— Ну-с, господа, я вас слушаю.
— Кхм, кхм… Бабка, у нас пропали тридцать человек в рейде. И ещё двенадцать в городской операции.
— Мои соболезнования, — абсолютно искренне посочувствовала Бабка.
— Я, почему–то, абсолютно уверен, что это твоих рук дело.
— Ты выдвигаешь обвинение?
— Нет, нет, — поднял руки Квадр. — Я же не суд, чтобы обвинять. Но если они живы… И… Просто, предположим… Ты знаешь, где они находятся… И если ты мне подскажешь — где они, я тебе буду очень благодарен.
Причем благодарности в голосе полковника не чувствовалось ни капли. Скорее наоборот — угроза.
Бабка молча и спокойно смотрела на начальника гильдии.
— Бабка, скажи что–нибудь.
— Сейчас. Погоди, я осматриваюсь… — и она опять надолго задумалась.
Через минуту ожила:
— Ну, хорошо. Есть одно местечко…
— Ну… — прищурился начальник.
— Ты что, в благодарность мне ничего не предложишь? — удивилась Бабка.
Полковник встал, подошел поближе к Милке. Скорый щелкнул предохранителем. Сопровождающие тоже напряглись.
Квадр повернулся к Пашке:
— Успокойтесь, молодой человек.
Пашка ничего не ответил. Просто держал палец на курке сайги, спокойно смотрел и спокойно контролировал ситуацию.
Разговор продолжился.
— Мила… Моя плата будет заключаться в твоей безопасности.
— То есть, если говорить без дипломатии, ты обещаешь меня не убивать? Да?
— Ну, что же ты такая прямолинейная? Я… Я просто обещаю тебе, что с моей стороны у тебя не будет неприятностей.
— Так не пойдёт, Миша. Не пойдёт. Увы.
— Хорошо. Чего ты хочешь?
— По десятку чёрных за каждого спасённого. И даже в этом случае, ты остаёшься мне сильно должен.
— Это ещё почему?
— Потому, что я укокала Векселя, и власть снова вернулась к тебе. Если бы не я, ты бы до сих пор перед ним на коленях ползал…
Квадр покраснел. Даже побагровел.
— Я! Никогда! Ни перед кем! На коле…
— Ай, перестань Миша эту комедию ломать, — горько отмахнулась Милка. — Вексель вообще собирался тебя ликвидировать. А ты тут передо мной пальчики гнёшь. Не надо, Миша. Не надо.
— Да ты… Да я…
Бабка глянула мельком на Скорого, и тот внезапно почувствовал посыл от неё. Он звучал как — «смерть».
Пашка включил Дар и остановил полковнику сердце. Тот схватился за грудь, упал на колени, захрипел. Бабка артистично заволновалась:
— Миша! Что? Что случилось?
Миша рухнул на пол и засучил ногами. Его тело, под напором регенерации пыталось запустить мотор. Да вот только Пашка не позволял.
Полковник боролся долго. С минуту. Даже описался. На шум выскочили все бригадные. Мазур бросилась массажировать сердце. Один из сопровождающих делал искусственное дыхание рот в рот. Ничего не помогло.
Пашка победил всех. Он, просто, погасил всю активность в мозгу бравого гильдийца.
Один из охранников Квадра встал и обличающе ткнул пальцем в Бабку:
— Это ты его довела! Ведьма!
— Дурак, что ли? — резонно ответила та.
Два гильдийца закинули руки полковника–покойника себе на плечи и потащили тело за ограду.
Ванесса удивилась:
— Как в Улье может возникнуть такой обширный инфаркт? Это же нонсенс.
Потом глянула на Пашкину физиономию, спокойную, как у удава, и замолчала. Поняла.
Бабка спросила:
— Беда ушла в администрацию?
— Да.
— Шило с ней?
— Ага.
— Мне нужна карта Улья. Срочно.
Танечка побежала в комнату, в которой жили кваз с Дедом, и выскочила с оригинальной картой.
Бабка развернула её на диване, лицом вниз.
— Так. Что у нас тут на днях будет перезагружаться? Ага. Сто девяносто восьмой. Это далеко. О! Четыреста тридцать первый! Буквально рядом. Перезагрузится завтра… Так, мужики, пошли упаковывать спящих принцесс. Дамы остаются с Дедом и квазом. Бекас! Головой за них, за всех отвечаешь, понял?!
Тот изобразил пожатие плечами.
— Понял, чего же тут не понять. Головой!
— Бригада, за мной.
Шило, как обычно, уже заранее поработал над пленными. Те лежали, в чём мать родила. Рядом с каждым валялся клеймённый длинноствол.
Пока таскали всё это дело в прицеп, Бабка объясняла Пашке:
— Ты понял — зачем я это сделала?
Пашка пожал плечами:
— Я думаю, что это какой–то трезвый расчёт.
— Да, Паша. Сейчас у них начнётся делёж власти. Это надолго. Минимум на месяц. И им будет просто не до нас. А через месяц мы уже что–нибудь изобретём. Вот так вот.
— Что тут скажешь. Мне с тобой в политическом планировании не тягаться.
— Мне знаешь, что понравилось? Что ты ничего не спрашивал и даже не задумался. Я приказала, ты сделал. Это значит — я могу на тебя положиться в любом деле. Так же, как на моих мужичков.
— Да, Мила. Можешь.
Спящие тела накрыли брезентом, а сверху насыпали битый кирпич, штукатурку, осколки стекла и прочий мусор. Тот, который получился от взрыва. Ну и так, кое–чего накидали, веток там, куски раздолбаной лавочки.
