– А далеко эта Япония? – осторожно спросил Федор Ильич. – И почем там жены?
Жора засмеялся с новой силой.
– Не о том думаешь! Так, имя тебе придется свое забыть, – вспылила старая графиня, грозно грозя клюкой.
– Знаю я, – хмуро сказал служивый.
– И прошлое своё с настоящим.
– Так нет никого у меня. Легко будет.
– Быть при барине будешь постоянно. И днем и ночью.
– Привычный я. Справиться должен. Другого боюсь. Вдруг, не захочет меня барин признавать, как тогда быть? Оплатите ли мне дорогу назад? Дадите червонец на водку? И на карусели рубль?
– А на карусели-то зачем? – удивился Георгий, на миг замолкая от приступа смеха.
– Так Прасковью покатать напоследок.
Жора все-таки сполз под стол.
– Где больной барин? Где лежит? Светла ли комната его? Сколько раз проветриваете? Уж я ему сердечному буду помогать, пока не умрет.
– Ты его барином не зови. Редко так его Прохор называл, потому как с измальства при нем был и всё по имени да по имени отчеству величал, как время пришло, – напутствовала маменька.
– Так, где лежачий и контуженный наш…
– Иван Матвеевич, – подсказал Георгий, усаживаясь на стул и беря в руки корку каравая, – да вон вышагивает к дому.
Все посмотрели в окно, где по аллее, белоснежной от акации и кустов жасмина, бодро маршировал в летнем костюме господин Суздалев. Прямой, как жердина. Не похожий на больного абсолютно.
– Сейчас и проверим, как он тебя примет и права ли была маменька.
– Юноша, я всегда права, зарубите себе это на носу.
Через минуту в кухню скорым шагом вошел Иван Матвеевич.
– Жорка! Я искал тебя, сорванец! Друзей твоих видел, ты бы их на рыбалку брал, а то так и просидят юность у пруда!
– Хватит с меня и того, что я у них в сообществе литераторов за старшину.
– Что за сообщество?
– Тайное.
– Ага. Я, если что, тоже масон. Но не поэт. Братец! Мне срочно письмо со стихами писать надо Оленьке, так чтоб свиданье вечером на закате состоялось, и пришла она в слезах вся и томимая желаньем!
Жорка заулыбался, предвкушая заманчивое письмо.
– Кобели, – зашипела маменька из своего угла, – как можно так рассуждать, господа! Ну ты-то, Ваня, взрослый уже, мог бы и догадаться, что сбиваешь Жорочку с верного пути. У младшенького еще и череп не окреп, не то, что мозг!
– Маменька! У меня череп крепкий. Я им палубу при качке не раз бил вдребезги! Показать как? – Жорка стал искать место на полу почище. Прасковья всплеснула руками и прикрыла рот, но вытянулась на цыпочках, готовая навсегда запомнить убийство барчука.
Маманька застучала клюкой по полу, прекращая балаган. Губы сжаты в одну полоску, да так, что не видно. Жорка примиряюще поднял обе руки вверх. Зашептал слуге брата:
– Я тоже на карусели хочу. И петушок на палочке.
Новоиспеченный Прохор натянуто улыбнулся.
– У меня, маменька, намеренья очень серьезные. Мне ошибаться никак нельзя. Прохор! Ты опять у еды крутишься? Никуда не отлучайся, чтоб здесь был. Сейчас письмо повезешь. Пойдем, братец, стихи придумывать.
– Как скажите, барин! – закивал головой новоиспеченный Прохор. Поймав настороженный взгляд отставного офицера, быстро исправился, – не извольте беспокоиться, Иван Матвеевич, сделаю всё, что скажите, и лично в руки еще передам.
– Ай, молодец, Прохор! Никогда в тебе не сомневался.
Дно притягивало к себе темную лыжу. Она медленно кружилась, зависая в толще воды. И наконец-то упала, поднимая муть. Дождался, когда зароется в ил, и перешагнул. Словно через себя.
