мог бы и уйти от Векселя.
— Ситуации бывают разные, Скорый. Можно знаешь как человека окрутить…
А среди ночи в Полисе поднялась стрельба.
Бабка вышла в темноте в гостиную. Там уже стояли вооружённые Короткий и Шило.
Начальница сказала задумчиво:
— Наша закладочка вроде сработала. Завтра узнаем, что к чему. Пошли спать.
По дороге Пашка спросил.
— Слушай, шеф, а чего это мы Векселя так же не обработаем? А?
Бабка зашла в комнату следом за Скорым, присела на кровать.
— Потому, что у него, у Векселя–то, рядом всегда ментальный–щитовик. Этот мужичок может держать Векселя закрытым от сенсоров, ментатов, знахарей и вообще от всех, — постоянно. Ну и сам, естественно, прикрывается. Так что… Не достать нам его.
— Вот же гад, — обиделся Пашка, — но попробовать–то всё равно стоит.
— Ладно. Попробуем. Но сразу предупреждаю — это бесполезно.
— Шеф, у меня тут ещё вопрос.
— Пойдём тогда ко мне, а то Тьму разбудим.
Тьма буркнула:
— Да я уже не сплю. Бубните тут над ухом…
Подождала маленько, потом добавила:
— Ну что замолчали? Мне ведь тоже интересно.
Скорый продолжил:
— Вот смотри — мы всё время что–то выдумываем, изобретаем, совершенствуем. Вон, новый пепелац. Это же, можно сказать — шедевр. Машина смерти. И мы сами… То ещё подразделение. Если вылетим… Например — на караван. Да?… То любому каравану — хана. Сто процентов — хана.
— Э! Э! Э! Ты что, в разбой решил удариться?
— Та нет же! У меня вопрос. А почему остальные так не делают? Они же гоняют на каких–то лохматинах, стреляют из всякого говна, тактики у них — ноль, стратегии — ещё меньше. Почему так? Я не понимаю.
— Объясняю, — объявила Бабка. — Не все в Улье так заточены на выживание. Понял?… Мда… Вижу, что не понял. Тогда смотри… У меня есть Анька, и это мой стимул. Из–за неё я и цепляюсь за жизнь зубами… У тебя есть Беда, она тебе заменила твоих детей, и ты готов ради неё на всё. И это стимул. И из–за этого ты не убиваешь себя. И постоянно что–то там изобретаешь, чтобы больше было шансов выжить… Беда. О-о! Эта девка влюбилась. Я вижу. Втрескалась по самые ухи. И это — стимул… Шило с ума сходит по Беде. Он наверно впервые полюбил по–настоящему. И, главное, — взаимно. И у него стимул… Короткий вообразил себе, что он мне сильно должен. И тянется. Отдаёт долг. И это стимул… А, ещё Ванесса и Короткий сойдутся. Пройдёт немного времени, от силы дней десять, и мы их обнаружим в одной постели. Как пить дать. И это стимул… А у Ванессы своя задача. На ней целая ферма народу висит. Она поставила себе какую–то сумасшедшую цель. И она её добьётся, голову на отсечение. Я её очень давно знаю. И это тоже стимул. Да и ещё и Анька… Ванеска её любит, и Анька её тоже. Как тебе такой стимул? А?
Таня спросила:
— А у меня? У меня какая цель?
— Да Бог тебя знает… Но ты к Скорому клеишься. Это точно. Может у вас что и получится. И будет тебе твоя цель.
Бабка покивала задумчиво.
— У всех у нас есть цель. Мы не просто выживаем. Каждый отвечает за кого–то… А те банды, которые мы громим… У них нет цели, им не за кого беспокоиться и они ни за кого не отвечают. Поэтому, вместо того, чтобы расти… Ну, ты понял… Они сидят на «спеке». Вместо того, чтобы купить хорошее оружие, они покупают янтарь. Вместо того, чтобы глотать «красные» и пить «горох», они колятся «спеком»… Да ещё и то, что «спек», понижает силу дара. Все, кто долго сидит на янтаре, практически — бездарны. Понял теперь?
Пашка немного опешил от такой лекции.
— Нихрена себе расклад. Это выходит — тот же самый суицид, только медленный.
— Да, Скорый, вижу — ты всё правильно понял. Давай спи.
