Его рука заползла на ее талию… потом накрыла грудь… и наконец пребольно ущипнула сосок.
Она сорвала вуаль и отмахнулась от него. Он расхохотался и выпустил ее юбку. Эмли вскочила. Тут появился купец и подозрительно уставился на взволнованную девушку и своего хохочущего сынка.
– Милая моя, с тобой все в порядке? – спросил хозяин дома, наградив Толеми негодующим взглядом.
Она кивнула, чувствуя, что волосы у нее растрепались, а щеки горят огнем. Потом спросила:
– Отец?
– У них почти готово. Хочешь, пойдем сама все посмотришь? – И он подал ей руку.
Она благодарно закивала.
Официальное представление витража никакого удовольствия ей не доставило. Это притом, что место для него было выбрано с большим толком: на высокой стене, где сквозь него будет светить утреннее солнце. Гости, разодетые в шелка и драгоценности, хлопали в ладоши и хвалили ее искусство, а купец разразился целой речью, превознося и труд Эмли, и свою собственную проницательность в выборе мастера. Только Эм все равно чувствовала липкую ладонь Толеми, крадущуюся по ее телу, и негодовала сама на себя: ну что за доверчивость!
Бартелл стоял рядом, высоко держа голову и лучась гордостью за дочь и ее талант. Беспокойство в ее глазах не минуло его внимания, но, не зная причины, он тихо спросил:
– Все выглядит прекрасно, солдатик!
Она кивнула и выдавила улыбку, поскольку он был прав. Окно в самом деле было превыше всяких похвал.
– Сейчас домой поедем, – сказал ей Бартелл. – Прочь от всех этих людей. Как же я тобою горжусь!
Он легонько похлопал ее по плечику, и ей захотелось прыгнуть ему на шею. Впрочем, она понимала: не стоит рассказывать про купеческого сынка, не то отец рассердится и решит, что оставил ее без защиты.
Это заставило ее снова вспомнить соглядатая, и подкатил страх.
Только когда они забрались в повозку и направились в Линдо, Эм спохватилась, что так и забыла свою драгоценную вуаль на спинке дивана.
18
Рассвет едва занимался над восточной стеной Города, когда Бартелл выскользнул из Стеклянного дома навстречу новому утру. Заперев дверь, он убрал в карман тяжелый железный ключ. И пошел переулком Синих Уток, прихрамывая из-за боли в колене и, по обыкновению, нюхая воздух. Было похоже, что ночью или поздно вечером, уже когда они были дома, прошел дождь: утро вставало какое-то особенно свежее и умытое.
Бартелл бодрым шагом направился к библиотеке. Ему хотелось оказаться как можно дальше от Стеклянного дома к тому моменту, когда мир начнет просыпаться. Эмли с Обтрепой было оставлено категорическое распоряжение: никому и ни под каким предлогом не открывать дверь.
Когда он явился, Великая библиотека только-только начинала работу. Восточные двери со скрежетом распахнулись, впустив солнечные лучи. Сквозь водопады желто-зеленого света Бартелл прошел к любимому столику. Сел и задался вопросом: чем, собственно, он собирался весь день здесь заниматься? Лишь с удивлением отметил, что Карвельо не вернул хранителям последнюю стопку заказанных книг.
Потом к нему шаркая подошла старуха. Она зарабатывала тем, что показывала желающим библиотеку. Женщина вручила Бартеллу записку, причем лицо ее выражало негодование.
– Три дня тебя дожидалась!
Записка была от Карвельо. У него, оказывается, заболела жена, поэтому на какое-то время он Бартеллу был не помощник. Барт нахмурился. Кажется, его размеренная и налаженная жизнь готова была затрещать по всем швам. Скомкав записку, он бросил ее на стол и уставился на кипу книг перед собой. Старые тома с полуоторванными кожаными переплетами… иссохшие свитки, каждый с подвесной биркой… коричневые папки с документами. Желания вчитываться в труды по архитектуре Города почему-то не возникало.
В итоге вместо исторических разысканий Бартелл снова придвинул поближе книгу, озаглавленную «Тайный код: официальная и неофициальная символика в военной среде». Пролистнул последние, затем первые страницы в поисках оглавления или указателя. Не обнаружил ни того ни другого, вздохнул и принялся просматривать том с самого начала.
Почти сразу ему попалось изображение одной из его собственных наколок: изумрудная змея, стиснувшая в своих кольцах крысу. Это был символ Четырнадцатой Имперской пехотной; ее солдаты именовались Крысоловами. Где теперь та армия, где те времена?!
Бартелл подумал, что у Фелла наверняка была такая же татуировка. И у Эстинора Рэдфолла, если тот еще жив.
Проходивший мимо хранитель покосился на Бартелла, приподняв брови, – не иначе как подивился его столь раннему появлению. Барт наградил его суровым взглядом: тебя-то, мол, не спросили, – и хранитель счел за лучшее отправиться по своим делам.
Довольно скоро Бартелл отыскал в книге три из меньших татуировок, имевшихся, как он помнил, на коже мертвеца. Соответственно, выяснилось, что покойник служил в Двадцать Четвертой Винцеровской, а за двадцать лет до этого – в подразделении императорских пластунов, которые сами себя называли Прокаженными, и принимал участие во Второй битве при Эдиве. Прошел то есть очень неплохой боевой путь. Хотя кто помешает любому честолюбивому глупцу сделать себе наколки, на которые он вовсе не имеет права? Подумав так, Бартелл припомнил множество старых шрамов на трупе и решил, что богато татуированный незнакомец был-таки солдатом. Он даже разгладил скомканную бумажку от Карвельо и записал все названия. А то, чего доброго, до завтра в памяти не удержатся.
