– Десять секунд, – сообщил кто-то из темных глубин студии.
Гример исчез со сцены, и Кэти повернулась к Гарриману.
– Рада видеть вас здесь, – сказала она, одаряя его улыбкой на миллион долларов. – Какая ужасная история. Ну просто совершенно ужасная.
– Спасибо, – сказал Гарриман, улыбаясь ей в ответ.
Он следил за обратным отсчетом на большом экране, потом на одной из направленных на них камер загорелась красная сигнальная лампочка.
Кэти повернула свою ослепительную улыбку к камере:
– Сегодня утром мы рады представить вам нашего гостя Брайса Гарримана, репортера «Пост», который, как говорят люди, сделал то, что оказалось не по силам нью-йоркской полиции: понял мотивацию убийцы, прозванного Головорезом. А после недавнего двойного убийства, которое точно соответствует версии мистера Гарримана, опубликованной в день Рождества, эта история по-настоящему задела публику за живое. Знаменитости, миллионеры, рок-звезды, даже боссы мафии начали покидать город.
Пока она говорила, на экране между креслами логотип «Утра Америки» сменился короткими видеороликами, в которых было показано, как люди садятся в лимузины, частные самолеты выруливают на взлетные полосы, знаменитости, окруженные мордоворотами-охранниками, спешат пройти мимо папарацци. Эти ролики были знакомы Брайсу, он видел их и раньше. Он видел случаи бегства и собственными глазами. Люди, влиятельные люди, покидали Манхэттен, как крысы, бегущие с тонущего корабля. И все из-за него, Брайса. А тем временем простой народ наблюдал за происходящим, испытывая нездоровое возбуждение при виде того, как один процент получает наконец то, что заслужил.
Кэти повернулась к Гарриману:
– Брайс, добро пожаловать на «Утро Америки». Спасибо, что пришли.
– Спасибо, что пригласили, Кэти, – сказал Гарриман.
Он слегка шевельнулся, показывая камере свой профиль в самом выгодном свете.
– Брайс, о вашей истории говорит весь город, – продолжила Кэти. – Как вам удалось вычислить то, что ускользало от лучших умов нью-йоркской полиции на протяжении уже, кажется, нескольких недель?
Гарриман ощутил сильное воодушевление, вспомнив слова Петовски: «Репортеры, случается, всю жизнь ищут что-нибудь такое».
– О, я не могу приписать себе все заслуги, – ответил он с напускной скромностью. – На самом деле я только строил на площадке, уже подготовленной полицией.
– Но что стало… как бы это получше сказать… моментом истины?
Она была похожа на Барби, со своим маленьким носиком и волной светлых волос.
– Если помните, в то время в воздухе витало несколько версий, – сказал Брайс. – Меня не убеждало предположение, будто в городе действует не один, а несколько убийц. Когда я утвердился в этом мнении, мне осталось только определить, а что же общего есть у всех жертв.
Кэти посмотрела на телеподсказчик, по которому катились строки из первой статьи Гарримана.
– Вы написали, что жертвы «все трое начисто лишены человеческой порядочности». Что «мир стал бы лучше, если бы они перестали существовать».
Гарриман кивнул.
– И вы считаете, что их обезглавливание – символический жест?
– Верно.
– Я что хочу сказать… обезглавливание – не может ли оно, случайно, быть делом рук джихадистов?
– Нет. Это не укладывается в шаблон. Убийства – дело рук одного человека, и он пользуется обезглавливанием по причинам, которые понятны только ему. Да, это древний вид наказания, демонстрация божественного гнева, направленного на грехи и пороки, совершенно вопиющие в современном обществе. Даже сам термин capital punishment[21] происходит от латинского caput, что означает «голова». Но убийца – проповедник, Кэти, он предупреждает Нью-Йорк, а в расширительном смысле – всю страну о том, что алчность, эгоизм, вульгарное стремление к благам больше нельзя терпеть. Он выбирает жертв среди самых отвратительных из одного процента, которые в последние несколько лет подмяли под себя город.
Кэти энергично кивала, глаза ее горели, она впитывала каждое его слово. Брайс понял кое-что: эта одна история сделала его знаменитостью. Он взял самые резонансные убийства за многие годы и присвоил их себе одному. Его статьи-продолжения, тщательно выписанные для максимальной сенсационности и придания блеска его собственному образу, стали вишенками на торте. Все в Нью-Йорке смотрели ему в рот. Они хотели, жаждали, чтобы он объяснил им, кто такой Головорез.
И он будет счастлив угодить им. Нынешнее интервью было блестящей возможностью раздуть пожар, и Брайс был готов это сделать.
– Но что именно он проповедует? – спросила Кэти. – И кому?
Брайс осторожно, чтобы не задеть микрофон, поправил на себе галстук небрежным жестом человека, знающего себе цену:
– На самом деле это довольно просто. Посмотрите, что случилось с нашим городом: коррумпированные деньги, хлынувшие из-за океана, квартиры за пятьдесят и сто миллионов долларов, миллиардеры, прячущие свои золоченые дворцы за высокими стенами. Раньше Нью-Йорк был местом, где все, бедные и богатые, варились в одном котле и уживались. Теперь сверхбогатые захватили город, а всех остальных загнали в гетто. Я думаю, послание убийцы этим людям звучит так: «Образумьтесь!»
