Дальше идти не было смысла: мы рисковали нарваться на огонь своих же подразделений. Между домами сновали в различных направлениях небольшие группки боевиков. Уши закладывало от грохота стрельбы и каких-то нереально визгливых криков.
То и дело нас швыряло на землю от взрывов. В темном небе переплетались трассирующие очереди и вспыхивали ракеты. Надо куда-то прятаться и пережидать все это безумие. В конце концов, быть может, наши подразделения начнут атаковать и выбьют отсюда противника. Нам останется только переждать и по возможности не попасть под раздачу от своих же. Мы были замечены уже несколько раз, но на нас внимания не обращали, видимо, принимали за своих. Что-то орали, махали, показывали руками куда-то. К головной паре почти что вплотную подбежал какой-то мужик и начал орать, размахивая руками. Когда он сообразил, кто перед ним, было поздно. Ежов в упор расстрелял его из пулемета. Надо было как можно быстрее искать укрытие и сваливать отсюда. На наше счастье, при переползании вокруг дома Кипрачев свалился в какой-то окопчик. Вся группа по моей команде нырнула за ним. Нормально оборудованный окоп на полнокровный взвод, с бетонными плитами перекрытия и оборудованными стрелковыми ячейками. Траншея выходила из подвала блочной пятиэтажки и другим концом упиралась во вход в другой подвал. Копали, скорее всего, экскаватором, настоль все было основательно и умело оборудовано. Раненого Котельского положили под бетонную плиту перекрытия, остальные распределились по стрелковым ячейкам и начали наблюдение за обстановкой.
Как жаль, что нет у меня ночного бинокля, можно было бы увидеть много чего интересного. В прогал между домами было видно небольшой отрезок дороги, загроможденный остовами горящей техники, освещаемый светом ракет и трассирующих очередей. В бинокль иногда можно было заметить мелькающие фигурки, стрелявшие на ходу и валившиеся на землю после перебежек. Прямо перед фронтом нашего окопа начали собираться какие-то вооруженные люди. Несколько человек тащили станки с автоматическими гранатометами, у многих за спинами висели одноразовые «мухи». Наверняка очередная группировка под командованием какого-нибудь полевого командира готовится к атаке. Положение у нас было очень даже выгодное. Я пополз по ячейкам распределять цели. Паша взвел оставшийся «шмель» и навел его в середину толпы. Продолжали наблюдать в готовности открыть огонь. Странное дело: я заметил, что ни мне, ни моим разведчикам страшно не было. Да, была какая-то настороженность, но растерянности, как в самом начале, не было; позже до меня уже дойдет, почему обстояло так. Мы не были в составе общих сил, мы действовали самостоятельно и не видели всего того, что происходило с колоннами десантников и мотострелков. Если бы мои разведчики были в общей неорганизованной толпе, какой тогда оказались наши войска, без связи, четкого руководства и ясных задач, все, может, было бы и по-другому. Здесь, в маленьком коллективе, все были на виду, на расстоянии локтя, паниковать особо некогда — все время бежим, залегаем да отстреливаемся, и всего-навсего один раненый да несколько человек несильно контуженных.
Тем временем группа боевиков перед нами собралась в кучу, перед ними выскочил какой-то здоровенный бородатый жлоб и начал что-то орать, перекрикивая шум выстрелов и разрывов. До нас явственно донеслись вопли:
— Аллах акбар!..
Паша недовольно поморщился и проорал мне:
— Ну что, пора?
— Давай, мочи.
«Шмель» глухо бухнул, в сторону полетел еще дымящийся тубус. Огненный шар грохнул прямо посередине орущей толпы. В воздух полетели тела и их составляющие. Добивать никого не пришлось, одним удачным выстрелом накрыло всех. Нам повезло: в момент выстрела моего замкомгруппы танковый снаряд, прилетевший со стороны наших войск, пробил насквозь пятый этаж дома, стоявшего наискосок от нас, и грохнул где-то посередине дома, в который левым краем упиралась наша траншея. Мне показалось даже, что дом подпрыгнул и как-то глухо заскрипел. Неплохо свалился Кипрачев: здесь хоть и нет газовой печки, воды и пищевых запасов, но в инженерном отношении окоп намного лучше квартиры в доме. Вокруг нас кипел бой, а мы находились в более-менее нормальном положении. Если нас все-таки обнаружат, то мы вполне сможем обороняться какой-то период времени, однако положение наше может усугубиться, если нас начнут выдавливать и атаковать с обеих сторон. Отсутствие нормальной обозначенной линии соприкосновения войск, отсутствие соседей справа и слева, отсутствие взаимодействия, поддерживающего огня артиллерии — это, конечно, плохо. Но, с другой стороны, мы ведь не доблестные мотострелки, которым необходимо ценой своей жизни удерживать линию обороны, а потом и переходить в контратаки, мы ведь просто можем сбежать на хрен отсюда, благо предусмотрительные боевики соединили окопы со входами в подвалы.
