Наши решения, связанные со строительством, отражают культурные приоритеты и ценности; так же происходит и тогда, когда мы решаем, стоит ли сохранять исторические сооружения, возведенные до нас. По мере того как города растут и меняются, перспективное развитие и ретроспективное сохранение часто конфликтуют между собой. То, что мы решаем сохранить, восстановить, реконструировать или укрепить, и то, чему позволяем прийти в упадок, оказывает невероятное влияние на характер наших городов.
Следы интерьеров снесенного дома на примыкающей стене
Языческие воротаПересечение времен
На берегу Дуная недалеко от Вены находятся остатки Карнунта – римского военного лагеря и города. Сюда приезжают со всего мира, чтобы исследовать музей под открытым небом и извлечь уроки из прошлого. Некоторые здания совсем разрушены, другие законсервированы и даже перестроены с использованием исторических методов и материалов.
Среди этих построек есть колоссальная Триумфальная арка, которая, как считается, была установлена императором Констанцием II в ознаменование его военных побед. В Средние века этот массивный тетрапилон[77] считался четырехсторонней гробницей какого-то гиганта-язычника, в результате чего монумент получил название Хайдентор, или Языческие ворота[78]. (По иронии судьбы Констанций II был христианином-арианином и прославился за преследование язычников.)
Этот монумент со временем частично разрушился. Восстанавливать постройку не стали, но посетители могут получить представление о его историческом виде простым и наглядным способом. Рядом с памятником на паре металлических опор установлена прозрачная панель (своего рода прозрачная мемориальная доска), на которой схематично нарисовано изображение постройки. Когда туристы совмещают рисунок с останками арки, они могут увидеть, как первоначальные формы тетрапилона накладываются на современные руины. По сути, наблюдатели могут увидеть одновременно прошлое и настоящее, мысленно совмещая развалины и контуры на панели. Это недорогой, не требующий высоких технологий, но весьма эффективный трюк.
Такие памятники истории и культуры привлекают немало внимания – от археологического до эстетического, но конкуренция интересов может усложнить принятие решений по их сохранению, консервации и реконструкции. Большинство людей согласится, что древние исторические места следует по возможности сохранять в текущем состоянии, но вопрос о том, где и как можно вмешиваться, вызывает споры. Реставрация здания может свести всю сложную историю здания к фиксации одного периода, не отражая всех особенностей его становления. Решение тонких вопросов об изменении или сохранении тех или иных памятников – это постоянная культурная, политическая и экономическая проблема для всех, кто заинтересован в сохранении исторических зданий для нас и для будущих поколений.
Управление достопримечательностямиИсторическая консервация
Жители Нью-Йорка любят ненавидеть Пенсильванский вокзал, строительство которого было завершено в 1968 году. Это унылое темное многолюдное место резко отличается от своего предшественника, носившего то же название. Исходное сооружение, спроектированное фирмой McKim, Mead & White и построенное в 1910 году, было величественным шедевром стиля бозар, возвышавшимся над городским ландшафтом. Массивные дорические колонны приветствовали посетителей, которые затем спускались по огромной лестнице в открытое пространство с естественным светом, лившимся через арочные стеклянные потолки.
Грандиозная архитектура первого Пенсильванского вокзала сочетала элементы исторического строительства и современной промышленной эстетики, черпая вдохновение из античных источников и новых технологий. Его величие даже пристыдило Вандербильтов, богатейшее семейство Америки, и заставило их снести и перестроить их собственный Центральный вокзал, превратив его в то выдающееся историческое здание, которым он является сегодня.
Но по прошествии десятилетий Пенсильванский вокзал стал приходить в упадок. В эпоху послевоенного распространения реактивной авиации пассажиры стали меньше ездить на поездах, а после появления сети федеральных скоростных автомагистралей, связавшей штаты, железной дороге стало не хватать прибыли на обслуживание здания, требующее больших расходов. Голубиный помет накапливался быстрее, чем его успевали убирать, особенно в высоко расположенных труднодоступных местах. Окна ломались быстрее, чем их чинили.
Владельцам вокзала нужно было заработать денег, а в таких густонаселенных местах, как Манхэттен, где не хватает земли, всегда высоко ценятся права на воздушное пространство. Владельцы решили: если не окупается само здание, то можно попробовать продать разрешение строить над ним. Были предложения возвести огромную многоуровневую автостоянку, офисную башню или стадион, но в итоге была построена многоцелевая арена «Мэдисон-сквер-гарден»[79]. Железнодорожные пути продолжали функционировать, но здание пришлось снести, чтобы дать место новым владельцам. Яростных противников было немного – в частности, из-за состояния сооружения.
