Тогда ей было семнадцать, и последний класс, который она окончила – девятый. Её не хотели брать из-за её возраста. Они говорили, что в её возрасте выпускники уже работают на благо церкви или же уходят своей дорогой.
– Это печально, что дети в твоем возрасте вынуждены жить в таких условиях, – вздохнул надсмотрщик.
– Я уже не ребёнок! – возмутилась Даша. – Я столько повидала и прошла, что никому не пожелаешь.
– Для нас все вы – дети. Двадцать, тридцать лет – неважно, мой внук лет на пять всего тебя младше, в деревне живёт, с матерью.
– Если он не маменькин сынок, то давно бы шёл работать. Мой брат работал почти с самого начала. Ему ещё четырнадцати не исполнилось, а он уже ездил на поля, наравне с мужиками работал.
– Значит, где-то встал не на ту дорожку. Он вор и убийца, каким бы хорошим братом он ни был.
– Вы ничего про него не знаете!
– Судя по всему, как и вы про него.
Даша задумалась. Ведь и правда, последние два года они мало общались. Она не знала, что он вступил в банду, не знала, что он ворует. Он почти никогда ничего не рассказывал, говорил, что всё хорошо. Но ведь и она сама ему тоже ничего не говорила. Ей было стыдно признаться брату, кем она работает и чем занимается. Возможно, если бы Петя рассказал всё вовремя, всего этого бы и не произошло.
– Мы пришли, – сухо произнёс надсмотрщик, когда они спустились по небольшой винтовой лестнице в подвал и оказались в небольшом коридоре с тремя камерами по обеим сторонам. – Я буду ждать вас прямо тут, если что, зовите. В камеру я вас не пущу, будете разговаривать через решётку. Ваша – последняя слева, у вас пятнадцать минут.
Старик сел на табуретку прямо у лестницы, достал из-за пазухи небольшую книжку и под тусклой лампочкой начал усердно её листать. Даша не торопясь пошла к последней камере. Они все были одиночные, справа и слева в них лежали тела. Были ли они мёртвые или живые, понять было сложно. Некоторые вроде шевелились и сопели. Остальные лежали неподвижно. Таким же она застала своего брата. Свернувшись клубком, он спал в углу камеры на грязном дырявом матрасе.
Даша не знала, с чего начать и как его разбудить. Последний раз они виделись пять месяцев назад. После Нового года он позвонил ей и поздравил с праздником, а после приехал на Апрашку с небольшим подарком. Он, несмотря ни на что, оставался всё ещё ребёнком, хоть и был младше всего на два года. Даша беспомощно посмотрела в сторону надзирателя, но тот уже надел очки и читал книжку.
– Эй, Петя, ты спишь? – негромко постучала Даша по решётке.
Он не отозвался. Даша повторила, но сильнее. Из соседней камеры послышалось недовольное бормотание, но Петя всё не слышал. Даша посмотрела на пол в надежде найти что-то небольшое, что можно было кинуть в него, чтобы разбудить. Ничего не найдя, Даша сильно застучала кулаком по решётке. От громкого звука её брат дёрнулся и поднял голову. Он был не единственным, кого она разбудила.
– Перед смертью-то дайте выспаться, уроды! – закричал недовольный мужской голос из соседней камеры.
Петя протёр глаза, пытаясь понять, кто пришёл: свет от лампочки бил ему прямо в лицо.
– Это я, Даша. Ты не узнал?
Петя тотчас же подорвался, кажется, он совсем не ожидал увидеть кого-либо, а тем более сестру.
– Даша? Что ты тут делаешь? Как ты прошла?
– Не переживай. Я пришла к тебе, у нас есть пятнадцать минут, уже меньше. Хотела тебя увидеть перед…
– Перед смертью? – прошептал Петя.
– Да…
Слёзы полились по щекам милого девичьего личика. Даша старалась быть сильной. Она готовилась к этой встрече несколько дней, и последнее, что она хотела сделать, так это заплакать. Но не смогла.
– Мы так давно не виделись, прости, что я не находила времени. Я была эгоисткой и думала только о себе, о деньгах, о работе. Петя, ты прости меня. – Даша протянул руки через решётку и обняла брата. – Я же совсем не знала, чем ты занимаешься, думала, ты работаешь на стройке – ты сам так говорил.
– Всё хорошо, Даша. Не надо переживать. Я чувствовал, что всё к этому идёт.
– Мне сказали, ты воровал? Зачем? Неужели у вас не было денег? Ты же всегда мог прийти ко мне, я бы помогла, чем смогла, мы же семья.
– У нас у всех было тяжёлое детство.
Даша не узнавала брата. Ещё недавно тихий и очень добрый, он вдруг превратился в немногословного убийцу, совсем безэмоционального человека.
– Я хотел покончить со всем этим, хотел вернуться на правильный путь. Но в итоге я просто был поставлен перед выбором. Либо жить так всю жизнь, обворовывать людей – нищих людей, которые ничем не хуже меня, которых обделила жизнь. Либо умереть – ты знаешь, благородно умереть, спасая жизнь своему другу. Я бы и так рано или поздно сгнил в камере, век воров доживает своё. Не каждому дан такой выбор, а от него всё равно не уйти.
– Я не понимаю, кого ты спас, о чём ты?
