— И что?
— Ты можешь не сдаваться.
— Сколько человек население Остиума?
— Двести тридцать миллионов… примерно.
— Да, немного для планеты, — хмыкнул я. — И сколько из них граждан?
— Примерно половина.
— Вы надеетесь за сутки сто миллионов эвакуировать?
— Мы надеемся потянуть время.
— С Ги не потяните, он слишком умен.
— Попробуем, — сказал Эли.
— Эли, а сколько беженцев на Остиуме?
— Пока немного, меньше полумиллиона.
— И вам на их плевать!
— Мы делаем все, что можем.
— Эли, зачем ты мне вообще сказал про порталы?
— Потому что я должен был это сказать, чтобы у тебя был выбор.
— Какой выбор, Эли! — я коснулся его плеча. — Я не стою двухсот тридцати миллионов душ, даже ста миллионов не стою. Я даже не национальное достояние, как Чонг. Как ты мог подумать, что я не сдамся?
— Ты гораздо лучше, — с видимым трудом выговорил он и отвернулся в сад.
Солнце уже вставало над городом и зажигало серебром росу на яблонях, траве и цветах.
— Помнишь, как мы шли через Сад Гостеприимства в такой же серебряный час? — спросил я.
Он посмотрел на меня и молча кивнул. В его глазах отразилась заря, и я понял, что они полны слез.
— С вами было очень классно, — сказал я. — Жаль, что недолго.
— Я решил не будить девчонок, — сказал Эли.
— Конечно, пусть спят.
И я увидел, как Эли моргнул, и слеза не удержалась и потекла по его щеке, вспыхнув оранжевым в лучах рассвета. Он был все-таки очень красив.
РЦС… Какое все-таки скучное название для страны эльфов.
Ги начал выступление с ответным посланием президенту. Это значит, прошло около двух часов, скоро должен и мне ответить.
Выступление было коротким.
«Меня совершенно не интересует, как именно Анри Вальдо попадет ко мне в руки, — сказал он. — Но, если его не будет на корабле РАТ до девяти утра завтра по времени Тессы, мы активируем деглюон на Остиуме».
Ну, да. У нас будет три часа ночи.
Значит, еще не читал мое послание, когда говорил это.
— Анри, мы не только начали эвакуацию, — сказал Эли. — Мы ищем. Наши ребята работают с детекторами, в космопорте уже найдены следы деглюона.
— Значит, деглюон на Остиуме. Я и не сомневался. Ги иногда очень честен. А это не следы моих пробирок?
— Нет. Тот след мы знаем. Есть еще три.
— И вы надеетесь найти пробирки за сутки?
— Если деглюон еще в Рэнд, это возможно.
— А если не в Рэнд? А если его погрузили на гравипланы и развезли по Остиуму?
Эли молчал. Зато пришло послание от Ги: «Мои люди будут ждать тебя в космопорте Остиума. Тебе будет нетрудно узнать катер РАТ. Но не надейся на легкую смерть, старый друг».
Я усмехнулся.
— Радуйся, Эли! У вас в запасе еще где-то сутки.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Ги решил меня помучить, — объяснил я и кинул ему письмо Ги.
Он вцепился в балюстраду балкона так, что побелели костяшки пальцев.
— Мне не надо было тебе это пересылать? — спросил я.
— Ты все сделал правильно, — очень тихо сказал он. — Мы должны быть в курсе.
В моей комнате послышался шум и звук открываемой двери. Я оглянулся. К нам шли Марго и Лиз.
Нимфа горного ущелья вылетела на балкон и вспыхнула очами на Эли.
— Как ты мог не разбудить нас, паршивец!
— Вы уже знаете?
— Меня разбудила коллега по университету. А я разбудила Лиз.
Марго подошла ко мне и обняла как-то очень нежно. Лиз слегка потеснила ее и, не говоря ни слова, ткнулась мне носиком в плечо. Я погладил ее по золотым волосам.
— Вы позаботитесь о нашей дочке? — спросил я.
— Как же иначе? — сказала Марго.
А Лиз прижалась ко мне сильнее.
— У меня что-то образовалось много денег… как бы мне их вам завещать? — спросил я.
— Твоей дочери и так все достанется, и сыну тоже, — сказала Марго. — А нам нужен ты, а не твои деньги.
— Хорошо, — кивнул я. — Мне бы не хотелось потратить на нотариуса целый час времени из того, что мне осталось. Я верю вам. Зачем нужно что-то записывать?
Я им был безумно благодарен за то, что они не рассказывали о моем несуществующем выборе и моей священной свободе. Марго все-таки жесткая, жестче Лиз и Эли вместе взятых, и мне это нравится, черт возьми! И она гораздо больше похожа на Камиллу, чем Лиз на Джульетту.
— Может быть, тебе поспать? — спросила Лиз. — Ты же не ложился, я права?
— Ты права, но мне бы не хотелось тратить на всякую ерунду последние часы. У нас впереди еще великолепный закат. И в озере, наверное, вода теплая. Мы ведь успеем в космопорт к трем ночи, если пройдем через портал сразу после полуночи?
— Успеем, — кивнул Эли.
Мы позавтракали, потом пошли на озеро. Утром оно было совсем гладкое, как атлас. И теплое, как парное молоко, и песок еще не обжигал. Потом мы обедали в ресторане на берегу. И нигде не взяли с нам денег: ни на пляже, ни в ресторане. Только я почти ничего не ел.
— Эли, ты сможешь закончить мою книгу? — спросил я. — Ты что-нибудь в жизни писал?
— Только отчеты для Бюро и курсовые по математике, — вздохнул он.
