– Дун! – решительно окликнул он.
Она не отозвалась. Фелл приложил руку к ее шее, выслушивая живчик. Биение показалось ему едва уловимым, нитевидным.
Очень осторожно, понимая, что дело наверняка не обошлось без внутренних повреждений, Фелл стащил с Дун камзол, потом снял свою потрепанную рубашку и завернул в нее женщину, накрыв сверху камзолом. Сел под скалой и обнял Дун, устроив ее у себя на руках. У него не было ни еды, ни воды, чтобы с ней поделиться, не было и мази для ран. Он мог только побыть рядом с ней в последние минуты жизни – как солдат с солдатом.
Утро медленно превращалось в день. Фелл прислушивался к неверному дыханию Дун и старался не думать о том, что могло случиться с Индаро. Он проклинал себя, что не сумел запастись водой, ведь она могла бы спасти жизнь Дун. Однако у него не было фляги, он и сам последний раз пил более суток назад из какого-то грязного ручейка, еще прежде, чем выбрался на эту сухую равнину.
Ощутив слабое движение, он не сразу понял, что раненая из последних сил пыталась вырваться из его рук.
– Дун, – прошептал он, – это я, Фелл Эрон Ли. Все хорошо…
Она перестала отбиваться:
– Что… с Индаро?
– Ее здесь нет, – ответил он осторожно.
– Вы… вместе бежали?
– Да, – соврал Фелл. – Индаро отправилась в Город, а меня попросила разыскать тебя.
И тут же накатил стыд. Сколько он молил богов о спасении Индаро, а о ее служанке вспоминал мельком в лучшем случае. Он даже теперь только и твердил про себя: на ее месте могла быть Индаро…
– Кто это тебя так?
Дун не двигалась и молчала, и он уже решил, что сознание вновь покинуло ее. Однако потом она прошептала:
– Я вышла на них… солдаты Города… Я славила богов: мне повезло… – Она прикусила нижнюю губу, и без того искусанную в кровь. – Они… не поверили, что я… своя… Хотя на мне был… камзол Индаро…
Феллу нечего было на это сказать. Он хорошо знал, как поступали с женщинами неприятеля. Дун продолжала:
– Я рассказала им все, что знаю о Приморской… имена моих товарищей… наши маневры… прозвища полководцев… А они: не верим, и все… Они не хотели поверить… Заковали меня с двумя… этими… Пришлось бежать следом за конями… а они то и дело в галоп… чтобы повеселиться… Одна женщина так и погибла. Они рассердились – умерла слишком легко… Мы нужны были живыми… Потом… когда заночевали… – Ее лицо оставалось неподвижным, только на одном глазу, подбитом и заплывшем, выступила слеза. – Я умираю, – прошептала она.
Фелл не ответил, и она чуть пошевелилась:
– Я умираю… верно, господин?
Он посмотрел на кровавую лужу под телом. Где-то вверху посвистывали крылья стервятников.
– Да, солдат, – тихо проговорил он.
– У тебя… есть нож?
Он извлек тупой нож и показал ей. Дун слегка повернула голову, чтобы посмотреть на него. И, глядя ему в глаза, едва заметно кивнула.
Фелл много раз видел, как непоправимо искалеченные воины принимали милосердное избавление, когда им рассекали крупную артерию с внутренней стороны бедра. Не раздумывая, он дотянулся, легонько кольнул. Кровь вялыми толчками стала выливаться на землю. Ее и так оставалось в теле очень немного.
– Скажи… Индаро… – прошептала Дун.
Он наклонился ниже:
– Что сказать?
Но Дун не произнесла больше ни слова, лишь прикрыла глаза от пыли, принесенной ветром с равнины.
Фелл тоже закрыл глаза и печально опустил голову…
…Эриш сидел, крепко зажмурившись и зажав ладонями уши, по-детски пытаясь отгородиться от невыносимого ужаса. Сколько дней уже минуло, но жуткая сцена снова и снова разворачивалась перед его мысленным взором.
– Эриш, пора, – позвал кто-то.
Он поднял глаза. Это был Рийс, сероглазый, серьезный, рослый для своего возраста.
– Ты сказал, что пойдешь, – проговорил младший мальчик.
Эриш оцепенело кивнул и кое-как поднялся. В сопровождении Рийса он вышел из казармы, пересек замусоренный задний двор. Дальше были заросли кустарника и молодых деревьев – там они с другими мальчишками уговорились встретиться, как стемнеет. После освобождения он большей частью их избегал, но прийти на встречу пообещал. Он понимал, что, может, больше никогда их и не увидит. Несколько раньше в тот день его вызвал Шаскара. Полководец сказал ему, что он поступает в его личное распоряжение. У Эриша появится новое имя и новая жизнь; его прошлое будет вымарано из истории Города. И не далее как завтра им предстояло отбыть на Выступающий берег.
Бывшие пленники сидели возле костра. Эриш невольно удивился, как они могли так спокойно смотреть в пламя: сам он неотвязно видел в огне бьющуюся, вопящую жуть…
– Еле дождались, – буркнул Ранул.
К нему отчасти вернулась прежняя раздражительность, хотя, по мнению Эриша, именно Ранула пережитое изменило больше других. Куда подевался задира и обидчик? Его место занял грустный и задумчивый парень, больше не находивший удовольствия в том, чтобы пугать и причинять боль.
