И в этих историях он нашёл ответ на свой вопрос.
Король Сигоберт повелел, чтобы после его смерти, на оставшийся до совершеннолетия Тамурлейн год, пока ей не исполнится шестнадцать, Никодемус Маладайн правил вместо неё: он назначил Маладайна Регентом. И заставил его пообещать, что он будет справедливым правителем и будет оберегать Тамурлейн от опасностей.
Чего Сигоберт не знал, так это того, что его травили ядом. Его травил Маладайн. Каждый вечер, когда врач приносил своему пациенту лекарства, Маладайн добавлял туда ложку яда. Как-то вечером архивист случайно стал свидетелем этому на маленькой кухне при спальне короля. Архивист едва мог поверить своим глазам. И, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают, на следующий вечер он спрятался в кухонном шкафу и снова видел, как Маладайн готовит лекарство, и снова видел, как Маладайн добавляет яду. Архивист прятался в шкафу каждый вечер, и каждый вечер видел одно и то же. И всё же архивист ничего не сделал. Потому, что он был трусом.
Король Сигоберт умер.
Никодемус Маладайн стал Регентом. Теперь он завладел тем, о чём всегда мечтал. Он занял место своего брата-близнеца. Теперь у него была красивая одежда, как у брата, покои его брата, даже дочь его брата под его опекой. И, что было для него важнее всего, у него была власть над королевством и всеми его жителями.
И всё же он был обижен. Потому, что он не получил обожания народа. Ведь все знали, что от противников он избавляется с помощью ножа. И он не получил доверия Тамурлейн. Она чувствовала, что что-то не так, хотя и не знала, что именно. Но, что было для него хуже всего, из-за того, что все его боялись, у него не было того, чего он страстно желал превыше всего: любви.
И никто никогда не называл его Ником.
Тоби отложил листовку. Тамурлейн смотрела в зал, выглядывая Регента Маладайна. Тоби знал, что даже если он сможет убедить Тамурлейн не мстить за Кертена, ничто не убедит её отказаться от мести за отца. Тоби было наплевать на Регента – он и сам его ненавидел, – но ему не было наплевать на Тамурлейн: ведь её душа умрёт, если она совершит убийство.
25. Арнольд-стрит
Буря решила, что довольно ходить вокруг да около: она ворвётся в замок, чего бы ей это ни стоило. Поэтому она начала отламывать с крыши черепицу и бить её, как тарелки об пол. Она якобы невзначай врывалась на стены, танцевала на расшатавшихся строительных лесах. Отламывала трубы, потому что ей нравился звук кирпичей, падающих на мостовую перед замком. Буря лбом билась об окна, сотрясала двери, рвала тросы башен, и те извивались, а башни начинали покачиваться. Тросы же превращались в ужасные стальные плети, которые запросто рассекали каменные стены. Наконец, буря сорвала бешено вращающийся в замешательстве флюгер и метнула его, как нож фокусника, – тунк! – в стену дворика, где тот остался дрожать.
В зале потихоньку начинался пир. Гости входили, находили свои места, рассаживались, изучали меню, двигались, говорили. Слуги в белых перчатках разносили подносы, тарелки и блюда. Воздух наполнили восхитительные ароматы.
Мервин Самп, почёсывая голову, смотрел, как всё больше и больше людей раскрывают меню, в которые было вложено его повествование о преступлениях Регента. Тамурлейн выжидала.
– Альфред, – прошептал Тоби, беря кота на руки и не переставая волноваться за Тамурлейн. – Уже скоро.
На вершине лестницы появился широко улыбающийся Бёрстон Шимплинг, тащивший на себе Мечтателя, который едва стоял на ногах.
Краска схлынула с лица Тоби.
– Олли Беспечный? Это он твой Мечтатель?
Тамурлейн развернулась.
– Я знаю, видок у него тот ещё, – сказал Бёрстон. – Но он ещё не отмечтался. Ему надо только воспользоваться мазью, и он будет готов. Будешь же, Олли?
Олли Беспечный уронил голову набок и открыл рот, из которого тут же потекла слюна. Тамурлейн направилась к нему.
Тоби загородил ей путь.
– Он может намечтать меня домой.
Тамурлейн несколько секунд смотрела на Тоби, а потом метнулась вперёд. Тоби расставил руки, чтобы защитить Олли Беспечного, но Тамурлейн на того даже не взглянула, она бросилась на Тоби. С объятиями. С крепкими объятиями.
– Удачи, Тоби Портер, мой друг.
Она резко отпустила его, подошла к лестнице и исчезла из виду. Тоби смотрел ей вслед. Значит, так она попрощалась. Тоби не знал, что теперь стоит делать. Он едва не побежал вслед за Тамурлейн, чтобы заставить её отказаться от мщения.
– Вечер добрый, Олли, – сказал Бёрстон, закончив наносить мазь под глаза Мечтателю.
Олли шлёпнул губами и вытер рот тыльной стороной ладони
– Что я здесь делаю? – спросил он.
– Ну, мой друг Тоби, вот этот, хочет домой.
– И?
– Ну, и мы надеялись, что ты сможешь его туда отправить.
– Только государственные мечты. Я не мечтаю ничего на стороне.
– Да ладно тебе, приятель. Сделай одолжение старому товарищу.
– Нет. Что там внизу творится?
– Пир королевы Эдвиги. Ты приглашён.
Олли направился к лестнице. У Тоби был только миг, чтобы принять решение. Не дать Тамурлейн стать убийцей или вернуться домой с Альфредом?
