Хотя силуэты городов определяют небоскребы, большинство простых американцев оценивают город в основном по первым нескольким этажам его зданий. Магазины и заведения на первых этажах, жилье, музеи – вот где создается наше ощущение места. Когда дело касается формирования нашего повседневного опыта в знакомом районе, владелец магазина или арендатор в торговом центре может быть не менее влиятельным, чем всемирно известный архитектор.
Контрастирующая пристройка к Королевскому музею Онтарио в Торонто
Языковые анклавыИнтернациональные районы
Где бы вы ни были – в Сан-Франциско, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или Лас-Вегасе – крыши пагод, ворота с драконами и другие китайские элементы Чайна-таунов легко позволяют обнаружить их среди районов с более традиционным западным населением. Тем не менее тем, кто только что приехал из Китая, эстетика этих мест может показаться скорее чуждой, чем знакомой, ведь в ней сочетаются устаревшие стили и хаотично перемешанные элементы дизайна.
Китайский квартал в Сан-Франциско изначально был довольно сильно похож на остальную часть города – с кирпичными домами и фасадами в итальянском стиле XIX века. Китайские иммигранты объединились в этом месте не из-за любви к его архитектуре, а вследствие политической, социальной и экономической необходимости. Сан-Франциско XIX века не был особенно любезным и гостеприимным местом для этой нации. Чайна-таун имел тогда репутацию трущоб, где были распространены наркотики и проституция, и поддержанию этого имиджа способствовали экскурсоводы, стремившиеся акцентировать экзотику анклава. «Восток в Америке – Прогулка по Чайна-тауну днем и ночью – Обычаи варваров-китайцев» – еще не самое оскорбительное название статьи об этом месте из San Francisco Chronicle.
Когда в 1906 году разрушительное землетрясение и сопутствующие пожары сровняли с землей значительную часть города, жители китайского квартала практически не получили помощи от соседей ни во время бедствия, ни после него. Пожарная служба сосредоточила имеющиеся ресурсы на жителях благополучных районов, например близлежащего Ноб-Хилла, и даже взрывала некоторые постройки Чайна-тауна в попытках остановить распространение пламени.
Местные власти увидели в этой трагедии возможность начать все с чистого листа. Не успела пыль улечься, а дым рассеяться, как появились проекты по перемещению китайского квартала в Хантерс-Пойнт, чтобы освободить недвижимость в престижном центральном районе под предприятия, принадлежащие белым. Мэр города поручил архитектору и градостроителю Даниэлу Бёрнему разработать планы в соответствии с направлением City Beautiful («Город прекрасный») – популярным тогда представлением о чистых белых городах. Китайцы сопротивлялись, используя свое экономическое влияние и угрожая полностью покинуть город вместе со своими предприятиями. Город сдался.
Но вопрос, как отстроить китайский квартал с нуля, оставался открытым. Местный предприниматель Лук Тин Эли нанял архитектора Томаса Патерсона Росса и инженера Альберта Уильяма Бергрена, чтобы они создали некоторые новые сооружения для сообщества китайцев, хотя ни тот ни другой никогда в Китае не были. Для создания нового облика Чайна-тауна они опирались на старые изображения, в основном религиозного назначения. Получившийся архитектурный коллаж был смесью китайских традиций и сомнительных американских представлений о том, как выглядит Китай. Другие подхватили этот подход, и он стал основой эстетики, которая в дальнейшем стала формировать китайские кварталы по всему миру.
Такой гибридный облик, восходящий к Чайна-тауну Сан-Франциско, может показаться изощренным, но за ним стоит довольно простая идея: те, кто возглавлял местное сообщество, понимали, что район будет привлекать туристов, и подыгрывали этой толпе. Для среднего класса белой Америки это было немного экзотичное и при этом безопасное путешествие. В Чайна-таун стали приезжать люди и оставлять там деньги, а вскоре примеру Сан-Франциско последовали китайские кварталы по всей стране. Такие новоделы помогли улучшить общественное мнение о китайских иммигрантах в различных городах страны, но они же закрепили стереотипы и неправильное представление о китайской культуре. В результате эти районы – не китайские и не американские; они не обладают исторической точностью, но и не полностью вымышлены; они – нечто среднее: уникальные культурные и архитектурные гибриды китайско-американской истории.