– Парр смастерил, – сказал он Эришу. – Мы все сговаривались, но ты был слишком занят…
Вздорные слова, но он произнес их, скорее, по старой памяти, почти безотчетно.
Эриш посмотрел на длинную металлическую штуковину у Ранула в руках. Загнутый конец, опущенный в пламя, раскалился уже добела.
– Клеймо!
У Эриша по коже побежали мурашки.
– Мы все решили принять обет и наложить на себя клеймо в виде буквы «эс» в знак того, что не забудем и не отступимся, сколько бы времени ни прошло.
– И какой мы даем обет?
– Убить императора.
Фелл еще долго сидел, держа в объятиях остывающее тело Дун. Потом бережно опустил наземь, встал и начал оглядываться. Он не мог даже как следует похоронить ее в этой каменистой земле. Сумел лишь от всего сердца вознести молитву богам льда и огня, прося принять ее в Каменных Садах как воина. Снял с нее красный кожаный камзол, свернул и сунул под мышку. Потом вернулся к выходу из лощины.
На высокогорном плато было очень тихо… Фелл понял, что больше не может отмахиваться от внутреннего голоса, уже некоторое время звучавшего в душе. Он посмотрел на запад, куда его, как сына Города, звал долг. Высоко в безоблачном небе висело яркое солнце.
«Это могла быть Индаро», – подумал он снова.
Он повернулся к востоку, где висели над горными вершинами облака, и зашагал обратно в Старую Гору.
26
Индаро отбросила книгу, которую пыталась читать, и уставилась в окошко камеры. Скука была такая, что спятить впору. Вид за окном открывался захватывающий: переливчато-зеленый горный лес и хрустальное небо над ним. Но и эта красота успела до омерзения надоесть.
Ее перевели сюда, когда в прежнем помещении по ночам на ведерке с водой начал появляться ледок. Мэйсон утверждал, что ее считали почетной гостьей; теперь у нее была настоящая кровать с одеялами, и кормили ее хотя и по-прежнему скудно, зато дважды в день.
Только дверь комнаты так и держали на замке…
Это Мэйсон предложил ей вставать до рассвета и встречать явление нового дня из Врат Солнца: этот ритуал почитался важным у стариков народа туоми. На самом деле Индаро не слишком влекло такое бессмысленное времяпровождение, но на всякий случай она решила подыграть Мэйсону: мало ли, вдруг по ходу дела что-то наклюнется. Пять дней подряд она вставала затемно и лезла на гору наблюдать такое выдающееся событие, как рассвет. И все пять раз возвращалась разочарованная. Сегодня они с Мэйсоном собирались пойти к Вратам Солнца вместе, чтобы она могла рассмотреть их при свете дня.
Утренние и вечерние часы быстро становились все холоднее, но дни в начале осени стояли еще теплые. Одежду приходилось надевать такую, что оружие не больно-то утаишь. С неделю назад Индаро припрятала косточку от куриной ножки и заострила ее, сточив о каменный пол камеры. Оружие, конечно, получилось еще то, но при умелом обращении могло и проткнуть, к примеру, крупный кровеносный сосуд. Индаро натянула юбку и свободную рубашку, надеясь, что косточку, всунутую под пояс юбки у живота, будет не видно. Еще она надеялась, что стражники как следует вооружатся: если повезет, можно будет что-нибудь выхватить. А уж если у нее в руках окажется меч, она отобьется от всего здешнего гарнизона!
И вот дверь распахнулась, но Мэйсона Индаро не увидела. Стражники провели ее темными коридорами крепости в какое-то место, где она ни разу еще не бывала. С огромных тесаных камней над головой капала вода, в воздухе стоял запах прошедших веков… Дубовые двери, сплошь покрытые резными изображениями жутковатых чудовищ, тяжеловесно повернулись на петлях, и ее провели в огромный чертог. Высоченный потолок терялся во тьме, пол тянулся вперед, не уступая иной улице Города. Его подсвечивали огоньки в стеклянных коробках, горевшие ровным спокойным светом. Индаро сразу вспомнила слухи: враги располагали магией, неизвестной горожанам. В дальнем конце комнаты пылал огромный камин. В первый раз за много недель увидев живой огонь, Индаро невольно потянулась к его теплу.
У очага стоял широкий стол, и за ним Индаро увидела пятерых. По одну сторону находился Мэйсон, с ним серый всадник с оливковой кожей и бледный молодой человек с темными курчавыми волосами. По другую сторону стола Индаро, к своему изумлению, увидела Сароан, государыню блюстительницу Востока, и… Фелла Эрона Ли.
Фелл смотрел на Индаро внешне бесстрастно, но таким пронизывающим взглядом, словно хотел сообщить нечто важное. Индаро кивнула, села подле него и сложила руки на коленях. Потом спросила его:
– А где остальные?
– Они здесь не нужны, – ответила ей Сароан.
Она вела себя так, словно была на этом собрании за главную. Одетая в поношенное платье для верховой езды, женщина выглядела взмыленной, словно скакала на эту встречу во весь дух. В общем-то, Индаро уже знала, что Сароан снюхалась с неприятелем. И все-таки увидеть ее здесь, в самом вражьем гнездилище, было некоторым потрясением.