— Подожди шеф. А вот ты, к примеру, в курсе — какой дар у Векселя.
— Конечно в курсе. Он, прежде всего — нимф.
Пашка охренел.
— Он что, женщин охмуряет, также как ты мужиков?
— Да в том то и дело, что нет. Он мужиков охмуряет. Представляешь?
Татьяна захихикала в темноте.
— А почему тогда он не пытался подействовать на меня? Или на Короткого?
— Потому, что его дар действует только на некоторых мужиков. На педерастов, короче.
Татьяна спросила:
— Так он что — голубой?
— Нет. Он, как раз, не голубой. У него, в его резиденции, баб — целый гарем. И дети уже есть. А вот дар у него специфический. Я же говорила, — тут как повезёт. Кому–то достанется дар — просто конфетка, а кому–то — полная бодяга. У него — вот так получилось… А второй его дар — «ксерокс». То есть, он может дублировать предметы. Но дар совсем слабенький, он даже патрон на девять миллиметров скопировать не может. Так что… Ладно, я пошла.
И Бабка ушла к себе досыпать.
А Танечка спросила.
— Паша, а Бабка мне сказала, что если бы они меня бросили… Ну, там, у Алтухово… То ты бы со мной остался.
— Ну?
— Что, правда бы остался?
— Конечно бы остался. Танечка, я тогда сам, дней десять назад, то же самое дерьмо пережил. Я просто не смог бы тебя бросить.
— А если бы и тебя, того… Съели.
Пашка хохотнул.
— Меня?! Ну, ты барышня даёшь. Я сам тут любого могу съесть.
И он рассказал ей, как чуть не позавтракал элитником, не зная, что это — человек.
Татьяна смеялась как ребёнок. Потом молча перебралась в Пашкину кровать, прижалась к нему, спросила:
— Не выгонишь?
— Да спи, чего уж.
Глава 28.
На следующий день Полис гудел.
Векселя попытался убить какой–то сумасшедший иммунный. Погибли два охранника этого олигарха и его личный знахарь. Сам Вексель, вроде бы, тяжело ранен.
Все до обеда дёргались как на иголках. Заботила судьба Бекаса. Он же охранял жертву.
На обед пришёл Фукс и «успокоил» народ. Убили «всего–навсего» Кота и ещё одного охранника–человека. Бекас живёхонек. А Векселю пуля попала в шею. Но этот «король голубых» выжил. Только голос потерял. В Улье это несущественно.
Вот такая ответка прилетела бедняге от Бабкиной бригады.
Фукс посмотрел на довольные физиономии бойцов и тяжело вздохнул.
— Задницей чую, что это ваша работа. Вот вам смешно, а порядочный гражданин погиб. Нападающего–то охрана застрелила.
— Порядочный гражданин?! — возмутилась Бабка. — Этот порядочный, за сто чёрненьких, подрядился меня пришить!
— Вон оно как… А откуда информация?
— Я сенс.
— А кто заказчик?
— Ну, кто–кто! Естественно этот недострелянный козёл!
— Доказать, само–собой, ничего не сможем?
— Не сможем, — вздохнула Бабка, — мои ощущения к делу не пришьёшь.
— По крайней мере, он успокоится на некоторое время.
И все разбрелись по своим делам.
Таня и Мария в этот день картой не торговали. Повесили объявление — В связи, мол… Террористический акт… Траур… И всё такое… Они пришли в мастерскую и сидели на табуреточках, наблюдая за работой мужиков и разговаривая о пустяках.
К одиннадцати подтянулся Короткий и до обеда механики навешивали на новую багги оружие.
На крыше поставили два кронштейна, в которых, защёлкивалась пара гранатомётов. Эта артиллерия располагалась по центру, над Пашкиным пулемётным гнездом. А сам тяжёлый КПВ стоял тоже по центру, но ниже, прямо в багажнике, стволом за корму.
Две трубы гранатомёта тоже были уложены в направлении назад. Но принимая их на плечо Скорый мог вести огонь в какую угодно сторону.
В связи с установкой этих эрпэгэшек, крышу пришлось обваривать листами железа, чтобы не подпалить выхлопом шевелюры пассажирам.
Потом сварили полукоконы для пилота и штурмана.
Ну и освещение тоже присобачили.
Часам к трём закончили.
Фактически, закончили весь пепелац.
Пообедали и начали распределять места.