Проверка на реальностьЦентры обслуживания
Типичный пункт обналичивания чеков вряд ли поразит клиентов своей архитектурой, но дизайн таких мест ясно показывает, как работает этот бизнес. Хотя эти заведения работают в финансовом секторе, они мало напоминают банки, в которых часто имеются колонны, папоротники, плюшевые ковры и спокойные интерьеры, олицетворяющие богатство. На входе в банк клиента встречает сотрудник в костюме или сидит целый ряд улыбающихся операционистов, хотя не всегда понятно, нужно ли садиться и ждать работника банка или подойти к стойке обслуживания. Человеку с небольшим опытом общения с такими учреждениями бывает трудно сказать, какие услуги они предлагают, не прочитав рекламные брошюрки или не послушав агента с хорошо поставленной речью. Среднестатистический пункт обналичивания отличается от типичного банка кардинальным образом.
В 2008 году владелец крупнейшей сети таких пунктов Том Никс раскрыл ключевые аспекты их внутреннего дизайна в беседе с Дугом Макгреем для статьи в New York Times. Никс подчеркнул, что интерьер был хорошо продуман, как и отсутствие декоративных элементов. Заведения были построены по образцу продуктовых магазинчиков на углах – тех мест, где всегда рады посетителям. Никаких ковров: во всех заведениях Никса положен линолеум. Это сделано для того, чтобы строители и прочие работяги в грязной обуви, заходящие с улицы, чувствовали себя комфортно.
В пунктах обналичивания легко ориентироваться, часто в них вывешены большие щиты со списком услуг и цен. Условия финансовых транзакций здесь бывают грабительскими, особенно для трудящихся бедняков, но, по крайней мере, комиссионные сборы указываются четко и понятно. Банк может предлагать клиентам пять разных видов расчетных счетов, кучу вариантов инвестиций и прочие финансовые инструменты со сложными ставками, которые описываются в толстых буклетах. Тогда как в пунктах обналичивания вариантов меньше и понять их проще.
Организации, где обналичивают чеки и выдают кредиты до получки, вызывают много споров – из-за склонности к манипуляциям и непомерных процентов; но как бы то ни было, по их линолеумным полам продолжают ходить. Люди, которые не посещают такие места, легко могут их не заметить в море витрин других заведений, но дизайн этих учреждений тщательно продуман. Некоторые банки начали обращать внимание на особенности этого дизайна и отказываться от папоротников и ажурных украшений в пользу имитации торговых залов, иногда даже устанавливая в своих помещениях кофейные автоматы, чтобы сделать их более дружелюбными, непринужденными и доступными.
Доходчивые уткиКоммерческие символы
Через 20 лет после завершения строительства семиэтажное офисное здание в виде гигантской корзины для пикника было выставлено на рынок недвижимости. В годы расцвета в офисах этой смелой постройки работало 500 сотрудников Longaberger Company: именно по образцу ее культовых корзин ручной работы было смоделировано и все здание. Оно служило яркой рекламой для их продукции и представляло собой классический пример того, что архитекторы-постмодернисты Роберт Вентури и Дениз Скотт-Браун окрестили «уткой».
Утки – это постройки, которые с помощью формы и конструкции выражают свое функциональное назначение. Такое название восходит к одному специфическому зданию под названием Big Duck («Большая утка») на Лонг-Айленде в Нью-Йорке: оно имеет форму утки и было построено для магазина, продававшего уток и утиные яйца. Форма сооружения ясно давала прохожим понять, что они обнаружат внутри, и сигнализировала о предназначении постройки не так, как это обычно делает гораздо более распространенный тип здания «декорированный сарай». Декорированные сараи – это стандартные конструкции, дополненные знаками и декором, которые выдают их предназначение, например коробки супермаркетов или рестораны с огромными вывесками.
Вентури и Скотт-Браун вывели различие между утками и декорированными сараями в конце 1960-х и начале 1970-х, изучая Лас-Вегас-Стрип. В то время сама мысль, что архитекторы изучают такие коммерциализированные места, предназначенные для толпы, была необычной, если не откровенно скандальной. Другие модернисты видели в Городе грехов пустыню китча, псевдоисторической архитектуры и орнаментации, в то время как Вентури и Скотт-Браун обнаружили богатые смысловые уровни в символизме этих скучных зданий.
Роберт Вентури, Дениз Скотт-Браун и Стивен Изенур изложили свои находки в провокационной книге «Уроки Лас-Вегаса». Книга произвела фурор в мире архитектуры и побудила других архитекторов выбрать сторону в наметившейся битве между модернизмом и тем явлением, которое в итоге стало считаться постмодернизмом. Компания Venturi, Scott Brown & Associates усвоила уроки, полученные в этом путешествии, пробуя разные исторические архитектурные стили и смешивая их, добавляя забавные знаки и символы к своим зданиям, ставшим визитными карточками постмодернистского движения.
