– И так сразу бросаться в море не стоит. Вода еще холодная, а вы перегрелись. Легкие простудите.
– Ну, чепуха! – протянул я.
– Совсем не чепуха. Я давно возле моря живу, а вы новичок и многого еще не знаете. Извольте слушать старших!
– Почему вы думаете, что я новичок?
– Не думаю, а знаю!
– Странно, откуда вы знаете? – И, пользуясь случаем затянуть разговор, отвечаю: – А вот и ничего подобного. Я здешний и живу на Матросской слободке.
– Нечего меня обманывать. Я решительно все знаю…
– Что вы знаете, что?
– Знаю, что вы приезжий.
– Кто это выдумал?
– Сорока на хвосте принесла. Птичка такая.
– Здесь сорок нет. Сороки в лесу водятся, а здесь море и степь.
– Ну, не сорока, так баклан… Ну ладно, не стоит больше интриговать. Я ваша соседка, и даже вчера вечером видела, как вы у колодца зубы чистили. Ну, а кроме того, Агния Трофимовна рассказала нам, что у нее новые квартиранты, очень симпатичные молодые люди.
– Вы и с Агнией Трофимовной знакомы? – выпалил я первое, что пришло на ум.
– Еще бы! Мы третий год берем у нее козье молоко. У папы легкие пошаливают, и врачи рекомендовали ему козье молоко пить.
– Козье молоко здорово помогает, – согласился я. – С нами живет сейчас один товарищ, некто Бобырь, так у него самая настоящая чахотка была. Мамаша заставляла его насильно пить, по рецепту врача, козье молоко и растопленное собачье сало…
– Вылечился?
– Здоров как конь. Только во сне скрипит еще иногда зубами.
Девушка засмеялась и, немного помолчав, спросила:
– Вы сюда… зачем приехали?
– На работу.
– Куда именно?
– На Первомайский завод имени лейтенанта Шмидта поступили.
– А что вы там делаете, если не секрет?
– В цехах работаем. Я, например, в литейном, а товарищи мои в других: Маремуха – в столярном, а Бобырь…
– Техниками, да? – перебила меня девушка.
– Зачем техниками? Рабочими!
– Рабочими?.. Простыми рабочими?
– Ну да!.. Рабочими. А что ж здесь удивительного?
– Да нет, я просто так спросила… А потом, должно быть, в институт пойдете? Вам, наверное, стажа рабочего для поступления не хватает?
Сейчас для меня было уже совершенно ясно, что девушка считала нас какими-нибудь спекулянтскими сынками. «Наверное, – думала она, – приехали в чужой город рабочий стаж нагонять». Следовало обидеться уже на одно такое предположение, но я, не подавая виду, сказал солидно:
– Поработаем – увидим. Рано еще загадывать, что будет завтра!
– В литейном небось вам труднее всех приходится?
– Почему? Обычная работа!
– Самый вредный цех на заводе. Там всегда такой дым едкий. Серой пахнет. А потолки низкие-низкие.
– Крышу скоро подымут. Уже столбы наружу выведены.
– Ах, когда это будет! Мне вас очень жаль.
– Откуда вы все знаете про литейную?
– Меня папа водил туда однажды. Показывал, как чугун льют. Я волосы шампунем едва отмыла от той пыли.
– Как вас пустили, странно. На завод посторонних не пускают.
– Пустили, – сказала девушка беспечно. – К тому же я не посторонняя: мой папа на заводе главным инженером служит. Вы должны были его видеть.
– Еще не видел, – сознался я. – Мы же только первый день отработали.
– Да, я забыла… А вас как зовут?
– Василь.
– Ну, тогда давайте познакомимся. Меня зовут Анжелика. А сокращенно, для знакомых, – Лика.
– Хорошо, – буркнул я.
– Какой вы все-таки странный! – Девушка засмеялась. – Настоящий бука! Что «хорошо»? Знакомясь, люди должны друг другу руку подать. Ну?
– Почему я бука? Раз мы с вами говорим, то мы уже знакомы, по-моему. Но если вы хотите, то отчего ж! – И я неловко протянул Лике мокрую еще руку.
Она пожала ее своими тонкими пальцами, и как раз в эту минуту у меня за спиной послышался негодующий голос Бобыря:
– Ну тебя, Василь! Мы гукали тебя, гукали, Маремуха аж на крышу вылез, а ты…
Словно ошпаренный, я выдернул руку из ладошки Анжелики.
Запыхавшись от бега, перед нами стояли Бобырь и Петрусь. Саша в изумлении переводил взгляд то на меня, то на Лику.
А соседка, нисколько не смутясь, разглядывала моих приятелей.
– Пошли обедать! – бросил Маремуха.
– Это и есть ваши друзья, да, Василь? – спросила Анжелика. – Почему же вы нас не знакомите?
– Познакомьтесь, хлопцы, – смутившись уже вконец, промямлил я. – Это… это…
Как бы желая выручить меня, соседка поднялась со скамейки и, шагнув навстречу друзьям, сказала:
– Анжелика!
Хлопцы тоже опешили. Петро с ходу пожал девушке правую руку, Бобырь – левую, и оба они назвались.
– Так вот, оказывается, кто из вас Бобырь! – сказала с любопытством Анжелика, в упор рассматривая присмиревшего Сашку. – Это, значит, вы по ночам зубами скрипите?
