– Ты должна вернуться домой.
– Но мой сын…
– Его место здесь, с монахами. Он ринпоче. Ты только что сказала, что он чудесно выполняет эту роль. Но ты не монахиня. Твое место в мире – в Нью-Йорке. Ты должна вернуться.
Она глубоко вздохнула:
– Это не так просто.
– Я знаю.
– Тут есть и другая проблема… – Она замолчала, не находя нужных слов. – Как именно мы будем… что это значит для нас.
Он неожиданно взял ее руку в свои:
– Не знаю.
– Но откуда вдруг это твое решение? Что случилось?
– Я избавлю тебя от подробностей, – сказал он. – Но не так давно был вечер, когда я знал с полной в этом уверенностью, что умру. Я знал, Констанс. И в этот момент, в этой крайней крайности мне вдруг пришла в голову ты. Позднее, когда кризис миновал и я понял, что все-таки останусь жить, у меня было время подумать над тем мгновением. И вот тогда я понял, что, если говорить совсем просто, жизнь без тебя не стоит того, чтобы ее проживать. Мне нужно, чтобы ты была со мной. В каком именно качестве – подопечная, друг или… не знаю… это еще нужно решить. Я… я прошу тебя проявить терпение. Но независимо ни от чего, один факт остается фактом. Я не могу жить без тебя.
Пока он говорил, Констанс внимательно вглядывалась в его лицо. В нем чувствовалась напряженность, его сверкающие серебристо-ледяные глаза выражали нечто такое, чего она никогда не видела в них прежде.
Он сильнее сжал ее руку:
– Пожалуйста, вернись домой.
Констанс молчала целую вечность, глядя ему в глаза. А потом – почти незаметно – кивнула.