– Это не я убивал патрульного, – Петя понизил голос, – но ни капли не жалею о своём решении. Как только я увидел его, лежащего на земле, когда кровь текла из его головы по асфальту, так сразу понял, что вот он, конец. До этого я ещё никогда не осознавал, кто я и что я делаю. В итоге я оказался чист перед собой и перед другом, которого сам надоумил на это. Это справедливая плата за то, что я делал последние годы, за то, что из-за меня люди наверняка погибали, ведь я забирал последнее, что у них оставалось.
– Ну что ты говоришь? А кто же тогда убил? Как всё это произошло?
– Я не хочу, чтоб ты знала. Передай матери и отцу, если он когда-нибудь вернётся, что это мой собственный выбор.
– Ты же не оставишь свою мать одну? Сам говорил, она болеет, не сможет сама за собой ухаживать. Меня она ненавидит, ты ведь наверняка помнишь последние её слова про меня.
– Да, к сожалению, помню. Мне жаль, что так вышло с тобой. А мама… Я уверен, она справится, она сильная женщина, вырастила меня, хоть и не тем, кем планировала, но всё же сможет гордиться мной, если узнает, если ты ей скажешь, почему так всё произошло.
– Она к тебе не приходила? Ты её не видел?
– Сюда никого не пускают, я сначала подумал, что время пришло, уже морально успел подготовиться, но это оказалась ты. Прошу, не говори, когда будет казнь, я не хочу знать, сколько мне осталось. Пусть последние часы я буду сидеть в неведении, чем в ожидании. Надеюсь, ты не придёшь на это «зрелище». Не сомневаюсь, что мать уже оповестили. Лучше бы думала, что я просто пропал. Я не хочу, чтоб вы обе смотрели, как я буду висеть на верёвке, это не то, чего вы обе заслужили, в отличие от меня. Я был очень рад тебя видеть, сестричка, но сейчас я хочу побыть один. Очень тяжело видеть родных перед смертью. Ведь знаешь, что ничего не изменить, и знаешь, что видитесь в последний раз. Так зачем же мучить себя? Такие встречи не приносят облегчения ни тебе, ни мне.
Даша успела немного остановить поток слёз, но теперь разревелась снова.
– Я люблю тебя, Петя, прости, если что-то в этой жизни я делала плохо.
– Тебе незачем извиняться, мы были детьми.
Даша обняла брата в последний раз, развернулась и побежала в сторону выхода, смахивая слёзы со щёк. Надсмотрщик сочувственно посмотрел на неё, убрал книжку во внутренний карман и закрыл за собой металлическую дверь подвального помещения.
Даша молча прошла кордон, забрала вещи и вышла на свежий воздух. Только тут она ощутила существенную разницу между тюрьмой и улицей. Внутри царствовал слабо осязаемый, но удушающий запах страха, гнева и раскаяния, запах смерти.
Даше было жалко брата и жалко себя. Она сидела и беззвучно плакала на заднем сидении автомобиля. Перед самыми воротами ей внезапно стало плохо. Даша едва успела открыть дверь и высунуться из машины. Её снова вырвало. Второй раз за день.
Всю неделю она боялась проверить тест на беременность, который спрятала у дальней стенки небольшого шкафчика в её комнате. Больше ждать не было сил. Потрясение после посещения брата вряд ли могло бы сравниться с тем, что она увидит на тесте. Даша уверенно вышла из автомобиля, но ноги не слушались. Навалилась непонятная усталость. Охраннику пришлось слегка поддерживать её сзади, чтоб она не упала на лестнице.
Преодолев коридор, Даша вошла в комнату и упала на кровать. Страх был не от того, покажет ли тест на беременность положительный результат. Она была уверена, что покажет. Страх был от неизвестности. Она боялась реакции Виктора. Даже если ребёнок окажется от него, она не была уверена, что Виктор не откажется от неё.
Даша опёрлась на локоть и зло посмотрела на ящик, где лежал тест. «И как от такой маленькой штуковины может быть столько проблем?» Тест был сделан неделю назад, и она надеялась, что он всё ещё показывает результат.
Даша открыла ящик и нашла то, что искала. Она закрыла глаза, моля бога, чтобы тест показал нужный результат. Две полоски. Беременна.
Новый порыв эмоций, которых она совсем не ожидала, накрыл с головой. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Она будто почувствовала, как что-то дёрнулось в её животе. Но тут к горлу подступила тошнота, и она еле успела добежать до унитаза. Минутная эйфория кончилась. Остались всё те же проблемы и страх. Только теперь он обрёл уверенность. Для таких как она, был только один выход. Её «коллеги» по работе неоднократно проходили эту процедуру у проверенного врача, если хотели остаться в деле. «Но ведь пару дней назад он звал меня переехать – не просто же так, он ведь любит меня. А если… если ребёнок не его, и он об этом узнает? Если он выкинет меня на улицу одну?»
Даша расплакалась. Страх пересилил надежду. Она взяла телефон и написала всего два слова: «нужен аборт».
Глава 16
Капитан ещё ни разу не присутствовал на казни. Кто бы мог подумать, что всего через пару лет цивилизованный мир будет устраивать такую клоунаду для народа? Хотя и для города это было немыслимое событие. Показательные казни случались не чаще, чем раз в год, и только по особым случаям. Сегодня как раз был такой – убийство сотрудника Комитета Городской Безопасности. Такое преступление так или иначе каралось смертью, и совет во главе с Кулаковым и по требованию народа решил провести её прилюдно. Суд над парнем происходил в закрытом режиме, на слушанье не пустили даже капитана; хоть он и был свидетелем, показания заочно у него взяли за день до суда. Решение было трудным, но, п