Ну, где ты, Жора?
Вода, потеряв прозрачность, уже доходила до пояса и ледяным холодом сковала ноги. Остановился, выжидая. Привыкая к новым ощущениям. По воде пошел круг, сменившийся рябью. Волна направлялась ко мне. Быстро. Что же я такой доверчивый? Услышал историю про брата и кинулся в воду. Да мало ли похожих голосов? Я вытащил нож. Согнул руку в локте, прижимая клинок к телу. Нет. Назад не вернусь. Ни за что. Никогда не бегал, и сейчас не дождетесь. Саамский нож тускло засветил голубым пламенем, набирая силу. Через короткое время я уже стоял в освещенном круге. Темнота отступила, бессильно замирая на границе. Смешки на берегу стихли. А вскоре и голоса для меня исчезли. Всё моё внимание сосредоточилось на атакующем. Тварь замедлилась, стала осторожнее, но траекторию не изменила. Давай! Я медленно вытянул вперед свободную руку, готовый принять опасного врага на толчок и нанести сокрушительный удар ножом. Вряд ли у меня будет время для второй попытки. Видел я, как нхо ныряют в воду, как плавают, и понимал, что здесь их среда обитания такая же обычная, как и на суше.
Давай. Нападай!
Глава 24
Тварь, решившись, ускорилась. Я почувствовал, как заходила вода под гребками лап, создавая течение. Волна поднялась, ударяясь мне в грудь. Холодная вода цепко взяла в тиски. В каждом толчке я чувствовал чужую мощь и свою близкую погибель, стремление разорвать меня на клочья.
Пригнулся еще ниже, ловя каждый миг, движение, изменение. Сейчас. Готовься!
И вдруг атаковавшее чудовище вылетело из воды на несколько метров ввысь. Выглядело оно не менее растерянным, чем я. Теперь интерес его изменился. Я отошел на второй план. Не каждый день срывают такую успешную атаку. Падая, оно уже знало, что хотело сделать с появившимся невесть откуда обидчиком. А тот терпеливо ждал, широко раскрыв рот и растопырив передние лапы.
Начиналась бойня за еду.
– Жора, ну, где же ты, – прошептал я, решив под шумок удрать с места кормежки. Не очень-то хотелось выступать в роли корма.
Чудовища столкнулись. Мощные кости затрещали. От клацанья чужих челюстей стало дурно, когда увидел, какие куски отрывают противники друг от друга. Озеро забурлило. Большие толстые хвосты с громким шлепаньем месили темную воду, орошая пространство вокруг себя дождем мутных брызг. Я вытер воду с лица и отступил назад. Нелегко будет найти Жору в этом болоте. Тем более, когда встречаешь такие препятствия.
Дикие стремительно распались и прекратили борьбу, как и начали. Тот, что был крупнее и имел более шипастую голову, проследил взглядом за удаляющимся соперником и обернулся ко мне. Пасть хищника оскалилась, обнажая зубы-пилы, клыки – короткие кинжалы. Самый настоящий крокодил, только больше, мощнее и опаснее.
Улыбается что ли?
Я напрягся, готовый к атаке. Пригнулся. Дикий выгнул шею к верху, сглотнул несколько раз – складки кожи заходили ходуном. Прокашлялся, проглатывая что-то. Прохрипел, слушая свои звуки и неожиданно просипел:
– Не торопись, Ваня, – слишком устало сказало существо. – У тебя только один удар ножа, и глупо его тратить непонятно на кого. Потрать его лучше на меня.
– Жора? – протянул я, не веря. Голос мой изменился. И сам засипел, как чудовище.
– Не похож? – усмехнулось нхо, клацая зубами. По привычке? Или съедая невидимых мошек. – Сам себя ненавижу.
