Джиа перегнулась через стол.
– Может, мы убедим его в том, что он хочет совсем другого. Можем ли мы что-то предложить ему в качестве козыря?
– Нет, – прошептала Клэри. – Ничего. Себастьян…
Но как объяснить ее брата? Как объяснить взгляд в темное сердце черной дыры? Представь, что ты последний оставшийся на земле Сумеречный охотник; представь, что вся твоя семья и друзья мертвы; представь, что не осталось никого, кто бы верил в то, кто ты есть. Представь, что ты оказался на земле через миллиард, миллиард лет после того, как солнце выжгло всю жизнь, и тебе необходимо хотя бы одно живое существо, которое бы по-прежнему дышало рядом с тобой, но кругом ничего, только реки огня и пепла. Представь, насколько ты одинок, а потом представь, что есть только один единственный способ это исправить. Представь, что ты сделаешь, чтобы это произошло.
– Нет. Он не передумает. Никогда.
Раздался гул голосов. Джиа хлопнула в ладоши, призывая к тишине.
– Достаточно, – отрезала она. – Мы ходим по кругу. Пришло время Конклаву и Совету обсудить ситуацию.
– Если бы я только мог что-то предложить. – Глаза Брата Захарии обвели комнату, задумчивый взгляд под темными ресницами, и остановили на Джии. – Обряд похорон для погибших у Цитадели вот-вот начнется. Вы должны быть там, Консул, как и вы, Инквизитор. Я бы предложил, чтобы Клэри и Джейс остались в доме Инквизитора, учитывая окружающие их разногласия, и чтобы после обряда Совет снова собрался.
– У нас есть право присутствовать на заседании, – сказала Клэри. – Это решение касается нас. Оно о нас.
– Вас позовут, – объявила Джиа, ее взгляд не задержался на лице Клэри и Джейса, а скользнул мимо, охватив Роберта, Маризу, Братьев Еноха и Захария. – До тех пор, все остальные – вам понадобятся силы. Это будет долгая ночь.
12Правильный кошмар
Тела горели в ровных рядах костров, которые были созданы на пути к лесу Броселинд. Солнце начало садиться за белое облачное небо, и когда каждый костер поднимался ввысь, оно взрывалось оранжевыми искрами. Эффект был необычно красив, хотя Джиа Пенхаллоу сомневалась, что каждый из скорбящих, собравшихся на равнине, думал также.
По какой-то причине, песня, которую она знала в детстве, заела у нее в голове.
Охотятся в черном целую ночь,
Белый же цвет символ скорби.
В золоте подвенечное платье невесты,
А красный от магии тебя защитит.
На костре в белом шёлке тела наши сжигают,
А если потерянный воротился, синее знамя висит.
В честь рождения нефилима пламя зажигают,
И им же наши грехи смывают.
Сера для тех, кто много знает,
А кости для тех из нас, кто не стареет.
Шафран при победном шествии сжигают,
И зеленый разбитые сердца наши исцеляет.
Серебром башни демонов покрывают,
А бронзой злые силы призывают.
А кости для тех из нас, кто не стареет. Брат Енох, в его робе цвета слоновой кости, шагал взад и вперед по линии костров. Сумеречные охотники стояли или опускались на колени, либо бросали в оранжевое пламя горсти бледных белых цветов из Аликанте, которые росли даже в зимнее время.
– Консул, – голос позади был мягким. Она обернулась и увидела брата Захарию – или мальчика, который, по крайней мере, когда-то был им – стоящего за ее плечом. – Брат Енох передал, что вы хотели поговорить со мной.
– Брат Захария, – начала она, а затем помедлила. – Есть ли другое имя, которое вы предпочитаете? Имя, которое вы носили до того, как стали Безмолвным Братом?
– Захария сойдет, – сказал он. – Я еще не готов вернуть старое имя.
– Я слышала, – начала она, и остановилась, потому что следующие слова было неловко произносить, – что один из колдунов Спирального Лабиринта, Тереза Грей, та, кого вы знали, и о ком заботились в прошлом. А для того, кто был Безмолвным Братом так долго как вы, это большая редкость.
– Она – это все, что у меня осталось с тех времен, – сказал Захария. – Она и Магнус. Я бы хотел поговорить с Магнусом, если можно, прежде чем он…
– Хотели бы вы пойти в Спиральный Лабиринт? – прервала его Джиа.
Захария испуганно взглянул на нее. На вид ему было столько же лет, сколько и ее дочери, подумала Джиа. Его ресницы были невероятно длинными, а глаза казались молодыми и старыми одновременно.
– Вы выпускаете меня из Аликанте? Разве вам не нужны все воины?
– Вы служили совету в течение более чем тридцати лет. Мы не можем просить вас о большем.
Он оглянулся на кострах, на черный дым, поднимающийся воздух.
– Как много знает Спиральный Лабиринт? О нападениях на институтах, Цитадель, представителей?
– Они хранители знаний, – сказала Джиа. – Не воины или политики. Они знают, что произошло в Буррене. Мы обсудили магию Себастьяна, возможные методы лечения омраченных, способы укрепления наших сил. Больше они ни о чем не спрашивают…
– И вы сами не говорите им, – перебил ее Захария. – Таким образом, они не знают о Цитадели, о представителях?
Джиа стиснула зубы.