– Постой! – крикнул он.
Олли Беспечный, достигший уже первой ступеньки, обернулся.
– Что ещё?
– Нет, ничего, – Тоби бросил взгляд на самодовольного подростка. – Ступай. Я знал, что у тебя не хватит сил намечтать меня домой.
– Дело не в том, что у меня сил не хватит, а в том, что я не хочу.
– Ну конечно, – саркастично сказал Тоби.
– Я мог бы намечтать тебя домой вот так, – Олли Беспечный щёлкнул пальцами, – если бы я хотел.
Тоби фыркнул. Олли Беспечный сделал шаг к нему.
– На твоём месте я бы следил за языком. Я друг Регента. Я могу сделать так, что тебя сбросят с башни.
– Да ладно, не волнуйся, я никому не расскажу, – уверил его Тоби. – Мы оба знаем, что ты не смог бы намечтать и мышь обратно в нору. Ещё несколько недель – и ты всё равно окажешься в том саду за Бюро Разбитых Мечтаний, как и остальные сломавшиеся Мечтатели. Это конец, приятель.
Олли Беспечный подошёл так близко к Тоби, что их носы почти соприкоснулись. Альфред напрягся, готовый защищать своего мальчика.
– Ну давай, – прошептал Тоби. – Если тебе не слабо.
Зрачки Мечтателя расширились так, что радужка стала почти не видна. Внезапно он сделал шаг назад и сказал:
– Думай о доме.
На секунду Тоби замешкался, но потом понял, что Олли Беспечный имеет в виду: он в самом деле решил намечтать его домой. Но о чём думать? О новой квартире, где он жил с мамой? Или? Арнольд-стрит. Разумеется, Арнольд-стрит.
Тоби кивнул.
Олли Беспечный моментально уснул. Он продолжил стоять, прямой и неподвижный, но его лицо расслабилось. Тоби попытался вызвать в своей памяти Арнольд-стрит, но это было трудно. Он слышал бурю за окнами замка, голоса в зале, пение и музыку. Тоби показалось, что он почувствовал что-то у себя в голове, какое-то покалывание. Он сосредоточился на этом ощущении, но всё равно не был уверен. Он снова попробовал представить Арнольд-стрит. С какой стороны лучше вообразить дом? Снаружи, где дверь с матовым стеклом, куст в переднем садике, решётка, закрывающая тёмную яму перед подвальной ванной? Картинка в памяти Тоби была нечёткой.
За спиной Олли Беспечного на стене виднелся небольшой отблеск, словно от солнца. Он был там уже давно, но за то время, что Тоби думал о доме, стал ярче. Вдруг Тоби заметил, что пол изменил цвет. Справа, там, где была штора, теперь свет лился через проём вроде дверного, а слева было что-то, напоминающее кровать. Галерея с её деревянным полом при этом не исчезла: она, свет за спиной Олли, светящаяся дверь, кровать и другой пол существовали параллельно с ней.
В нос Тоби ударил аромат ландышей, и он очутился в комнате миссис Пападопулос на чердаке Арнольд-стрит. Альфред, поняв, где они оказались, завозился на руках у Тоби. Тоби выпустил кота, который мягко спрыгнул и умчался прочь. Тоби всё ещё слышал рёв бури, голоса гостей, пение и музыку, но когда он посмотрел налево, то увидел кровать миссис Пападопулос. Бельё было с неё снято. Комната опустела, из неё вынесли все вещи. Тоби ступил на мягкий фиолетовый ковёр, подошёл к окну, опёрся обеими руками на подоконник, потрогал его шершавую деревянную поверхность.
Под окном был длинный узкий сад, а за ним – многоквартирный дом. А между садом и тем домом стояла пустота, которая осталась от старого бука. Даже теперь Тоби казалось, что это неправильно: будто бы эта пустота осталась от части его жизни.
Мальчик повернулся к двери и прислушался. Звуки банкетного зала стали едва слышным бормотанием. В доме было тихо: не абсолютно, но тихо. Тоби спустился в свою комнату. Он забрал много вещей, когда они с мамой переехали в новую квартиру, но и оставил немало. Кто-то сложил всё в пластиковые ящики: его книги, настольные игры, коробки с конструкторами. Даже белую яхту с голубой отделкой. Тоби приоткрыл крышку и вынул яхту, с наслаждением ощупал её скруглённые борта и узкий киль. С удовольствием пробежался пальцами по парусу. Потом вернул яхту в ящик и подошёл к давно знакомым синим занавескам с голубыми корабликами. Это было единственное, что осталось на месте. По улице под желтеющими деревьями пронёсся внедорожник. Перед домом стоял риэлторский знак, а на нём – надпись: «ПРОДАНО».
Тоби заново оглядел комнату. Он только теперь начал действительно понимать: что больше сюда не вернётся. Вещи были собраны, пути разошлись. Он заглянул в другие комнаты. В мамином кабинете на полках ещё стояли книги, лежала её диссертация. Но спальня родителей уже была пуста. Как и папин кабинет. Тоби открыл комод со шрамом. Пусто. Гостиная и столовая. Пусто. На кухне в подвале пластиковые ящики, а в них утварь. Тоби отпер двери в сад и вышел наружу. Он вдохнул лондонский воздух, услышал шум автомобилей, тихую музыку, самолёт, подлетающий к Хитроу. Тоби подошёл по траве к буковому пню. За время, прошедшее со смерти дерева, пень потемнел, а опилки по большей части унёс ветер. Тоби присел на пень.