– Тайный поклонник Марты. А что, нельзя?..
– Наручники у тебя откуда?
– А чего ты так переживаешь? Полиции боишься?
– Почему полиции?
– А кого ты вчера ночью избил?
– Кого я избил?
– Перчатки надевать надо, когда людей бьешь, следов на руках не останется. А у тебя кулаки сбиты! Лысенкова бил!
– Не знаю никакого Лысенкова!
– И не надо… – Артем с силой схватил парня за шиворот, мощным рывком отодрал от пола и поставил на ноги. – Снимем с трупа твои потожировые выделения, проведем экспертизу, сравним с твоими данными, и не отвертишься.
– С какого трупа?
– А очень уж сильно ты Лысенкова ударил. Он неудачно упал, головой в арматурный штырь… Думаю, умер мгновенно.
– Не знаю я ничего!
Голос у задержанного дрожал, взгляд затравленно метался. Понимает же, что нет у него шансов выкрутиться, но упирается. Вряд ли это надолго.
– Не знаешь, и не знаешь, сейчас доставлю тебя в отдел, для начала обувь с тебя снимем, там у тебя под каблуком грязь с места преступления. Анализ ДНК дело не быстрое, а состав почвы на раз-два разложат, криминалисты у нас хорошие… И вы, гражданочка, собирайтесь! – Малахов сочувствующе глянул на Марту-Марину. – С нами поедете.
– А я-то здесь при чем? – Девушка возмущенно посмотрела на Мишу. Мол, он накуролесил, ему и отвечать, а она белая и пушистая, проституция не в счет, поскольку дело добровольное и к тому же уголовно не наказуемое.
– А свидетельские показания? Вы же не отрицаете, что проводили вчера время с гражданином Лысенковым?
– Сука! – Миша зло смотрел на нее. И ненависть в его взгляде, и любовь.
Проклятая любовь к проститутке. Проклятие ценой пятнадцати лет строгого режима. Если, конечно, адвокат не сможет доказать в суде, что обвиняемый не собирался убивать. А доказать это несложно, тут все зависит от обстоятельств, мотивов и намерений. Возможно, Миша бить Лысенкова не собирался, просто приехал поговорить. Но ударил. Всего лишь ударил…
– Да нет, это ты козел! Достал своими скачками! – набросилась на него Марта.
– Гражданка!.. Да, кстати, документы не забудьте. Собирайтесь!
Марта скрылась в своей комнате, а Малахов повернулся к парню, заставив его попятиться.
– Знаешь, что такое явка с повинной и что это дает?
– Ну, так вы же меня забираете.
– Но еще не забрал… Думай, думай! Любовь к проститутке отягчающим обстоятельством не считается, скорее, смягчающим. А то, что Лысенкова избил… Он же тебя оскорблял? Любовью к Марине попрекал, да?
– Попрекал?!. Да он хохотал как сатана!.. Ну, я и не сдержался… Когда очнулся, смотрю, лежит…
– Ты очнулся?
– Ну да, моча в голову ударила!
– А Лысенков не очнулся?
– Да нет, лежал… Я его в челюсть поймал, удар у меня хороший, на раз вырубает. Ну, если поймал… Так он что, умер?
– А ты не подошел, не посмотрел?
– Э-э, ну, подходил… – медленно и неуверенно произнес Миша. – И вдруг заговорил дробно, бойко: – Смотрю, пульс есть, ну, думаю, оклемается. «Скорую» хотел вызвать, смотрю, а он уже поднимается.
Артем усмехнулся, пренебрежительно глядя на подозреваемого. Врет же. Понял, что нельзя было оставлять человека в бессознательном состоянии, вот и придумал про «Скорую».
– Не надо было «Скорую», потерпевший уже умер. Сразу умер. Ты его случайно ударил, он случайно упал, причинение по неосторожности, до двух лет лишения свободы.
Увы, но такой исход вполне возможен, при хорошем адвокате парень мог отделаться и условным наказанием, если следствие не докажет, что подозреваемый нарочно насадил голову потерпевшего на железный штырь. А доказать это будет крайне сложно. Во всяком случае, Артем не видел четких отпечатков обуви рядом с покойным. Или отпечатков колен. Что-то должно было остаться, если Миша не просто склонялся над трупом, а с силой хватал и опускал голову.
– Сколько лет? – вздохнув, спросил Миша.
– До двух лет.
– И все?
– А тебе мало?
– Да нет… Просто, если убил, много должны дать.
– Ты всего лишь ударил, а головой на штырь Лысенков напоролся сам. И умер.
– И это до двух лет?
– Так поднимался он или нет?
– Да нет, не поднимался… Я вообще думал, что он просто в отрубе… Да и волновался очень!
– Телефон куда дел?
– Телефон?! Так не было телефона.
Марта, она же Марина Владиславовна Семенецкая, собралась, Артем вывел задержанного Холомина из дома, усадил обоих в машину, а консьержку беспокоить не стал: уже ни к чему.
Глава 5
Телефон так и не нашелся. Номер установили, пробили звонки, оказалось, что Лысенков звонил Семенецкой через полчаса после того, как расстался с ней. Да и Марта подтвердила звонок, он спрашивал, как она доехала, и все, после этого телефон заблокировался, а возможно, и перестал существовать как физическая единица.
А еще за пять часов до этого Лысенкову звонил абонент, скрывающийся под фамилией Кудряшов. Олег Викторович звонил, отец Киры, сосед Артема. Зачем он ему звонил? Не связано ли это как-то с предотвращенным покушением? Именно этот вопрос Малахов и задал Щеколдину.