– Я полагаю, вы хотите сказать, что я должна была им все рассказать.
– Нет, – сказал он. Он держал руки в карманах; его дыхание превращалось в пар на холодном прозрачном воздухе. – Я не говорю этого.
Они стояли бок о бок, среди снега и тишины, пока, к ее удивлению, он снова не заговорил:
– Я не отправлюсь в Спиральный Лабиринт. Я останусь в Идрисе.
– Но разве вы не хотите ее увидеть?
– Я хочу увидеть Тессу больше, чем еще чего-либо на свете, – сказал Захария. – Но если бы она знала больше о том, что происходит здесь, то она хотела бы быть здесь и сражаться рядом с нами, но мне бы не хотелось этого. – Его темные волосы упали вперед, когда он покачал головой. – Меня пробудили, и теперь я больше не Безмолвный Брат. Даже если я и не хотел этого. Может быть, это эгоизм. Я не уверен. Но я уверен, что колдуны в Спиральном Лабиринте в безопасности. Тесса в безопасности. Если я отправлюсь к ней, то тоже буду в безопасности, но я также буду скрываться. Я не колдун; я не могу принести пользу в Лабиринте. Но я могу быть полезным здесь.
– Вы могли бы съездить в Лабиринт и вернуться. Это будет сложно, но я могу попросить…
– Нет, – сказал он тихо. – Я не смогу встретить Тессу лицом к лицу и умолчать правду о том, что здесь происходит. Более того, я не могу пойти к Тессе и предстать перед ней как смертный человек, как сумеречный охотник, и не сказать ей о чувствах, которые я испытывал к ней, когда… – Он замолчал. – Мои чувства не изменились. Я не могу предложить ей это, а потом вернуться туда, где меня могут убить. Лучше пусть она думает, что для нас никогда не было шанса.
– Обдумайте все хорошенько, – сказала Джиа, глядя на его лицо, на надежду и тоску, что были видны каждому. Она посмотрела на Роберта и Маризу Лайтвудов, стоящих на расстоянии друг от друга в снегу. Недалеко была ее собственная дочь, Алина, которая стояла, положив голову на плечо Хелен Блэкторн. – Мы сумеречные охотники, мы ставим себя в опасность каждый час, каждый день. Я думаю, наши сердца такие же отчаянные, как и наши жизни. Когда мы отдаем сердце, мы отдаем каждый его кусочек. И если мы не получаем того, в чем так отчаянно нуждаемся, тогда как нам жить?
– Вы думаете, что она, возможно, уже не любит меня, – сказал Захария. – После всего этого времени.
Джиа ничего не сказала. В конце концов, это было именно то, о чем она думала.
– Это резонный вопрос, – сказал он. – И, возможно, так и есть. Пока она жива и здорова, и счастлива в этом мире, я найду способ, чтобы быть счастливым, даже вдали от нее, – он посмотрел на костры, на тени от них. – Где находится тело Лонгфорда? Тот, который убил его парабатая?
– Там, – указала Джиа. – Зачем вам это?
– Это худшее, что можно сотворить. Я не был бы достаточно храбр. Поскольку есть тот, у кого получилось сделать такое, я хотел бы выразить свое уважение ему, – сказал Захария, и пошел по заснеженной земле к кострам.
– Похороны закончились, – сказала Изабель. – Или, по крайней мере, дым перестал идти, – она сидела на подоконнике своей комнаты в доме Инквизитора. Комната была небольшой и выкрашена белой краской, а на окнах были цветастые занавески. Не очень в стиле Изабель, подумала Клэри, но было бы трудно воссоздать усыпанную блестками комнату Изабель в Нью-Йорке за короткий срок.
– Я на днях читала мой Кодекс, – Клэри до конца застегнула синий кардиган, в который она переоделась. Она больше не могла оставаться в свитере, который носила вчера, в котором еще и спала, и которого касался Себастьян, – и подумала. Примитивные убивают друг друга все время. У нас… точнее у них были войны, все виды войн, но это первый раз, когда нефилимам приходится убивать других сумеречных охотников. Когда Джейс и я пытались убедить Роберта позволить нам приблизиться к Цитадели, я не могла понять, почему он так упрямился. Но думаю, что я почти поняла это сейчас. Думаю, он не мог поверить, что сумеречные охотники могут действительно представлять угрозу для соплеменников. Независимо от того, что мы сказали им о Буррене.
Изабель рассмеялась.
– Какое благородство, – она подтянула колени к груди. – Знаешь, твоя мама брала меня в Адамантовую Цитадель с ней. Они сказали, что я стала бы отличной Железной Сестрой.
– Я видела их в бою, – сказала Клэри. – Сестер. Они были прекрасны. И устрашающими. Как будто ты наблюдаешь за огнем.
– Но они не могут выйти замуж. Они не могут быть ни с кем. Они живут вечно, но они не… у них нет жизни, – Изабель положила подбородок на колени.
– Все живут по-разному, – произнесла Клэри. – И посмотри на брата Захарию…
Изабель подняла взгляд.
– Я слышала, как мои родители говорили о нем по пути на сегодняшнюю встречу Совета, – сказала она. – Они говорили, что с ним произошло чудо. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь из безмолвного брата превращался вновь в смертного. Я имею в виду, они могут умереть, но невозможно обернуть вспять заклятие.