– Это не одно и то же, – возразила она, снизу вверх глядя на зятя и хлопая ресницами. Еще раз осмотрелась и пожаловалась: – Тут и поболтать не с кем!
– Поболтай со мной, – добродушно предложил он.
– Значит, будешь на сегодня моим спутником! – Она взяла его под руку. – Марцелл, вижу, меня бросил!
Тут она вспомнила Амиту и букетик для корсажа и с раздражением подумала: бестолковая девка, кажется, заблудилась! Петалина с надеждой оглянулась на парадные двери и увидела, как в сопровождении четырех охранников в зал входит Марцелл. Что-то сегодня тут многовато солдат – больше, чем зрителей. С прибытием Марцелла солдаты двинулись закрывать двери. В последний момент между створками проскользнула Амита. Солдаты остановили было ее, но все же дали пройти.
Вот Амита заметила свою госпожу и поспешила к ней по ступенькам. На горничной было лучшее из двух ее платьев, коричневое хлопковое с пуговицами из ракушек. С распущенными светлыми волосами она даже не казалась в этом зале чем-то совсем чужеродным. Девушка уже держала наготове булавку. Она ловко прицепила букетик и заглянула хозяйке в лицо: не сердится ли? Петалина заметила обращенный на них взгляд Марцелла. «Небось подумает, что я забыла, – решила она. – Как бы не рассердился!»
– Беги отсюда быстренько, – шепнула она Амите.
Та живо удрала наверх по ступенькам, пряча лицо и всячески стараясь выглядеть как можно меньше.
Марцелл и Раф уже разговаривали, стоя посредине зала. Как обычно, все глаза были обращены в сторону братьев. Однако солдаты, неизменно старавшиеся держаться поближе к своим героям и как бы греться в их присутствии, сегодня стояли поодаль, в кои веки оставив Винцеров наедине.
Петалина вдруг ощутила в вечернем воздухе веяние опасности. Она посмотрела на Марцелла и поняла: он тоже что-то почувствовал.
И тотчас послышались знакомые шорохи: мечи извлекались из ножен. Солдаты, стоявшие вдоль стен зала, обнажали оружие.
На какое-то мгновение все замерли. Единственным, кто по-прежнему двигался, была Амита. Как будто не заметив всеобщего напряжения, она достигла двери и теперь сражалась с тугой железной ручкой. Петалина видела, как девушка обратилась за помощью к одному из солдат. Тот поднял меч и этак небрежно пырнул ее в бок. Обливаясь кровью, она упала смятой тряпичной куклой и осталась лежать.
Петалина в ужасе поднесла руку ко рту… В следующее мгновение все понеслось. Марцелл с Рафом, оба безоружные, пятились к центру зала. Музыканты и гости, сообразив, на кого в основном покушались, шарахнулись от Винцеров прочь. Петалина не могла сойти с места. Она пыталась перехватить взгляд Марцелла, но тот в ее сторону и не смотрел.
Один из солдат выступил вперед, тот, что первым выхватил меч.
– Зажился ты на свете, – сказал он Марцеллу. – Лишь с твоей смертью Город сможет возродиться!
По-прежнему держа руку возле рта, Петалина увидела, как вдруг успокоился ее возлюбленный. Со стороны посмотреть – словно на вечеринку пришел. Когда он заговорил, его голос звучал тепло и… обольстительно. Петалина улыбнулась, несмотря на испуг. Сколько раз она слышала этот самый голос…
– Маллет, ты всегда был воин из воинов, – сказал он. – Не позволяй заботе о подчиненных затмить для тебя реальность этой войны!
Петалина увидела, как заулыбались музыканты и гости, жуткое напряжение вмиг куда-то ушло. Опасность миновала: сейчас Марцелл убедит мятежников в ошибочности избранного пути. Она повернулась в ту сторону, где лежала Амита, и уже без всякого страха поднялась по ступенькам, чтобы присесть подле девушки. Из раны в ее боку текла кровь, но на шее еще бился живчик.
– Бедной девочке нужна помощь, – сказал Марцелл солдату по имени Маллет. – Давай-ка сперва о ней позаботимся, а потом обсудим ваши обиды, как положено цивилизованным людям.
Предложение выглядело разумным, но Маллет остался непоколебим, и его люди по-прежнему стояли с мечами в руках, готовые броситься в бой.
– Я вижу, как ты что-то говоришь, – снова заявил Маллет, – но ни я, ни мои люди не слышим тебя. Мы закрыли себе уши воском и ватой, чтобы могущество твоего голоса не воздействовало на нас. Готовься к смерти, изменник!
Повернувшись спиной к дверям оперного театра, Рийс двинулся обратно по мраморному мостику, провожаемый взглядами пятерых солдат из императорской Тысячи. Вздохнул и расправил плечи. Ему и его десятку воинов оставалось дождаться окончания представления, а потом проводить Винцеров и их гостей и сдать с рук на руки телохранителям. После этого весь остаток дня Ночные Ястребы будут свободны.
– Скорее бы полночь! – пробурчал рядом Берлингер. – Усну как мертвый!
Им пришлось дежурить пятеро суток подряд. «Стену высиживали», как называл это Берл. Кто-то же должен был ходить дозором по стенам. Горожане на это рассчитывали. Вероятно, на случай, если сильный неприятельский отряд невидимым пересечет долгие лиги ничейной земли, увернется от многочисленных сторожевых постов и разъездов, избежит внимания привратников и штурмом возьмет практически неприступные укрепления. Сегодня для разнообразия им было велено исполнять телохранительские обязанности. Бросили на усиление Тысячи, в которой недоставало самое меньшее двух сотен. Насколько было известно, одну из этих сотен уничтожил случайный отряд синих. Другая, называвшаяся Гулоновской, была выслана с каким-то таинственным заданием на восток.