– Я думаю, это связано с участками, которые пытался сожрать Лысенков. Именно сожрать, потому что мог подавиться, – в динамическом раздумье проговорил майор.
– Коттеджный поселок собирался строить?
– Собирался. Блат у него где-то, но не знаю где. Если скажешь, выясним. Сколько там домиков было, столько и участков хапнул. В аренду. Под строительство домов… Конечно, любой может взять, но чтобы с десяток, да в таком месте! Тут без блата не обошлось…
– Странные какие-то дома.
– А ты не понял? – усмехнулся Щеколдин. – Берешь в аренду, строишь дом, а затем выкупаешь землю. Знаешь, по какой цене? Двадцать процентов от рыночной. А потом продаешь. По полной цене! Земля у Покровского шоссе дорогая, природа какая, монастырь… Я даже не знал, что там вообще можно землю купить. А Лысенков, выходит, знал. И взял. Домиков понатыкал, за капитальные строения их выдаст, а потом снесет. Или на новое место…
– Кудряшов мог ему помогать?
– Ну, если только с замерами… Не думаю, что Кудряшов махинациями занимается. Два года назад точно не занимался, а как сейчас, не знаю, – пожал плечами Щеколдин. – Люди очень быстро меняются.
– Лысенков занимался.
– А нам надо бы его схемой заняться, – немного подумав, сказал майор. – Коррупционная составляющая, угроза экономической безопасности…
Артем кивнул, сдерживая усмешку. Ключевое слово здесь: «надо бы». Лысенкова убили на почве ревности, преступник во всем сознался, так что уже не важно, чем занимался Лысенков. Сигналов по поводу его преступной деятельности не поступало, заявлений никаких нет, прокуратура не в курсе, значит, работать по этому делу или нет, решать полицейскому начальству. А если это глухой номер? Факты без веских доказательств – это фиаско в суде, пятно на репутацию отдела. Кому это нужно? Груздеву точно нет. И Артему тоже.
– Даже не знаю, за что зацепиться… – немного подумав, сдал назад Щеколдин. – Даже не представляю, кто мог проталкивать Лысенкова.
– С Ермолаевым можно поговорить, – усмехнулся Малахов.
– Вчера уже поговорили, – правильно понял его Щеколдин.
– А Алик как-то может быть с этим связан?
– Алик? Хм!.. Ты говорил с этой, с проституткой, как она связана с Аликом?
– А если связана?.. Красивая девка, Холомина с ума свела, и Лысенков переживал, позвонил, чтобы узнать, как она доехала…
– Девка красивая, Алик мимо такой не пройдет. Наверняка под ним работает, а в свободное время подрабатывает… Чья там квартира на Московской улице, не пробивал?
– Зачем?
– А если Алику принадлежит?
Артем кивнул. Копать под Лысенкова желания особого не было, а вот Алик – совсем другое дело. Давно уже пора собрать по нему отдельную папку, Щеколдин, в общем-то, этим уже занимается, но свежий приток информации по нему нужен как воздух.
– Неплохая квартира, но на усадьбу с лебедями не тянет.
– И усадьба есть. И пруд есть. И «лебядей» прут, – усмехнулся Щеколдин, давая понять, что не склонен верить слухам.
Но в то же время он знал, кто такой Алик и чем он занимается. Значит, нужно найти публичную усадьбу и пруд с лебедями. И Щеколдин готов этим заняться, если начальство даст отмашку. А по своей инициативе в это сомнительное предприятие, честно говоря, лезть не хотелось. Именно об этом и говорил его взгляд.
– «Лебяди» никуда не денутся, – качнул головой Малахов. – Дело сейчас не в них, просто есть сомнение, что убивал Холомин. Лысенкова избили, он потерял калошу, в одном носке зашел в дом, вытер кровь о полотенце, вытер грязь об одеяло. Вышел во двор, нашел калошу… Не мог же он найти калошу с дыркой в голове?
– Значит, напоролся на штырь после того, как нашел калошу.
– Тогда его убил кто-то другой. Ударил, уронил на штырь… Семенецкая говорила про какого-то человека у дороги, который стоял, курил. Из машины его видела, когда домой возвращалась.
– И этот человек мог избить Лысенкова. – Щеколдин всерьез отнесся к шатким размышлениям начальника.
– Мог.
– А потом появился Холомин.
– Потом?.. Ну да, Холомин мог появиться потом, – согласился Артем.
Эксперты пока не готовы были дать полную раскладку по событиям в строгом хронологическом порядке. Действительно, кто-то мог предъявить Лысенкову и спросить с него до того, как это сделал Холомин.
– Надо всего лишь узнать, в каком состоянии Лысенков вышел к Холомину, может, у него уже был синяк под глазом.
– Синяк под глазом должен был быть, – кивнул Артем. – Прижизненный синяк.
– Холомин не мог его не заметить.
– Темно там было.
– Надо бы следственный эксперимент на всякий случай провести, – со всей серьезностью сказал Щеколдин. – Может, Холомин оставил тело вовсе не там, где мы его нашли…
– Думаешь, он все-таки мог быть первым?
– Я думаю. А следователь будет работать только с фактами. И с чистосердечным признанием Холомина. Но я все-таки попробую пробить, кто такой этот Лысенков, в смысле, кто у него «лапа»… Может, Алик, а нам этот сучонок… – Щеколдин на мгновение задумался и продолжил: – Знаешь, а я бы не сказал, что Алик нам поперек горла. Не скажу, что он безобиден, но лучше пусть будет Алик, чем Печора.