В Руебурге всё спокойноВиктория Радионова
Субботнее утро в полицейском участке Руебурга выдалось нескучным, что и следовало ожидать после пятничного вечера. В очереди у кабинета инспектора обсуждали злоключения, которые вырвали добропорядочных граждан из домашнего уюта, лишили удовольствия провести начало выходного дня за чашечкой кофе со штруделем и собрали в стенах казенного дома.
Центром общения стала дама, у которой похитили горшки с гортензией. Пробудившаяся в ней мисс Марпл включила все методы дедукции и индукции и уже практически раскрыла дело: раз горшков четыре, значит, похитителей двое – унесли краденое в обеих руках.
Подозрения падали на семейную пару, накануне бойко нахваливавшую те самые растения.
– Но я не буду называть имён, даже не просите! – дама была так категорична, будто кто-то умолял её это сделать.
– Это их работа, – она недовольно вскинула голову в направлении кабинета. – Моё дело сообщить.
– Верно, верно, – лысеющий господин, то застёгивающий, то расстёгивающий тесноватый пиджак, кивал на каждое слово.
Он столкнулся с неприятностями ранним утром, когда не обнаружил на обычном месте велосипед, которым сам глава муниципалитета премировал его за многолетний труд почтальоном.
– Я, знаете ли, не любитель езды. Но это же форменное безобразие!
– Да-да, жизнь в городе становится невыносимой! – сокрушалась бывшая хозяйка гортензий.
Время шло. Очередь не двигалась. Кроме утраченных гортензий и велосипеда, успели обсудить шум после установленного времени, надпись на стене дома: «Мичта збывайса!», экскременты мопса, упорно оставляемые им на лестничной площадке…
Коридорные расследования прошли все этапы: от копания в подробностях до переливания из пустого в порожнее. Каждый «самсебедетектив» всё более убеждался в бесполезности своего обращения в полицию. При подробном рассмотрении дела оказывались мелкими, даже ничтожными.
– Вот если б убийство…
– Вот да!.. Ой!
– Ох! Да что вы такое… Не приведи господь!
– Верно, верно…
Повисло неловкое молчание. Напрашивался вывод: от пустых разговоров никакой пользы, кроме вреда. Но чем же ещё занять себя томящимся в ожидании? А всему виной, конечно, никчёмная работа полиции.
Но критиковать полицию в полицейском участке никто не решился.
Молчаливый дискомфорт продлился до четверти одиннадцатого. В это время в участок ворвался человек респектабельного вида в крайне взвинченном состоянии. Не обращая внимания на очередь, он прямиком устремился в кабинет инспектора.
Распахнутая входная дверь с грохотом захлопнулась. Торопыга замер на полушаге, обернулся и только сейчас заметил остальных ожидающих.
Пристальные взгляды заправских детективов изучали новичка.
На вид лет сорока. Высокий, в отличной физической форме. Из-за состояния, близкого к панике, растерявший всю элегантность: дорогое пальто нараспашку, люксовые туфли от Эда Майера перепачканы глиной, словно он нёсся сюда через дикую часть Вестпарка. Только там на дальних дорожках после дождя можно найти грязь. Но чтобы в городе?..
Под очками в золотой оправе тёмные круги бессонницы были ещё заметнее. Одной рукой он ворошил всклокоченные волосы, в другой подрагивал небольшой кейс.
– Простите, кто последний? – сквозь ком в горле выдавил он.
– За господином будете, – распорядилась дама, указывая на «безлошадного» почтальона. Невротик буркнул что-то вроде благодарности, присел на неудобное сидение, водрузил кейс на колени, вцепившись в него так, что пальцы побелели.
Очередь замерла в предвкушении истории, но новенький не произносил ни слова.
«Мисс Марпл» решительно приступила к допросу:
– Тоже обчистили?
Мужчина не понял, что обращаются к нему, но дама проявила настойчивость:
– Я говорю, вас тоже обокрали?
– Меня? Нет…
Невидящим взглядом он смотрел мимо любопытствующих, затем произнёс, как бы между прочим.
– Я… Меня, кстати, Зигфрид зовут. Зигфрид Штольц, владелец антикварного на Зауберштрассе… Неважно. Я, понимаете… человека убил.
Дама ахнула, отпрянув в сторону. Почтальон вскочил, словно собирался кинуться кому-то на помощь. Кто-то уже спешил к окошку дежурного.
– Девушку, – спокойно продолжал господин Штольц. – Почти ребёнка. Красивая. Очень!
Последние слова он произносил уже на ухо подоспевшему полицмейстеру.
– Что за чертовщина? – Комиссар крутил в руках зеркало необычной формы, словно осколок вправили в изысканную серебряную раму. – Это гаджет какой-то?
– Нет, это зеркало, – устало произнёс Штольц, протирая очки.
– Я это уже слышал, – буркнул Комиссар.
– Потому что я вам это уже говорил несколько раз. Этот предмет я обнаружил в своём магазине совершенно случайно.
– И это я тоже слышал, и не надо говорить, сколько раз вы это говорили, рассказывайте снова.
– Этот предмет… – Штольц принялся повторять, как заученный урок.
Его тут же прервали:
– Вы что, не знаете, что у вас в магазине?
– Конечно, знаю. Весь товар описан: даты поступлений, данные о владельцах, квитанции, оценка…
– И?