Я смотрел в знакомое лицо, с которым уже начались конкретные изменения. Череп вытянулся, рот растянулся, уши исчезли – теперь наросты закрывали дырки. Волосы вылезли. По голове неровными дорожками шли длинные ряды молодых конусных рожек. Много. Некоторые уже начали матереть и темнеть. За явными случившимися изменениями всё равно отчётливо угадывался Жорка, мой младший брат. Я дорисовал в сознании, чего не хватало. Выходило – много.
– Как ты здесь оказался? – спросил я чисто механически, первое, что пришло на ум.
– А ты? – закашлялся в смехе дикий.
– Длинная история.
– Я бы послушал, – усмехнулся Жорка, – здесь больше делать нечего. Красивые истории скрашивают бесконечное время.
– Я бы не сказал, что она очень красивая. По крайне мере, точно не для меня.
Нхо не слушало, а задумчиво продолжило свою мысль:
– Но так получилось, что я не могу.
Только тут я увидел, что брат сжимает свой распоротый живот, из которого зелеными толстыми канатами лезут потроха.
– А ведь мы ждали тебя. Томительно долгое время. Многие успели вырасти. Кого-то съели. Кто-то сам ест вчерашних друзей. Не думал, что придешь ты. Необычно. Не уверен, стоит ли радоваться. Ты мертв?
– Не знаю. Насколько это важно?
– Совсем не важно, – пожал плечом дикий, – теперь. Понимаешь? Трудно говорить. Думать еще тяжелее. Мысли улетают. Если был бы мертв – знал.
– Кто меня ждал?
– Мы. Те, кто еще тогда не до конца превратился в диких. Эти уже никого не ждут. Ими движет только голод. Ваня, я не хочу становиться диким. Я ведь не совсем дикий, правда? Это же ерунда, что у меня хвост? Им можно сшибать с ног еду, когда она бежит от тебя. Не представляю, как я раньше обходился без хвоста.
– Да, Жора! Мы выберемся. У меня есть друг-шаман, он почти врач. Старик поможет и вылечит тебя. Зашьет живот. Отрежет хвост. Станешь, как новенький.
– Ваня. Ты не понял. Я не хочу быть диким. Или хочу? Нет. Не хочу! Это очень, очень больно. И только ты можешь меня спасти.
– Ты не будешь диким! Я вашего Роту попрошу. Он мне не откажет! – я говорил так искренне и громко, что с берега донесся злой хохот шамана.
– Ваня, посмотри на меня! Процесс невозможно остановить! Я скоро перестану говорить. Мне уже. Очень. Трудно. У меня рога! – существо потрогало свою голову. Шею. Спину. Ноги. Опять подхватило свои вываливающиеся потроха.
– Да что ты в самом деле! Очень милые рожки. Отпадут.
– Нет, Ваня. Не отпадут. Я… уже не я.
Озеро заволновалось. Поднялись волны. К нам с разных сторон устремились пока невидимые хищники.
– Учуяли! Меня и тебя. Наверное, не дадут поговорить. Жаль.
– Беги, Жора. Я их задержу, – знал, что говорю. И верил в каждое слово.
Брат не торопился.
– Меня, как еду. Тебя из-за ножа.
Я посмотрел на сияющий клинок.
– Что с ним не так?
– Разве ты не знаешь? Все чувствуют твой нож. Я просто с ума схожу, когда нахожусь рядом. Мне хочется напасть на тебя и разорвать. Я так желаю твоей крови, что теряю сознание от предвкушения. Но это всё из-за ножа, – брат заплакал. – Одним ударом ты можешь освободить душу из дикого и отправить ее в рай. Но только за визит в мир Мертвых, ты можешь воспользоваться клинком по назначению один раз. Понимаешь? Один визит – одна спасенная душа. Давно никто не приходит и не вытаскивает души наверх. Поэтому дикие тянутся к тебе. Инстинктивно, в них нет разума. Скоро и у меня не будет. Ты не представляешь, как мне больно. Положи моим мучениям конец. Выбери меня. Пожалуйста, убей меня!