В начале 1960-х годов состоялась всего одна попытка спасти старое здание вокзала; акцию организовала Группа активистов за улучшение архитектуры Нью-Йорка. Они выкрикивали лозунги вроде: «Спаси, а не сноси!»[80] (надо сказать, что большого опыта в проведении таких акций у них не было). Но демонтаж здания уже было не остановить. В 1963 году вокзал стали разбирать. Детали из гранита и травертина снимали и выбрасывали в болота Нью-Джерси.
Проект нового вокзала вызвал крайне негативную реакцию общественности. В 1968 году историк архитектуры Винсент Скалли сетовал на то, что «раньше человек прибывал в город, как бог, а теперь ныряет, как крыса». Граждане и чиновники все яснее видели свою ошибку. Мэр Роберт Вагнер создал первую Комиссию по охране памятников, и появились законы, призванные охранять старинную архитектуру. Тем не менее в последующие годы были утрачены многие знаменитые здания, поскольку комиссия не спешила с рассмотрением запросов и присвоением постройкам статуса памятника.
В 1968 году на плахе оказался и Центральный вокзал. Он шел по пути Пенсильванского: нес убытки, но лелеял планы вертикальной застройки ради получения прибыли. Но в этом случае вмешались власти, которые сослались на новые законы и положили конец этой идее. Владельцы здания подали в суд, и дело затянулось. Сторону защитников здания заняла Жаклин Кеннеди Онассис, и судьба Центрального вокзала превратилась из местной проблемы в национальную. Судебное разбирательство также перешло на национальный уровень, дойдя в итоге до Верховного суда, который в 1978 году выступил на стороне закона об охране исторических памятников и позволил городу спасти вокзал.
Трудно сказать с уверенностью, какую роль в спасении Центрального вокзала сыграла утрата Пенсильванского, но есть основания полагать, что снос одного помог предотвратить уничтожение второго – равно как и уничтожение множества других сооружений в Нью-Йорке и за его пределами. На сводчатом потолке Центрального вокзала до сих пор виднеется пятно сажи: оно было оставлено намеренно, чтобы напоминать пассажирам о тех временах, когда это место было в запущенном состоянии, но его признали достойным спасения.
Точная копияСложная реставрация
Когда дело касается любимых зданий, обычно нетрудно убедить общественность в том, что сооружение нужно привести в безупречное состояние. Но в случае старинных зданий разработка плана реставрации может оказаться довольно сложным делом. Греческие и римские статуи и постройки изначально были окрашены в яркие смелые цвета, но попытки вернуть им такой вид – пусть даже исторически точный – привели бы к бурным спорам. Даже менее давние сооружения, например статуя Свободы, знакомы нам в измененном виде: медное покрытие фигуры поначалу сияло, как новенькая монетка, и только потом окислилось до привычного зеленого цвета. В 1980-х годах статую ремонтировали, вернув многим элементам конструкции былое великолепие, но никто всерьез не думал, что стоит убрать патину и восстановить исходный бронзовый цвет монумента. Известен также случай с Большим залом в шотландском замке Стерлинг: долгие годы его особенностью был выцветщий каменный фасад, который после радикальной реставрации стал желтым.
Люди привыкли считать замки величественными каменными сооружениями с выступающими защитными башнями. На самом деле многие из них имеют сложную и запутанную структуру, поскольку строились по частям в течение десятилетий и даже столетий. Замок Стерлинг – пример такого смешения: здесь есть дворец, часовня, внутренний двор, внешний двор, большой зал, а также другие постройки и дополнения, которые отражают историю существования замка длиною в сотни лет. Какие-то укрепления стояли на холме еще в XII веке или даже раньше, но нынешние здания замка в основном датируются XV и XVI веками. В середине этого комплекса находится огромный зал, выкрашенный в светлый маслянисто-золотой цвет.
Большой зал был крайне значимой частью замка Стерлинг – после того, как он был построен в 1503 году, он стал местом, где короли и знать собирались, пировали, праздновали и принимали новые законы. Организация «Историческая Шотландия», занимающаяся просвещением общественности и охраной национальных исторических памятников, приступила к ремонту здания в 1991 году. Тогда место находилось в ужасном состоянии. Более века здание управлялось военным министерством и считалось утилитарным военным сооружением. Окна, двери, полы, потолки – все это было заменено для превращения постройки в действующие казармы. Армия оставила после себя пустую скорлупу, которая смутно отражала былое великолепие здания.