Некоторое время спустя, бездумно переворачивая страницы, он обнаружил картинку, которую, собственно, искал. На вклейке красовался вставший на задние ноги козел с красным раздвоенным языком. От удивления Бартелл даже откинулся на спинку стула, потом снова вгляделся. Все правильно, рисунок был тот самый, ему не померещилось. Он нашел начало главы: она называлась «Данники и союзники». Вернувшись к рисунку, Бартелл прочел подпись. Она гласила: «Королевский телохранитель в правление Маттаса III, последнего правителя Одризии, короля Малого моря».
Бартелл покосился на свою записку. Вторая, значит, битва при Эдиве? У него было заложено в книге соответствующее место. Он заглянул туда и снова задумчиво откинулся на стуле. Перед его мысленным взором мелькало оружие, лилась кровь…
Первая битва при Эдиве принесла блистательный успех. Восточные армии под водительством Шаскары одержали победу благодаря численному перевесу, помноженному на мастерство полководца. Силам синекожих, составленным из племенных ополчений, пришлось отойти. Армии Шаскары расположились на занятых территориях, существенно обезопасив Город. Тишь и благодать длились целую весну. Однако наградой за успех стала новая задача, еще более трудная. Шаскаре было приказано перейти в наступление на север и восток, по Эдивской долине в направлении Малого моря. Слева и справа вздымались высокие скалистые хребты; там засели горные племена, это была их земля, и горцы жаждали мести. Они и сидели в своих орлиных гнездах, выжидая, пока линии снабжения войск не растянутся до предела, и тогда нанесли удар.
В первые же два дня погибли тысячи солдат Города. Полководцам был дан приказ отступать. Тем, что находились в тылу, это удалось; Шаскара же оказался перед нелегким выбором: отвести войска на безопасные позиции или, наоборот, устремиться на выручку окруженным передовым. Он бросил войско вперед.
Вот так и произошла Вторая битва при Эдиве. Единственная за всю историю Города, после которой ветераны из обоих противоборствующих лагерей стали делать себе одинаковые татуировки. Бартелл когда-то знал это, но успел позабыть. Это была дань мужеству врагов, ведь те и другие дрались буквально до последнего человека: из каждых десяти погибло девять. И это скорее объединяло простых солдат с обеих сторон, нежели разъединяло.
Итак, размышлял Барт, наш татуированный дружок дрался за Город, в пехотном соединении, а потом – против Города, будучи телохранителем одризийского короля. Вот бы знать, чью сторону он держал при Эдиве?
Книга ответила ему кое на какие вопросы, но подняла столько же новых.
И конечно, его память по привычке обратилась к вуали, что он сдернул с шеи убитого. Он подарил ее Эм – девочка почему-то очень ценила вещь, вот и вчера в купеческий дом поехала именно в ней. Кружево было старым и очень добротным. Может, тоже одризийское? Надо будет дома поподробнее рассмотреть.
Бартелл очень беспокоился за Эмли. Он-то думал, она вернется домой радостная, с гордо поднятой головой. Вместо этого девушка приехала расстроенная и печальная. Мог ли он думать, что поездка дастся ей так тяжело!
Вот так он сидел, размышляя о малозначительных, в общем, предметах, когда почувствовал взгляд. За ним наблюдали. Барт осмотрелся. На другом конце читального зала стоял, прислонившись к столику, какой-то человек. На Бартелла он вроде бы и не обращал внимания, но старый воин нутром чувствовал: этот малый только что вглядывался в него самым пристальным образом. В желто-зеленом свете его было видно плохо, Барт разобрал только, что мужчина был рослый, поджарый, светловолосый. Ну как пить дать – солдат.
Бартелл потер усталые глаза, а когда вновь поднял голову, незнакомец исчез.
Закрыв том, Бартелл сунул его под самый низ стопки папок и книг. Подхватил плащ и пошел следом за светловолосым. Добравшись до столика, огляделся. Прямо впереди был главный коридор, выводивший к парадным дверям библиотеки. По сторонам виднелись двери поменьше, ведущие неизвестно куда. Бартелл пожал плечами и двинулся коридором. Добравшись до крытого дворика, темноватого из-за грязного стекла наверху, снова придержал шаг. По-прежнему нигде никого. Однако передняя дверь как раз закрывалась, с негромким скрипом возвращаясь на место.
Снаружи Барта ожидала награда: тот, кого он высматривал, удалялся по боковой улочке на той стороне площади. Бартелл почти бегом пересек площадь, стараясь настигнуть его.
На тенистой улице преследовать незнакомца оказалось легче, поскольку тот, судя по всему, и мысли не держал, что за ним могут пойти. Вот он остановился возле уличного лотка, стал выбирать себе что-то перекусить. Бартелл осторожно сокращал расстояние, а когда мужчина оглянулся через плечо, скрылся за выступом стены. Человек жевал кусочек фрукта, взятый на пробу. Между кирпичами стены была выщербина, так что Барт хорошо видел его. Высокий, худой, с льняными волосами. И старше, чем ему показалось сначала. Купив горстку фруктов, человек бодро зашагал дальше.