Ночные Ястребы, конники Первой Несокрушимой, считали себя элитой армии. Теперь их, ссаженных с коней, замучили насмешками остальные, особенно солдаты из Тысячи, считавшие элитой только себя. В общем, Рийс ждал, что здесь, у оперного театра, телохранители вволю почешут о них языки… Однако те вели себя до странности тихо.
Рийс понюхал воздух. Вечер был ясный, с запада, с далекого моря, тянул бриз. Капитан собирался расположиться со своими десятью воинами у дальнего конца мостика и там спокойно дожидаться полуночи. После чего, уже в глухой ночной час, Рийс вылезет из постели и проберется по стене к садику Петалины – нет ли записки?
Впереди своих подчиненных Рийс одолел уже часть пути по мраморному мостику, когда поддувавший сзади ветерок донес очень слабый, но безошибочно узнаваемый шепот меча, извлекаемого из ножен. Рийс крутанулся на месте и вскинул руку, останавливая Берла, желавшего что-то сказать. Да! Точно! В оперном театре обнажалось оружие!
Рийс тоже схватился за меч и во главе своих людей рванулся обратно.
Пятеро воинов Тысячи уже закрыли двери и с мечами наголо повернулись навстречу подбежавшим. Они были из сотни, где называли себя Леопардами.
– Рийс, оставь! – крикнул старший, хорошо знакомый ему ветеран. – Уходи!
– Сам знаешь, Кантей, мы не можем. – Рийс только мотнул головой. – Отойди!
Изнутри отчетливо был слышен лязг металла о металл. Что именно там происходило, Рийс понятия не имел. Ясно было только одно: если в оперном театре по какому-то поводу началась схватка, бойцам Тысячи следовало спешить на выручку вельможам, которых они приставлены охранять, а не двери замыкать от подмоги. Он опустил голову, делая вид, будто взвешивает за и против… и внезапно прыгнул вперед, всаживая конец меча старшине Леопардов в шею, на волосок выше нагрудных лат. Смертельно раненный Кантей зашатался, но бросился на Рийса, невзирая на кровь, хлещущую из рассеченного горла. Тот отшатнулся. Меч Кантея вспорол на нем кожаный камзол и скользнул по мышце плеча. Умирающий повалился на колено, и Рийс ударил его еще раз – сверху вниз, от шеи к сердцу.
И отскочил прочь.
– Вы что творите? – спросил он оставшихся четверых. Те стояли столбами, глядя на тело Кантея. – Ваш долг перед Марцеллом…
– Мы тут как раз затем, чтобы позаботиться о Марцелле, – мрачно ответил один. И тут же с ревом устремился вперед.
Его встретил Берлингер: отвел меч противника, его собственный клинок лязгнул о вскинутый щит. Рийс живо нагнулся и подхватил щит Кантея. Безвольное тело распласталось у него под ногами, свисая с мостика. Рийс пинком сбросил его в воду, чтобы не споткнуться ненароком.
У него было десять человек, Леопардов же осталось лишь четверо. Но на узком мостике он не мог воспользоваться численным преимуществом – сражаться приходилось двое на двое, не больше. Опять же, «тысячники» были в полном доспехе и со щитами, а людей Рийса защищали лишь кожаные нагрудники.
Берлингер убил своего противника, но и сам тотчас пал от меча следующего телохранителя. Рийс, занятый новой схваткой, услышал плеск: тело Берла рухнуло в воду. Мрамор под ногами быстро делался скользким от крови…
Разделавшись с двоими телохранителями, Ночные Ястребы ни на пядь не продвинулись вперед. Воины Тысячи дрались как одержимые. Рийс едва успевал отбиваться от тяжеловооруженного бойца, рядом рубился Чевия. Противник Рийса зарычал и сделал выпад, метя в сердце. Рийс крутанулся – лезвие прошло по камзолу, вспарывая прочную кожу. Рийс прыгнул влево и нанес ответный удар. Меч не проник сквозь доспехи, отскочив от плеча, но телохранитель потерял равновесие и упал на колено. Рийс шарахнул его по голове щитом, сбрасывая в воду.
На него немедленно прыгнул последний оставшийся Леопард, и уже Ястребу пришлось податься назад и припасть на колено. Он пырнул врага снизу вверх, но меч угодил в край щита и сломался. Рийс потянулся назад, и в ладонь тотчас сунули новую рукоять. Но и тысячник зря времени не терял, его меч искал лицо Рийса. Размахиваться и наносить удар уже не было времени… Однако Леопард вдруг обмяк и повалился через перила. В глазнице у него торчал нож. Подняв тучу брызг, тело кануло в черную воду.
Рийс вскочил на ноги и помог Чевии разделаться с последним оставшимся врагом. Потом они бросились к дверям оперного театра.
Те были закрыты и заложены изнутри на засов.
Петалина стояла на коленях, подсовывая под голову горничной свернутую шаль. У той продолжала кровоточить рана, а это, как понимала Петалина, означало, что девушка еще жива. Куртизанка в отчаянии следила за сражением посредине зала. Марцелл и Раф, прижатые к стене, принимали неравный бой. Они сумели завладеть чьими-то мечами, но оба уже были ранены – в грудь, в руку, в плечо… Однако братья продолжали сражаться, давая отпор латникам. Их мечи сверкали со скоростью, казавшейся сверхъестественной. Уже четверо телохранителей распростерлись мертвыми на полу.