Именно «Историческая Шотландия», которая обычно занимается поддержанием сооружений в текущем состоянии, решала, что нужно делать – оставить зал в его нынешнем виде, вернуть к временам военного использования или возвратить облик какой-то конкретной исторической эпохи. Учитывая стратегическое, торговое и культурное значение, которым здание обладало с начала XVI века, шотландцы решили восстановить его в соответствии с тем, как оно выглядело во времена расцвета в XVI–XVII веках.
После этого встал вопрос о том, какой вид здание имело изначально и как оно было построено. Реставраторы изучали исторические документы, рассматривая гравюры в поисках деталей. Впрочем, не все изображения согласовывались между собой: рисунки показывали разную высоту, количество и расположение архитектурных элементов – стен, дымоходов и статуй зверей, установленных на крыше. По мере того как реставраторы получали все больше информации, они начинали решать различные головоломки, связанные между собой. Например, вероятное расположение фигур зверей определялось опорными точками конструкции из консольных балок, поддерживавших стропила крыши (причем сама эта конструкция была воссоздана на основании рисунка 1719 года). Каждое открытие помогало двигаться дальше, делая реконструкцию все более точной.
Когда реставрация была закончена, местным жителям понравились некоторые из ее результатов – например, крыша и поддерживающая ее решетка из деревянных балок. Однако многих застало врасплох простое, но радикальное изменение внешнего вида постройки: известковое покрытие, насыщенное желтой охрой. Когда «Историческая Шотландия» искала информацию о прошлом зала, обнаружились остатки исторической отделки – на стенах, которые позже были закрыты пристройкой. Эта находка дала представление о некогда ярком фасаде сооружения. Хотя большая часть построек замка отличалась скучным серо-коричневым цветом, Большой зал, как оказалось, был ослепительно-желтым, что подчеркивало его значимость для города и региона.
Реконструкция Большого зала заняла годы, и большую часть этого времени здание было скрыто строительными лесами и пластиком. Поэтому, когда пришло время показать результат публике, многие были шокированы ярко-желтым покрытием и не стеснялись выражать свое неодобрение. Теперь, по прошествии времени, кажется, что нужно было активнее рассказывать общественности о планах реконструкции. В конце концов, работа «Исторической Шотландии» максимально точна и отражает прошлое более ясно (и намного более ярко), чем это делал неброский серый фасад. Некоторых местных жителей это все еще раздражает – так же как и любые масштабные изменения в среде застройки. Посетителей замка это ошеломляет – ведь это совсем не то, чего они ожидали; но вместе с тем многие находят посещение отреставрированного зала познавательным, поскольку он наглядно показывает, какой красочной может быть история.
Вероятно, в будущем такое восстановление будет применяться все реже и реже – благодаря инструментам цифрового моделирования. Сегодня организации, занимающиеся изучением памятников истории, могут воссоздавать различные (известные или предполагаемые) состояния сооружений с помощью 3D-визуализации, а не реконструировать их в физическом смысле. Этот способ позволяет увидеть разные этапы возведения (или разрушения) зданий в течение десятилетий или даже веков и познакомиться с разными состояниями, через которые они прошли за весь срок своего существования.
Свобода творчестваНедостоверная реконструкция
Даже сейчас, спустя десятилетия после падения Берлинской стены, застройка в Центральной и Восточной Европе все еще несет следы советского влияния. Огромные здания-коробки того времени можно найти в Праге, Будапеште или Бухаресте. В Варшаве тоже преобладают кварталы масштабной и, как правило, бесцветной архитектуры коммунистической эпохи, но есть и исключения. Районы Старого города в столице Польши хорошо знакомы европейским туристам: здесь полно магазинов, можно проехаться в экипаже и есть красивая архитектура, которую путешественники ожидают увидеть в крупном городе. Но внешний вид может быть обманчивым, и в данном случае обман спрятан глубоко: эти с виду старинные здания построены после Второй мировой войны.