Последнее слово он произнес зловещим тоном.
Кэти посмотрела на него широко раскрытыми глазами:
– Вы хотите сказать, что Головорез продолжит убийства сверхбогатых?
Гарриман сделал долгую, чреватую скрытым смыслом паузу, потом кивнул. «Время раздувать пожар».
– Да, я так считаю. Но давайте не будем расслабляться. Да, он начинает с богатых и влиятельных, – проговорил он, – но, если мы не внемлем его предупреждению… возможно, он на этом не остановится. Мы все в зоне риска, Кэти, все до единого.
34
Кабинеты службы безопасности здания Приморского финансового центра и, в частности, «ЛФХ Файнэншл» были расположены в подвальных помещениях без окон, со стенами из крашеного шлакобетона и функциональной металлической мебелью. Но сама система наблюдения, как понял д’Агоста сразу же, как вошел сюда, была новехонькая, последней модели, и обслуживали ее люди более чем компетентные. Глава службы безопасности, человек по фамилии Градски, перекачал все записи со всех камер на жесткие диски технической команды нью-йоркской полиции, которая увезла их с собой. Но д’Агоста не хотел ждать через несколько часов, если не дней, до просмотра в Уан-Полис-Плаза. Он хотел увидеть записи немедленно. И Градски любезно предоставил ему такую возможность; у него уже все было готово, когда появились д’Агоста и Пендергаст в сопровождении сержанта Карри.
– Входите, джентльмены.
Градски был невысоким черноволосым человеком с рядом ослепительно-белых зубов и розовыми деснами, которые он постоянно выставлял напоказ, улыбаясь во весь рот. Он скорее напоминал парикмахера, чем специалиста по системам безопасности, но, наблюдая за тем, как суетится человек в просмотровой, подключает одно, соединяет другое, выстукивает что-то на клавиатуре, д’Агоста понял, что им чертовски повезло. Большинство начальников службы безопасности не расположены к сотрудничеству, а иногда и вообще враждебны. Этот парень явно хотел угодить и, несомненно, понимал, что делает.
– Что именно вы бы хотели увидеть? – спросил Градски. – У нас множество камер, и только за прошлый день записано более тысячи часов видео. Мы скопировали все вчерашние записи для ваших людей.
– Мне требуется совсем простая штука. У дверей внутреннего кабинета есть камера. Я хочу, чтобы вы показали мне эту запись и начали ровно в тот момент, когда были обнаружены тела, а потом прокрутили запись назад с удвоенной скоростью.
– Хорошо.
У Градски ушло всего несколько минут, чтобы вывести запись на экран и пригасить свет в комнате. Изображение было удивительно четкое – вид под широким углом на двойные внутренние двери и площадь вокруг со столами по обеим сторонам. Запись началась с изображения человека, который нашел тела, он сидел, уронив голову на руки, а на диване рядом с ним лежала секретарша. Потом они вскочили, мужчина утащил женщину на руках в кабинет, несколько мгновений спустя они появились, идя спиной вперед, и мужчина попытался открыть дверь, но ручка не поддавалась, женщина пыталась помочь ему, потом она вернулась за свой стол, а мужчина исчез из виду. Двери оставались закрытыми, а люди толпами входили в наружный кабинет и выходили из него.
Секунды продолжали бежать против хода времени. Наконец двери открылись, и из них появился человек с большим ящиком для инструментов. Двигаясь спиной вперед, он вошел в двери наружного офиса и исчез из виду, когда двери захлопнулись.
– Остановите! – попросил д’Агоста.
Градски остановил кадр.
– Давайте вперед в замедленном режиме.
Градски стал прокручивать запись вперед, и теперь дверь открылась и из нее вышел человек.
– Остановите, – снова попросил д’Агоста и уставился на экран. Кадр был на удивление четким. – Это наш человек, да? Он последним вышел из кабинета, после него остались мертвые тела. Это точно должен быть он. – Он посмотрел на Пендергаста, почти готовый услышать возражения.
Но нет, Пендергаст сказал:
– Ваша логика безупречна.
– И посмотрите, что он несет. В такой ящик уместится и меч, и две головы! И время точно соответствует времени смерти, указанному судмедэкспертом. Черт побери, это он!
– Похоже, это не вызывает сомнений.
– Но кто он? – Д’Агоста повернулся к Градски. – Вы видели его прежде?
Градски прокрутил кадр туда-сюда, выделил лицо человека, увеличил, усилил резкость с помощью программы:
– Знакомое лицо. Кажется, он здесь работает. Черт, это же Макмерфи!
– Кто он такой?
Градски нажал клавишу, и на экране появился файл с личными делами сотрудников. Там обнаружилась фотография этого человека, его имя – Роланд Макмерфи, помощник вице-президента – и все его личные данные: телефон, адрес на Колумбус-авеню, всё.