Выехали через северные ворота.
Дежурил снова Тарас. Он заглянул в кузов прицепа, спросил сочувственно:
— Сильно общагу покоцало?
— Да, — со слезой вздохнула Бабка, — досталось по–самое. Хорошо хоть нас дома не было.
Упёрли тела в кластер, который должен завтра перезагрузиться.
Стряхнули с брезента мусор и Пашка с Коротким принялись расстилать его на траве.
Бабка спросила:
— А это ещё зачем?
Короткий виновато на неё глянул.
— Ну… Это как–то, всё же, по–человечески.
— Короткий! Прекрати мне! Верните брезент в кузов.
Разложили тела на полянке ровным рядком, вымели остатки мусора и поехали обратно.
Бабка посмотрела на мрачные физиономии Пашки и Короткого.
— Ну? Чего нахмурились?
Скорый повздыхал:
— Да я, вот, тоже… Не хуже Тьмы…
— Думаешь — плохие мы или хорошие?
— Ну… Может, стоило этих ребят просто отпустить…
— Короткий, и ты о том же?
— Да, Бабка. Я тоже в сомнении.
— Вы чего–то не понимаете… Эти мужички пришли ночью убивать нас. Понятно?
Пашка поправил:
— Это не карательный отряд. Это группа захвата.
— Ага! Вон оно как! А если бы они нас отдали Векселю, думаешь тот нашу бригаду жемчугом бы осыпал?… У него мы бы просто так не сдохли. Мы бы у него до–о–олго мучились, прежде чем ласты склеить. Он это дело любит… Вспомните Надюху.
Бригада мрачно молчала.
— И гильдийцы прекрасно это знали. Они пришли нас убить и получить за это жемчуг и спораны. Ясно? Так что нечего тут… Ну ладно, предположим, мы их отпустили… И что? Они бы бросили своё дело и занялись сельским хозяйством? А?… Нет! Они бы снова начали убивать людей за плату. По идее надо всю гильдию вот так…
Помолчала. Посопела раздражённо в переговорнике.
— Или этот придурок! Квадр!… Он пришёл освобождать своих людей! Правильно? Ну вот… Его главная задача — вызволить бойцов, если они ещё живы. Не гнуть пальцы. Не тешить самолюбие. Не доказывать, что он крутой, как поросячий хрен. Его задача — спасти своих людей…
Бабка постепенно распалялась.
— Ему надо было зажать своё грёбаное «я» в кулак и вести переговоры, искать… точки соприкосновения, торговаться о цене. Не угрожать, не дуться, как индюк, не вскакивать и не наседать на меня! Его задача — вызволить пленных. Именно так сделала бы я. А он что?! Фактически, это он убил этих ребят! Это он виноват, что завтра при перезагрузке они испарятся! Ясно?! И не распускайте мне сопли! Не расхолаживайтесь! И не расхолаживайте команду! Понятно?!
Скорый покивал:
— Понятно. Спасибо.
— Спасибо?… Хо! Да никак дошло! Просто — удивительно!
Пашка успокоил:
— Да, дошло. Остынь, Бабка… Умеешь ты от альтруизма лечить.
Бабка спросила:
— А ты, Короткий?
— Абсолютно разумные доводы. Я с ними согласен.
— Ну, слава Богу. Кстати, Скорый, ты им сна добавил?
— Да, добавил. До завтрашнего вечера должно хватить.
— Так. Ладно. Едем быстренько домой. Я спать хочу.
Глава 40.
По приезду в город, все завалились спать и даже про завтрак забыли.
Пашка проснулся от того, что хотел есть. Желудок гневно урчал и требовал ублажения.
Танечка хлопотала на кухне. Газовый баллон, слава Богу, не сдетонировал от взрыва мины.
Скорый подошел сзади к стоящей у плиты Тьме и тихонько поцеловал её в затылок.
Танечка ойкнула, резко развернулась и попала в Пашкины объятия. Она расслабилась, прижалась к нему всем телом. Подставила губы для поцелуя.
— Кушать хочешь?
— О! Да!
— Я тут манной каши наварила. И киселя из брикетов. Мясного ничего нет, извини.
— Каша тоже пойдёт.
Пашка метал манную кашу. Тьма сидела напротив и с улыбкой смотрела, как он ест.
Когда Скорый, отдуваясь, отставил пустую, большую эмалированную чашку, она спросила:
— Паша, как мы жить будем?
Пашка уточнил:
— В смысле — «как»?
— Мы что, будем жить втроём? Как одна семья? Как эти… Мусульмане?
— Тань, скажи мне, как бы ты хотела жить?
— Да я не знаю, Паша. Тут, в этом месте, у меня всё в голове перепуталось. Я уже так… Плыву по течению. Давай я тебе киселя налью. Кексик хочешь?
— Давай.
Пашка попивал клюквенный кисель и, попутно, выяснял отношения. А может и наоборот.
— Танечка, чего ты от жизни хочешь?
— Я тебе уже рассказывала. Муж, дом, дети. Любовь, достаток. Только я никак не думала, что попаду в гарем.
— Тебе нужен только персональный муж?
Таня усмехнулась:
— Да вовсе нет, Паша. Я только боюсь. Я боюсь, что ты… Как бы тебе сказать…
— Что я предпочту тебя другой женщине?
— Да… Я этого боюсь.
— А если у тебя будут гарантии, то со второй женщиной ты смиришься?
— Наверное — да. Я же, Паша, тебя люблю. Я тебе многое могу простить. Кроме предательства. Но ведь это как–то… Не похоже на предательство… Не знаю. Странно всё.