— Я допишу, — сказала Лиз. — У меня три книги по психологии. Может быть, это будет не так остроумно, но дотошно точно.
— Хорошо, — кивнул я.
Днем поднялись небольшие волны, но к вечеру снова улеглись, и мы купались на закате, раздвигая руками алую воду.
Потом был ужин у нас дома, и Лиз поставила в центр стола свечу.
— Поминальная? — попытался пошутить я.
— Ты еще жив, — сказала Лиз. — Не шути так.
Она запекла осетра в сметане с какими-то пряностями, но я почти не чувствовал вкуса и все равно почти ничего не съел. Было сладкое белое вино, но я почти ничего не выпил.
— Это второй в моей жизни последний ужин, — сказал я. — Но с вами гораздо лучше, чем в тюрьме Кириополя. Вы замечательные. Жалею только, что умру не у вас на руках.
Сразу после полуночи мы прошли через портал. Все вместе. Эли попытался было попросить Лиз и Марго остаться, но они проигнорировали, словно он был бессловесным камнем.
Я преодолел Сад на ура. Эли в какой-то момент, по-моему, стало нехорошо, но он не подал виду, и мы не задержались ни на минуту. С девчонками тоже все было в порядке.
Корабль с эмблемой РАТ я увидел из окна космопорта.
— Не нашли деглюон? — спросил я Эли.
Он покачал головой.
— Нет.
— Дальше я пойду один, — сказал я. — Я умоляю вас остаться! Я жду от них любых гадостей. Я не хочу потерять вас!
Мы обнялись все втроем, и они послушались, оставшись за стеклянными дверями космопорта.
С корабля РАТ меня увидели издалека и заранее открыли дверь. Я не особенно верил в садизм Ги и ждал выстрела.
Поднял глаза к полному звезд небу.
— Прости, что вспоминаю о тебе только в такие моменты, — сказал я звездам. — Да, паршивец, я знаю.
Попытался вспомнить «Pater noster», и с удивлением понял, что помню.
Выстрела не последовало. Я поднялся на борт на своих ногах, и только тогда меня накрыла тьма.
Я очнулся на жесткой кровати и обнаружил, что одной рукой прикован наручниками к спинке. Белья мне не дали: на кровати имелся только тонкий ветхий матрац и коричневого оттенка подушка без наволочки. Интересно, на какой помойке их нашли.
Из одежды мне оставили одни трусы. То ли из мистического страха перед модой РЦС, то ли, чтобы меня унизить. Было холодно. Точнее очень холодно.
Обстановка указывала на военный катер. Обычная каюта пилота: кровать, тумбочка, шкаф, дверь, очевидно, в туалет, слева — входная дверь, справа — иллюминатор. За иллюминатором — тьма с редкими звездами.
Очень похоже на мою каюту на лайнере РЦС, на котором я летел с Дервиша, только там было повеселее. Пассажир деньги платит, его над холить и лелеять, и он не обязан быть аскетом.
Я не мог подойти к иллюминатору, чтобы оценить рисунок созвездий. Но здесь и гадать нечего — на Тессу летим. Старый друг Ги решил убить меня медленно и собственноручно. А это означало, что у РЦС в запасе еще неделя. Хорошо! Просто классно. Плохо, что я не могу сообщить им об этом.
Кольца естественно не было. Никаких признаков моей сумки я тоже не обнаружил. Зачем только собирал?
Сейчас основная проблема заключалась в том, что я дико хотел в туалет, а до двери туда не пускал наручник.
Я с трудом дотянулся до входной и постучал. Никакой реакции. Постучал громче. Через пару минут она приоткрылась сантиметров на десять.
— Можно мне в туалет? — спросил я.
За дверью послышался смешок, и она закрылась опять.
Я слез с кровати и попытался потянуть ее за собой. Ну, прикручена к полу, конечно, — стандарт для подобных помещений. До двери в туалет было еще сантиметров двадцать, как не тянись.
Это все входит в программу, естественно. Ги не столь романтичен, чтобы заботиться о том, чтобы не унизить врага. Я протерпел еще полчаса, плюнул и нассал на пол у туалетной двери.
Мысленно похвалил себя за то, что почти не ел накануне. Но проблемы это не решало. Организм требовал очищения. Я с трудом смог отодрать часть обшивки матраса и насрал в нее. Вытерся, завернул и отбросил в дальний угол. Ну, пусть убирают за мной! В конце концов их проблемы!
С моим первым пленом в РАТ с рябчиками и вином это не шло ни в какое сравнение. Это ни шло ни в какое сравнение и с кириопольской тюрьмой, где условия были все-таки человеческими, ни, тем более, со ссылкой и Реабилитационным Центром на Сосновом. Больше всего напоминая средневековую вонючую яму. От гения Ги Дюваля я все-таки ожидал большей инновационности.
Хотелось пить. Я достучался до тюремщика.
— Будьте так любезны, принесите стакан воды.
Ответом мне был такой же смешок и звук закрываемой двери.
В таком холоде человек может выдержать без воды дней десять. Интересно, Ги решил совсем не тратиться?.. О еде даже речь не идет. Ну, здесь рекорд несколько месяцев, долететь точно успею.
Я сидел на своем жестком матрасе и вспоминал жизнь в РЦС. Господь подарил мне два месяца счастья, не очень праведных и совсем незаслуженных. Вот мы ходим на озеро, гуляем по Габриэле, обедаем дома и в ресторанах, вечером собираемся вместе в столовой, говорим обо всем на свете, иногда спорим, иногда шутим, смеемся, рассказываем истории. Потом наступает ночь, и все остальное…