Сильнее и обиднее Сашку уколоть было нельзя. Он посмотрел на меня с негодованием: многое сказал его взгляд, полный презрения и обиды! Получилось так, что я насплетничал соседке о Бобыре, желая его осрамить, а себя возвысить. А у меня и в мыслях не было унижать товарища: просто вырвалось как-то случайно…
Разговор вчетвером явно не клеился, и мы оставили Анжелику на пляже, а сами ушли домой.
– Посмотри на этого… индуалиста! – споткнувшись опять на этом трудном слове, сказал Сашка. – Мы с тобой все горло оборвали, а он, оказывается, красавице лапки жмет под шум приазовской волны! А еще вчера возмущался, зачем я вызвался ее халат караулить… Ухажер тоже… Сердцестрадатель.
Сказать им разве, как случилось все? Не поверят! Сколько ни клянись и ни старайся – не поверят! И я решил помолчать.
НА ПРОГУЛКЕ
В самом центре города, около базара, высился квадрат прижавшихся друг к другу домов. На тротуарах под окнами этих домов каждый вечер гуляла молодежь. И хотя все четыре тротуара принадлежали разным улицам, бесцельное блуждание здесь называлось «прогулкой на проспекте». Гуляющие двигались под освещенными витринами магазинов, ну точь-в-точь как у нас на Почтовке! И как только мы слились с потоком гуляющих, я понял, что в каждом городе есть своя «Почтовка». Правда, вечером в этом приморском городе было куда теплее, чем у нас на родине, в Подолии. Загорелые гуляющие парни бродили по панели в белых легоньких апашках, в светлых брюках, в сандалиях на босу ногу.
Было очень душно, и Бобырь, который решил щегольнуть в своем костюме «елочка», быстро снял пиджак и понес его на руке.
Несколько раз мы останавливались у освещенного подъезда клуба водников. В клубе показывали комическую картину «Папиросница из Моссельпрома» с Юлией Солнцевой и Игорем Ильинским в главных ролях. Но всякий раз, отговаривая один другого, мы поворачивали обратно. Мы считали, что еще не вправе тратиться на кино.
Маремуха заработал сегодня три рубля сорок копеек, я – два девяносто пять, а Бобырь хотя и хвастался, что около пяти рублей, но по всему было видно, что он и сам толком не знает, сколько все же записали ему. Но даже и этих денег на руках у нас еще не было.
Правда, мы уже решились было купить самые дешевые билеты, но тут я подслушал разговор зрителей, что на будущей неделе эту же картину будут показывать на свежем воздухе, в городском саду. И сразу от сердца отлегло. Вот и прекрасно! Залезем на крышу и посмотрим ее бесплатно.
– Эй, молодые, сюда идите! – донесся к нам знакомый голос с бульварчика, что протянулся по другую сторону улицы, перед клубом водников.
Мы шагнули на мостовую и увидели извозчика Володю. Он сидел, покуривая, на скамеечке, в компании еще каких-то двух людей. Володя был в морском поношенном кителе и в широкополой соломенной шляпе. Когда мы подошли ближе, я увидел рядом с ним своих соседей по машинкам – литейщиков Луку Турунду и Гладышева.
– Подвиньтесь-ка! – приказал Володя своим собеседникам, и те освободили для нас место на скамеечке. – Сидайте, рассказывайте. Ну что, приняли вас на завод?
– Отстал ты, брат, от жизни, – отодвигаясь, бросил Лука. – С Василем мы, можно сказать, соседи по машинкам.
– А кто из вас зовется Василем? – спросил Володя.
Я ткнул себя пальцем в грудь.
– Других тоже приняли? – допытывался извозчик.
– А то как же! – сказал Маремуха таким тоном, будто и не могло быть иначе.
– Значит, у меня легкая рука, – обрадовался Володя. – Готовьте по сему случаю магарыч!
– Магарыч своим чередом, – вмешался Бобырь солидно, – а вот где вы пропадали вчера? Договорились ждать на вокзале, а сами исчезли неизвестно куда.
– Я до Мариуполя ездил, – сказал Володя, – с инженером одним. Вот как познакомил вас с тетушкой, так сразу и подался в Мариуполь.
– Разве туда поездом ехать нельзя? – удивился я.
– Можно, но неудобная пересадка в Волновахе. Считай, день поезда ждать. А этому инженеру срочно надо было в Мариуполь, вот и отмахали такой конец.
– А обратно порожняком? – спросил Маремуха.
– Мало-мало что не так, – сказал Володя, оживляясь. – Только покушал я на постоялом дворе, Султана покормил. «Ну, думаю, поплетемся теперь налегке». Вдруг откуда ни возьмись подходит какой-то чудак с чемоданчиком: «Не возьмете ли меня с собой туда?» – «Отчего ж, говорю, за двадцатку хоть на край света». Думал, торговаться будет, так нет: вынул деньги без всяких. «Давай только, – говорит, – поедем быстрее». А я что? За такие деньги можно ехать.
– В самом деле двадцатку дал? – заинтересовался Гладышев.
– Думаешь, шучу? Два червонца новеньких, вот они, милые. – И Володя нежно похлопал себя по нагрудному карману куртки. – Весело доехали. Песни всю дорогу пели.
– Доходная у тебя работа, Володя, – сказал Лука. – Деньги платят да еще песни подпевают!
– И не говори! – отшутился Володя. – У меня денег – как у лягушки перьев. В одном кармане смеркается, а в другом светает… А впрочем, шибко не завидуй. Это сегодня только так подвезло. Другой раз стоишь, стоишь перед тем вокзалом и думаешь – для смеха бы кто нанял хоть до Матросской слободки!