Во время сражений Варшава была разрушена до такой степени, что высказывались предложения не восстанавливать ее вообще или как минимум перенести столицу куда-то еще. В итоге правительство решило отстроить город – в основном в советском стиле: быстро, дешево и масштабно. Но для воссоздания района, расположенного вдоль старого Королевского тракта – исторически важной дороги, – были привлечены архитекторы, археологи и другие специалисты. Сейчас этот район известен как Старый город. В то время появились даже специальные печи, которые превращали старые камни развалин в новые строительные блоки, чтобы подчеркнуть историческую преемственность архитектуры.
Проект считался историей успеха, победы над разрушением, образцовым примером возрождения после катастрофического распада. Но со временем местные жители начали замечать, что с этим чудесным новоделом что-то не так. Прежде всего у многих зданий были исторические фасады, но современные интерьеры. Были и другие несоответствия – те, что видны снаружи.
Да, в Старом городе до войны было много достопримечательностей – например, огромный театр и замок, – но район не слишком привлекал туристов: он был довольно запущенным и разрушенным. Возрожденная версия сияла чистотой и отражала лишь ностальгию по истории, но не ее реальные события. Здания вдоль главной магистрали были упрощены: там, где раньше постройки имели разную высоту, выстроились аккуратные ряды трехэтажных домов. Некоторые предполагали, что эта попытка стандартизировать постройки, а не воссоздать их индивидуальные особенности, отражает коммунистический уравнительный дух: одинаковое количество этажей служит наглядной иллюстрацией равенства.
Когда планировщики начали процесс восстановления, они вдохновлялись разными историческими периодами. Часть архитектуры отсылает к работам одного итальянского художника, который приехал в Варшаву еще в XVIII веке, задолго до разрушения города в битвах Второй мировой войны. Бернардо Беллотто ориентировался на реалистичную живопись документального стиля, но, хотя его работы точны и сильно детализированы, известно, что в его произведениях присутствует и художественная вольность. Для реконструкции многих зданий, возведенных в Старом городе, специалисты опирались на этот – несколько идеализированный – вид города.
Нельзя сказать, что воссоздать Старый город более точно было невозможно: незадолго до войны студенты и архитекторы детально запечатлели город на фотографиях и рисунках. Но советская власть видела в этой фантазийной замене Старого города двойную выгоду: она позволила вернуть этот район во времена до современного капитализма и продемонстрировать миру, что под властью Советов город будет еще лучше.
Сегодня копии различных картин Беллотто можно увидеть в разных точках города рядом с соответствующими городскими ландшафтами: они подчеркивают «успех» реконструкции, поскольку застройка соответствует изображениям. В своем роде это действительно успех – только не с точки зрения строгой исторической точности. Старый город Варшавы не уникален в субъективном подходе к его восстановлению, хотя и представляет собой пример крайности. По всему миру были ностальгические попытки обращения к истории, которые привели к появлению подобных районов. Их не жалуют местные жители, но любят туристы: эти места не идут в ногу с настоящим, а иногда и с прошлым.
Неестественный отборСубъективная реставрация
К востоку от Форума в итальянской столице находится Колизей – едва ли не самые известные руины в мире. Даже тем, кто не бывал в Риме, благодаря средствам массовой информации знакомы его округлые очертания, арки в несколько ярусов, крошащиеся обводы и общее состояние упадка. Но в течение столетий красновато-коричневые остатки Колизея были покрыты другим цветом – зеленым. До недавнего времени на том, что осталось от сооружения, росли деревья, трава, виноградные лозы и кусты: им было комфортно в микроклиматах сооружения, которые варьируются от влажных и прохладных (в тени на нижних ярусах) до сухих и жарких (на более открытых верхних ярусах). Эта пышная зелень вдохновляла многих художников и литераторов, которые приезжали в Рим и описывали его. Среди них был и Чарльз Диккенс, который восхищался «стенами и арками, заросшими зеленью». Многие старинные картины также изображают изобилие растительной жизни на развалинах этого античного строения.
Впечатлившись колоссальным разнообразием видов, населявших руины в 1850-е годы, британский ботаник Ричард Дикин решил провести ботаническое исследование этой уникальной среды. Он определил более четырехсот различных видов, часть из которых в Европе встречались редко, а некоторые, насколько ему было известно, и вовсе отсутствовали. Озадаченный тем, как эти разнообразные растения могли собраться в одном месте, Дикин выдвинул теорию: семена этих редких растений могли оказаться на шкуре и в желудке львов, жирафов и прочих экзотических зверей, которых римляне привозили для боев на арене Колизея. Подтвердить эту гипотезу невозможно, но она могла бы объяснить разнообразие нетипичных для этих мест видов, обнаруженных Дикином.