Паша, спросив у меня разрешения и прихватив Ежова и Кипрачева, побежал на досмотр уничтоженной группы боевиков. Я приказал во все глаза наблюдать и в случае чего прикрывать досмотровую подгруппу огнем. Фигуры в белых пончо-балахонах напоминали привидения, скользящие в неровном свете вспыхивающих выстрелов. Все добежали, в несколько очередей добили раненых, нагнулись, стали что-то подбирать. Бегут обратно. Паша, крутя во все стороны стволом, прикрывал согнувшихся в три погибели разведчиков. Что они там подобрали? Мне даже стало интересно. Добежали без происшествий. Только плюхнулись в окоп, пятачок перед нашим окопом накрыло серией разрывов. Пришлось нырнуть под бетонный накат. Разведчики, ходившие на досмотр, притащили АГС-17 на станке и несколько коробок «улиток», полностью снаряженных выстрелами. Гранатомет был цел и вполне пригоден для ведения огня. Жаль, что лапы станка были покорежены и не работали механизмы наведения. Да и хрен с ним. Насколько я помню с училищных занятий по огневой подготовке, из автоматического гранатомета «Пламя» можно стрелять и без станка. Так его и поставили наверху бетонной плиты на несколько бумажных мешков, забитых землей. Паша с силой дернул трос зарядки. Все, теперь у нас есть своя мини-артиллерия. Пусть хреновая и не дающая никакой точности и кучности, но нам и такая пойдет. Минут сорок-пятьдесят мы вслушивались в звуки боя и абсолютно ничем не занимались, зыркали по сторонам. Левые и правые фланги группы по моему приказу обследовали входы в подвалы, проверили пути к отступлению. Ко мне подполз связист и на мой вопросительный кивок отрицательно покачал головой и протянул наушники. В эфире царил бедлам и неразбериха. Мне показалось, что я даже слышу вклинивающихся в переговоры наших войск боевиков. Сколько же времени мы еще будем здесь сидеть и когда все-таки получится пробиться к своим? Внезапно стрельба вокруг стала менее интенсивной, а потом вообще замолкла. Я с удивлением осмотрелся. Где-то перекрикивались боевики, в небе вспыхивали ракеты, но стрельбы не было слышно нигде, в том числе и со стороны нашей колонны. Что это такое, интересно было бы знать. Перемирие какое-нибудь, наверное, или, может, боевики решили сдаться. Приполз недоуменный Паша.
— Командир, что за ерунда? Тихо, прикинь, никто не стреляет!
— Паша, мне никто не докладывал, и чувствую, что не собираются.
— А может, просто решили попраздновать?
— Что тут праздновать?
— Как что, сейчас Новый год будет!
Черт, действительно! Я взглянул на свои «командирские» часы. Через пару минут наступит новый тысяча девятьсот девяносто пятый год. Самая чудесная встреча нового года, какой можно ожидать. Я скинул из-под белого балахона рюкзак и расстегнул клапаны. Вот она, полуторалитровая пластиковая бутылка, в которую я накануне залил три бутылки водки.
Достал банку свиной тушенки и черный сухарь на закуску. Паша вскрыл банку и достал из своего рюкзака кружку. Я протянул ему бутылку. Никогда бы в своей жизни не подумал, что буду пить водку с подчиненными, однако надо народ чем-то подбодрить, да и черт знает, что будет со мной и с моими подчиненными через несколько минут. Может быть, эта кружка водки в окопе на Новый год окажется последней в жизни.
— На, Пахом, наливай, и давай на всех раскинь, и попробуйте Котлу влить — может, полегчает.
Паша налил кружку наполовину и протянул мне. Я выдохнул и залпом проглотил «огненную воду». Обожгло горло, скатилось в желудок, внутри потеплело. Я ножом выковырял из банки кусок тушеной свинины, зажевал и опустился на корточки на дно окопчика. Совсем забыл, что меня немного оглушило, а при контузиях, насколько знаю, алкоголь противопоказан. В голове приятно зашумело и захотелось курить. Наплевав на все меры предосторожности, я закурил и начал со вкусом дымить. Паша, опрокинув свою долю, закусил и пополз оделять остальных бойцов в честь праздника «фронтовыми».
Минут пятнадцать я блаженно пялился в ночь. Хотелось накатить еще водки, разогреть тушенки и, размачивая в ароматном жиру сухарь, закусить и, плюхнувшись куда-нибудь, поспать. Однако тишина быстро закончилась. Не успел заместитель доложить мне о выполнении задачи по обеспечению личного состава «огненной водой» и о том, что Котельский пришел в себя, как снова в округе загрохотало, засвистело, застрочило, заухало. Перемирия никакого не было, просто обе стороны отметили праздник и вновь принялись за войну. Вот делать-то нечего: отпраздновали бы уж по полной, а потом бы с бодуна, с утра, когда трещит башка от вчерашнего, сами бы решили пока не воевать, а найти где-нибудь пивка.
Дом напротив нас оказался напичкан огневыми точками. Несколько раз на нас выбегали группки от пяти до пятнадцати человек и пытались занять окопчик. Пришлось отражать атаки. Однако особенного напора со стороны боевиков не было: попадая под огонь, они откатывались и обходили непонятный участок стороной. Наверняка они не могли сообразить, под чей огонь попадали, а времени на раздумья, скорее всего, не было. Часов в пять утра на нас поперли уже плотной толпой. Дом напротив нас раздолбали танки, оттуда начали выбегать люди и откатываться на занятую нами позицию. Несмотря на плотный огонь с нашей стороны, боевики не стали обходить нас, а пошли в лоб. Шли чуть ли не строем, поливая из автоматов от бедра. Сзади по нам тоже начали луп