– И вот совершенно случайно я…
– …Обнаружил этот предмет, – закончил за допрашиваемого комиссар и устало откинулся на спинку кресла.
Зигфрид Штольц опустил голову на руки. Пальцы комиссара барабанили по подлокотнику:
– Как вы можете это объяснить?
– Что именно?
– Ну, для начала появление зеркала в магазине, где каждый предмет, как вы говорите…
– Я думаю, мне его подбросили.
– Кто?
– Не знаю, было много посетителей.
– Расскажите о каждом.
Следующие четверть часа Зигфрид подробно рассказывал о всех, кто заходил в его магазин в тот день.
– Ещё были группы туристов…
«Только контрабанды не хватало!» – с тоской подумал комиссар.
– Да как вы не понимаете, – Штольц был в отчаянии, – это же совершенно не важно!
– Всё важно, – отрезал комиссар.
– Но вы же своими глазами…
– Видел. Но лучше б не видел. Так, господин Штольц, – комиссару всё это порядком надоело, – достаточно мистификаций, давайте на чистоту. Это постановочная запись?
Игнорируя страдания на лице опрашиваемого, комиссар продолжил:
– Этакое кино не для всех, верно? Сколько вам заплатили?!
Комиссар внезапно сорвался на крик.
– Ну?! Сколько!
С крика он уже сорвался на кашель. Пока комиссар кашлял и пил воду, пил и снова кашлял, Зигфрид молил высшие силы о чуде. И чудо случилось: комиссар перестал кашлять и охрипшим голосом произнёс:
– Ну, хорошо, пусть будет зеркало.
Зигфрид просиял.
– Дорогое?
– Думаю, да.
– Сколько?
– Если это не музейная ценность…
– Так это могло из музея пропасть?!
– Да не знаю я! – Зигфрид снова готов был разрыдаться. – Я – простой антиквар. Я не могу знать всех музейных коллекций. Я понятия не имею, что это, откуда и почему, когда я смотрюсь в него, там отражается…этакое… И если б просто отражалось, действительно, можно предположить, что это чья-то дурацкая шутка, что там что-то встроено, что-то транслирует эту жесть. Но я же это чувствую! Я всё чувствую, понимаете вы или нет?!
Смотреть на мужскую истерику в планы комиссара не входило. Он дал задержанному воды, дождался, пока тот успокоится, и придвинул зеркало.
– Нет! – взмолился Зигфрид. – Только не снова…
Комиссар молчал, но молчал совершенно однозначно.
– Я больше не вынесу, не заставляйте меня!
– Вы не оставляете мне выбора. Или просто скажите, как включить просмотр.
– Да какой просмотр?! – теперь уже кричал Зигфрид. – Вы к зеркалу подходите и что, просмотр включаете?
– Я в своих зеркалах не режу голых девочек.
– А я что, по-вашему… – Зигфрид прервался на полуслове, осознав, что всё, собственно, так и есть.
– Хорошо, давайте, – пробормотал он обречённо.
Комиссар встал за спиной Штольца, чтобы тоже иметь возможность видеть.
В потемневшей от времени поверхности показалось скорбное лицо Зигфрида. Затем отражение стало светлеть, пока не ослепило яркой вспышкой.
Когда способность видеть вернулась, Зигфрид в зеркале узнавался с трудом. Хмурый до угрюмости, с тяжёлым, недобрым взглядом. Никаких очков на нём не было, голову покрывала нелепая шапка с длинным пёстрым пером. Вместо лёгкой небритости – окладистая борода.
Он не сидел в кабинете, а стоял посреди леса, был одет в костюм охотника времен средневековья: туника до колен перехвачена поясом, кожаная накидка, закрывающая горло и плечи. В правой руке зажат нож. Левая удерживала за горло девушку, совсем юную и такую белокожую, что, казалась, она была белее снега, припорошившего всё вокруг. Даже с выражением страха и мольбы лицо её было сказочно красиво. Комиссар мог поклясться, прекрасней нет никого на свете. Тело скрывали потоки распущенных волос, тёмным шёлком спадающих до самых колен.
Комиссар знал, что сейчас произойдёт, смотреть на это повторно просто невыносимо, а отвести глаза, оторваться от ангельского лика невозможно.
В зеркале с пугающей отчётливостью было видно, как лезвие ножа входит в область диафрагмы по самую рукоятку, невероятной силы рывок вспарывает тело поперек, рука Зигфрида погружается внутрь и вынимает окровавленное сердце.
После внезапной вспышки жуткая картина пропала. Зеркало вновь отражало кабинет комиссара, самого комиссара, всё ещё сжимающего кулаки, и Зигфрида, закрывшего лицо ладонями.
– Я больше не могу на это смотреть. Я себе лучше глаза вырву.
Комиссар похлопал допрашиваемого по плечу.
– Знаете, если вы действительно не причастны к этой съёмке…
– Да сколько ж можно! – Зигфрид взвыл. – Пожалуйста, послушайте. Я не представляю, откуда на мне этот идиотский наряд, не помню, когда и зачем я убил эту несчастную, но помню, как это делал, как рука сдавливала горло, а под пальцем пульсировало. Нож мягко вошёл, без сопротивлений… Я кровь на руках до сих пор чувствую! И я знаю это место. Под старым дубом в Вестпарке.