Так или иначе археология (при поддержке политики) в конце концов победила ботанику, и около полутора веков назад эта уникальная экосистема была разрушена. В 1870 году Италия объединилась под властью светского правительства, которое лишило римских пап контроля над городом. Новые власти поддерживали иную идентичность Италии – рациональную, научную, современную, уходящую корнями в римскую историю. Чтобы поддержать это представление, руины Колизея очистили от видов, которые сочли инвазивными, ради более эстетичного облика и сохранения того, что осталось от постройки. Растения действительно медленно разрушали руины, но вместе с тем они, пожалуй, были важной частью их истории. Архитектура – это больше, чем просто строительные материалы, образующие какую-то конструкцию. Флора и фауна, которые живут в здании, также могут рассказывать свои истории или как минимум обеспечивать плодородную почву для увлекательных теорий о львах, тиграх и колючих семенах, застрявших в шкуре, – подумать только!
Забытый аттракционЭстетика заброшенности
Людей всегда тянет к заброшенным местам и их эстетике, простирающейся во времени, будь то колоссальные и таинственные древние сооружения или просто покинутые дома. Конечно, в молодых государствах (таких как США), молодых штатах (таких как Калифорния) и молодых городах (таких как Сан-Франциско) древних руин западной цивилизации не найти. Но жителей Области Залива это не останавливает.
На тихоокеанском побережье, недалеко от моста Золотые Ворота, к дамбе примыкают развалины купален Сатро. Тут же есть пещера и остатки каких-то старых бань. На первый взгляд это может показаться какими-то странными, давно заброшенными римскими развалинами, но на самом деле этот развлекательный комплекс с плавательными бассейнами появился лишь чуть более столетия назад. Этот проект принадлежал немецкому инженеру Адольфу Сатро, который разбогател на добыче полезных ископаемых. Став своего рода Джоном Рокфеллером на Западном побережье, Сатро вложил массу денег в Сан-Франциско, и в том числе – в этот сложный комплекс.
Сначала Сатро планировал построить исполинский бассейн под открытым небом, который наполняли бы приливы Тихого океана. Но его планы продолжали расширяться и развиваться – в частности, из-за того, что сначала он нанял инженера, а архитектор появился уже после того, как большая часть фундаментов была заложена. В результате появились не только сеть бассейнов, соединительные каналы и сотни раздевалок, но и музей диковинок и многое другое. Значительная часть комплекса была накрыта огромной стеклянной оболочкой: получилось нечто вроде сочетания Хрустального дворца и Кони-Айленда[81] для Залива.
Несмотря на все свои достопримечательности, место было убыточным с момента открытия – в частности, из-за неудобного расположения на окраине города. Надеясь привлечь больше посетителей, Сатро начал вкладывать деньги в железнодорожную линию, которая вела к бассейну. Но даже после того, как он был избран мэром в 1894 году, его любимые купальни не начали приносить прибыль[82]. Через несколько лет предприниматель умер, и его семья попыталась избавиться от собственности, но в итоге управляла ею еще примерно полвека.
Сначала семья Сатро попыталась модернизировать его прихоть, чтобы привлечь больше посетителей. В какой-то момент нижний бассейн осушили и засыпали песком, чтобы создать своеобразный тропический пляж под крышей. Если вы когда-нибудь проводили время на холодных берегах пляжа Оушен-Бич, то идея создать пляж под крышей, несмотря на наличие естественного пляжа сразу же по другую сторону стекла, не покажется вам такой уж безумной. Тем не менее это все равно оказалась не лучшая идея. Позднее старый крытый бассейн превратили в каток. Пробовали и другие варианты, но ни один из них так и не сработал.
В 1966 году, когда это место готовили к перестройке, разразился пожар, который превратил все сооружения в развалины. В 1980 году земля была продана Службе национальных парков США. Сегодня это часть Национальной зоны отдыха «Золотые ворота». Хотя место никогда не было успешным, пока работало, в последние годы оно приобрело популярность как руины, на которые не нужно покупать билет. Как и любая среда застройки, руины продолжают меняться. С годами обломки разрушаются и падают в море. Расползаются растения: природа начинает осваивать участок и постепенно превращать его в заболоченное место. Сюда регулярно заглядывают птицы, а в большом затопленном бассейне как-то видели выдр. Так что сейчас бывший развлекательный комплекс выполняет множество функций, несмотря на разрушение – или благодаря ему: в частности, внушает трепет любопытным посетителям, особенно тем, кто изначально мог счесть его античными развалинами.