Дизайнеры по-прежнему спорят, как следует – и следует ли вообще – использовать орнаментацию в современной архитектуре – вне зависимости от того, считают ли они исторический декор крутой штукой или китчем. Многие осуждали архитекторов-постмодернистов, а некоторые критики даже оспаривали термины «утки» и «декорированные сараи», считая их субъективными и произвольными. Тем не менее такой подход остается довольно влиятельным: по крайней мере, это забавный способ поделить здания планеты на типы. Здание-утка – редкая птица, и, встретив его в природе, вы можете испытать настоящий восторг.
Конкурентная архитектураКонтрастные дополнения
После нескольких лет реконструкции Королевский музей Онтарио в городе Торонто в 2007 году открыл спорное, контрастирующее с окружением новое помещение, названное «Кристалл». Это дополнительное пространство площадью в 9 тысяч квадратных метров спроектировал всемирно известный звездный архитектор Даниэль Либескинд. Оно представляет собой сложную геометрическую композицию из стекла, алюминия и стали, которая частично окружает старое кирпичное здание музея традиционного облика. Это угловатое дополнение так отличается от исходного неороманского оригинала в итальянском стиле, как только может вообразить архитектор: представьте себе железнодорожную станцию, застрявшую в Крепости Одиночества, где живет Супермен из комиксов. Намекая на это странное сочетание старого и нового, упорядоченного и хаотичного, один критик (писавший как бы от имени заказчика) сострил: «Это был последний раз, когда мы наняли двух архитекторов». В целом это здание справляется с задачей продемонстрировать свою значимость, но, если такой разделительный подход начнет доминировать в городском ландшафте, визуальная иерархия может начать рушиться.
Любой, кто знаком с работами Либескинда или других архитекторов-деконструктивистов, например Фрэнка Гери, знает, что их подход часто приводит к появлению смелых и довольно сложных зданий, которые не всегда учитывают особенности окружающего ландшафта и конструкций. В некоторых случаях такой явный отрыв от ткани города и исторического контекста оправдан назначением здания, его проектом и важностью. Например, вполне разумно отделять музей от окружающих зданий. Форма и стиль могут указывать на культурную или общественную значимость здания, что, возможно, и было целью как при возведении старого здания музея в Торонто, так и при создании смелой пристройки Либескинда. Но применительно к другим зданиям – скажем, к торгово-развлекательному центру Westside в Берне (Швейцария) – те же самые угловатые маневры архитектора выглядят как излишество. Независимо от мнения людей, эти примеры показывают, что трудно судить о каком-то здании в отрыве от физического, социального и культурного контекста. Как бы то ни было, история изобилует примерами ярких архитектурных творений, многие из которых поначалу подвергались критике.
Париж полон таких примеров, и самый знаменитый из них – пожалуй, Эйфелева башня. Во время строительства все высмеивали эту открытую металлическую конструкцию как бельмо на глазу, и многих успокаивало только то, что она задумывалась как временная постройка. Но в итоге башня стала неотъемлемым элементом парижской панорамы и самым знаменитым сооружением города. Точно так же Центр Помпиду, спроектированный группой звездных архитекторов, включая Ренцо Пиано и Ричарда Роджерса, при открытии был объявлен «чудовищем». Примененный в строительстве принцип «наизнанку» вынес наружу все технические системы, оставив максимальное пространство для галерей внутри. Теперь это считается новаторством – по крайне мере, некоторыми людьми. Когда Бэй Юймин привнес в парижский ландшафт пирамиду Лувра из стекла и стали, многие наблюдатели ее тоже раскритиковали. Форму пирамиды сочли анахроничной и не сочетающейся с окружением, отсылающей к Древнему Египту, но при этом использующей современные материалы, противоречащие стилю французского Возрождения, к которому относится здание музея. Сегодня пирамида считается выдающейся достопримечательностью.
Каждый из этих примеров четко показывает, как важно, чтобы сооружения соотносились с внешней средой: либо напрямую – через их архитектуру, либо косвенно – через их связь (или отсутствие связи) с окружением. Эти здания смело призывают обратить на них внимание и, как правило, достигают желаемого. Но есть риск слишком увлечься демонстративной уникальностью или применять этот подход без разбора. Это нормально, когда обычные здания – дома, банки и торговые центры – несколько сливаются друг с другом. Не всякое сооружение может или должно бросаться в глаза. Если наполнить мир зданиями, построенными ради того, чтобы выделяться, то в конечном счете ни одно из них выделяться не будет.