Подземные руиныСледы по окружности
Летом 2018 года Северная Европа томилась от необычайной жары, которая плавила дороги, поджаривала болота и опаляла растения на Британских островах. В это время исследователь и энтузиаст руин Пол Купер написал в статье для New York Times об одном удивительном следствии такой засухи. Он объяснял, что на полях Англии, Уэльса и Ирландии можно заметить, как возрождаются «забытые линии домов и поселений, курганов и изгородей, улиц древних городов от времен Римской империи до палеолита и Средних веков – повсюду прошлое возвращается, и мы видим это в ландшафте». На поверхности стали проявляться следы исчезнувшей архитектуры, и посреди природных пейзажей можно было различить призрачные чертежи. Различия в качестве, плотности и проницаемости почвы влияли на растения на поверхности, и в результате изображения построек, находящихся под землей, стали заметны на фоне относительно здоровой окружающей зелени.
Журналист Энтони Мерфи делал снимки с помощью дрона и обратил внимание на ряд темных отметин, расположенных по кругу на одном ирландском поле. Позднее археологи установили, что тысячелетия назад здесь стояли столбы, расположенные по такому же кругу. Место осталось бы незамеченным, если бы не засуха в стране, которая славилась своей зеленью. Дерево давным-давно рухнуло и сгнило, но углубления от столбов влияют на растительность до сих пор. В этих местах почва глубже, поэтому растущие здесь растения выглядят более здоровыми и зелеными, чем их соседи, а в условиях сильной засухи эта разница становится еще более заметной.
Благодаря жаре старые сады и конструкции были обнаружены и в других местах – например, близ Чатсуорт-хауса в английском графстве Дербишир. В данном случае форму старого сада XVII века тоже выдала разница в растительности, только здесь все было наоборот: старые дорожки под поверхностью сделали растительность над ними более редкой и нездоровой, ведь в этих местах было меньше воды и почвы. В соседнем Ноттингемшире менее здоровые растения очертили следы изысканного особняка XVIII века под названием Кламбер-хаус, уничтоженного несколькими пожарами; очертания комнат и коридоров проявились на поверхности в виде гигантского чертежа в масштабе один к одному: блеклые линии проступили на фоне пышной зелени.
Следы урожая или засухи – лишь некоторые природные сигналы, которые археологи используют для восстановления истории. Найти остатки сооружения может помочь и мороз: разная скорость промерзания и таяния делает заметными различные виды почвы и глубину вод. Тени, которые отбрасывают более высокие участки местности, могут помочь людям обнаружить земляные сооружения с очень маленьким уклоном или заросшие фундаменты старых фортов и крепостей.
Некоторые из подобных явлений лучше всего наблюдать с помощью аэросъемки – с самолета или дрона, но также могут помочь и снимки в инфракрасном диапазоне. Стоит отметить, что такой подход появился до современных самолетов и прочих высокотехнологичных инструментов. Еще в 1789 году натуралист Гилберт Уайт наблюдал, как местные жители использовали разницу во влажности поверхности, чтобы определить местоположение зарытого мореного дуба (используемого в качестве топлива), и задавался вопросом: «Можно ли использовать такие методы не только в быту – для обнаружения старых заброшенных канав и колодцев у домов, – но и рядом с римскими лагерями – чтобы найти мостовые, бани, могилы и другие скрытые реликты античности?» Да, Гилберт, можно.
За прошедшие столетия такие следы помогли раскопать археологические памятники в Шотландии и Англии, а также обнаружить древний римский город Алтинум, располагавшийся в Северной Италии рядом с Венецией. Эти следы не всегда легко расшифровать, и они редко рассказывают историю сами по себе: в большинстве случаев они просто сигнализируют, что под землей может находиться кое-что интересное. Эти призрачные отпечатки, оставленные в археосфере, показывают, как человеческая история оказывается запечатленной на поверхности планеты. Независимо от того, будут ли старые постройки сохранены, восстановлены или заброшены, даже их остатки могут производить неизгладимое впечатление.
Антистроительные нормыСпланированная разборка
Каждые двадцать лет храм Исэ сносится и возводится заново – это часть традиции, которой уже больше тысячи лет[83]. Этот процесс связан с синтоистскими представлениями о жизни и возрождении, но также он считается формой исторического сохранения, когда все детали раз за разом заботливо сохраняются и переносятся на новое здание. Этот цикл регулярного сноса и восстановления применим не только к духовной архитектуре: в Японии давно существует традиция перестраивать и более светские здания.
Япония не понаслышке знакома с разрушительными стихийными бедствиями, а потому хорошо понимает, что срок жизни зданий ограничен. Новые здания считаются более безопасными, потому что конструкции, которые подвергаются многократному воздействию землетрясений или наводнений, могут со временем разрушаться. Строительные нормы и правила также со временем меняются, что тоже заставляет людей больше доверять новым постройкам. Отчасти из-за этих факторов старые сооружения вызывают всеобщую настороженность, которая подкрепляется официальными предупреждениями. В то время как в других странах стоимость жилья, как правило, растет со временем, в Японии наблюдается противоположная тенденция. Это обесценивание старых зданий является причиной как нового строительства, так и значительных объемов демонтажа. Поэтому в густонаселенных городах, где традиционные методы сноса сооружений могут оказаться слишком разрушительными или опасными, появились более творческие способы.
Вместо того чтобы взрывать здание динамитом или обрушивать его по частям с помощью машин, некоторые новаторские компании, занимающиеся демонтажем, аккуратно «разбирают» высокие сооружения поэтажно. Если смотреть со стороны, кажется, что высотки уменьшаются и в конце концов полностью исчезают в течение дней, недель и месяцев. По сравнению с обычными методами, когда сооружения резко и с грохотом обрушивают, такой подход отличается гораздо меньшим уровнем шума и загрязнения воздуха, а также облегчает повторное использование строительных материалов.
Один из таких методов разборки предлагает начать сверху и идти вниз. Система демонтажа Tecorep (аббревиатура слов Taisei Ecological Reproduction System) компании «Тайсэй» работает следующим образом: несколько верхних этажей заключаются в наружные панели, которые обеспечивают звукоизоляцию и удержание пыли во время разборки этих этажей. При этом потолок поддерживается временными колоннами, а потолочные краны облегчают работу. Когда эти верхние этажи демонтированы, колонны и наружные панели опускаются и процедура повторяется. Сам процесс сноса из-за панелей незаметен – видно только постепенное опускание небоскреба. Каждый шаг тщательно продуман. Используется даже кинетическая энергия опускающихся предметов: когда партия материалов двигается вниз, подсоединенный генератор вырабатывает электроэнергию; ее запасают в аккумуляторах, а потом используют для освещения и снаряжения бригад, работающих на объекте.
Подход «сверху вниз» может казаться очевидным (или даже единственным) способом поэтажной разборки здания, но существуют и методы разборки «снизу вверх». Метод «вырежи и опусти», предложенный компанией «Кадзима», предполагает демонтаж этажа на уровне земли и медленное опускание следующего, после чего процедура повторяется. Работа с нижними этажами может сократить время сноса – в частности, потому что так проще пускать материалы в переработку: нет необходимости собирать их, опускать вниз и снова разделять.
В стране понимают, что политика краткосрочности в архитектуре не слишком экономична; японцы уже давно стремятся избегать неудачных строительных решений и стараются делать конструкции более долговечными. По всему побережью были расставлены так называемые камни цунами, на которых высекалось предупреждение не ставить дома ниже этих точек, отмечающих потенциальный уровень воды. Справляться с землетрясениями японской архитектуре помогают традиционные методы работы с деревом. Недавно на гигантских гидравлических «вибростендах» возвели исполинские многоэтажные здания – чтобы посмотреть, как они разрушатся под воздействием смоделированного землетрясения. Результаты этих экспериментов по изучению напряжений использовались для разработки усовершенствованных стратегий проектирования и строительных норм – как для нового строительства, так и для модернизации старых сооружений.
Новые методы демонтажа – так же как и улучшенные технологии строительства – могут быть полезны не только в Японии, но и за ее пределами. И хотя эти методы возникли отчасти из-за региональных особенностей, они (подобно святилищу в Исэ) воплощают простую, но фундаментальную истину о природе человеческих творений: ни одно здание не простоит вечно. Мировую культуру запланированного устаревания активно критикуют, но ведь в конечном счете этой участи не избегают даже тщательно спроектированные вещи. В свете этого применение более продуманных и экологически удобных методов демонтажа может обеспечить старой архитектуре более элегантный способ навсегда покинуть среду застройки.