Когда вода ушла, осталась только вонь. Затхлая пустота.
— Дерьмо собачье. Хватит меня пугать. Мне нужен адвокат.
— Да ради бога. Ищи адвоката. Потому что речь ведь о твоей защите. И не только о твоей. А еще и о защите твоей дочери. Подумай об этом, Криста.
— Ее не впутывай.
— Не получится. Придется впутать. Они тебя обманывали столько лет. Держали тебя на привязи. А почему? Чтобы ты никуда не делась от них. Чтобы зависела от них, как наркоман. Чтобы на виду была. А ведь по справедливости должны были бы выделить тебе щедрую сумму за все тайны, которые ты так преданно хранила. — Фроули, наклонившись, заглянул Кристе в глаза. — А твой брат… Слушай, да ведь по большому счету он меня не интересует.
— Нет?
Фроули что-то рассмотрел в ее глазах. Он глядел пристально и впитывал это выражение.
— Ну, если, конечно, ты сама этого от меня не ждешь.
«Дугги, — поняла Криста. — Ему нужен Дугги».
— Этот Макрей, — продолжал агент. — Сколько ты его терпела?
Услышать от фэбээровца имя Дугги — все равно, что узнать о его смерти. Ее сердце сжалось.
— Сколько заставлял тебя под его дудку плясать? Уж если я об этом знаю, ты же понимаешь, об этом знает каждая собака в Городе.
Криста поставила локти на стойку и вцепилась в свои волосы.
— Грустная песня, — сказал он, кивнув на музыкальный автомат. — Так и будешь до конца жизни ее слушать?
«Иди домой и расскажи Дугги об этом парне, — велела себе Криста. — Иди прямо к нему. Он будет тебе очень благодарен».
— И еще вопрос. Сколько ты с ним встречалась?
Криста почти прижала нос к стойке.
— Всю жизнь.
— Позволь спросить. За все годы, что вы были вместе, сколько бриллиантовых колье от «Тиффани» он тебе купил?
Воды вокруг больше не осталось. В осушенном мире раздавался громкий стук капель.
— Да ты о чем вообще? Колье с бриллиантами?
— Сначала ты ответь, а потом я, — настаивал фэбээровец.
40. Письмо от Мака
Июнь 1996 г.
Маленький напарник,
Представляю, в каком ты шоке. Нашел в пачтовом ящике эту мою писанину и абратный адрес на конверте — Уэлпол. Жаль, я лица твоего ни вижу сийчас. Что там старому хрычу взбрело в башку? Я тебе пишу не чтобы чего то попросить. Ты же знаешь ни такой я человек. В жизни ни у кого ничего ни просил. Чего надо было — сам брал и сам делал. И ты Дугги у меня такой же.
Я редко пишу. Раньше вабще не писал тебе. Сюда то тебя вабще не вытащиш а после того раза у меня нидосказаность осталась. Когда удается повидатся с тобой столько всего сказать хочется, что всего и не скажешь. Так что много чего в голове остается. А как ты уходиш, так у меня впереди еще целый год чтобы голову то ломать.
Когда выйду, уже мне не вернуть тебе то, чего я тебе должен. Ты мужчина — ты паймешь. Ошибки исправляются в два раза дольше чем делаются. Вот пачему не надо оглядыватся. То есть оглядыватся можно а вот поворачивать назад нет Дугги. Иди только вперед.
Насчет дома твоей матери. Я познакомился с твоей мамой в ноябре 63-его у Памятника. Только что Кеннеди умер — ему в голову выстрелили — и город был в трауре. Мы с Коффи и все остальные — нам надоела эта таска и мы пошли искать приключения. Отирались там на ступеньках. И тут подходит экскурсоводша маленькая такая, рыжая. Младше нас была а шуганула нас как будто чья то мамаша. У нее на школьной форме был значок с черной ленточкой. Она нам задала а потом как разрыдается по Кеннеди. Ох мы и посмеялись. А на следующий день я туда один пришел. Послушал ее школьную речь для туристов она меня заметила. На значке у нее было написано Пэм. Я 6 дней к ряду туда таскался. Только на шестой она мне улыбнулась. Уж ни знаю чего она во мне нашла. А я сам то только хотел ее куда-нибудь пригласить. И как то вечером она удрала от подружек и пошла со мной в боулинг.
Нам пришлось поженится. Ее родители знали что я из простых. Шпана. Ни нравился я им. Но и ей они ни в чем не отказывали. Помогли нам с первым взносом за дом, когда ты поивился. Но уж ипатеку я сам всегда платил. Дом мой был.
В тот день, когда мы в боулинг играли, я ей пообещал, что больше никогда она не будет плакать. И сколько раз это обищание нарушил. Она так поступала, потому что на меня злилась. Меня же не было все время. И она тебя часто у матери оставляла. Деньги каторые я ей на еду давал все на улицу сносила. Я ее друзей хиппей распугал. Но потом она уже сама одна все делала.
Я тебе это все расказываю не потому что я идиот. А потому что я не идиот.
Она не специально это все. В 60-ые все границы раздвигали, в небо уходили и освобождали сознание. А она свое слишком освободила. Я как то домой вернулся, ты перед телевизором спиш, а она в ванне лежит с иголкой. Я тебя к соседям отвел первым делом. Когда ты утром проснулся, про нее стал спрашивать, чего я тебе мог сказать? Что скажешь шести летнему ребенку? Мама уехала. Нет ее. И наврядли вернется.
Ты хотел чтобы мы пошли ее искать. Ну мы и пошли. Ее родители устроили тихие похороны. А я тебя на прогулку повел ее искать, пока ты не стал плакать в голос, аж идти не мог. Ты по телевизору увидел передачу про пропавшую собаку. И решил на столбах развесить обявления. Мы их развесили. Ты хотел, чтобы над входной дверью горел фонарь, чтобы она увидела. Я менял лампочку каждый месяц. А то ты не засыпал, если из своей комнаты фонарь не видел.
Я сказал что она ушла и добился чтобы другие в Городе тоже самое говорили. Моя правда была правдивее любой правды. Но я тогда не продумал что она станет для тебя больше жизни а я из папы стану пустым местом. Ты сам себя воспитывал во многом. Это у тебя от меня. Я в тебе всегда ее видел. Но я делал все что мог. Учил тому что сам знал.
Короче говоря скоро я выйду. Опять мы вдвоем с тобой будем. С Джемом у тебя незаладилось но ничего, все поправимо. Нам сейчас верность ой как нужна. Ее ни за какие деньги ни купишь.
Может ты и так всегда знал про нее или догадывался или не хотел спрашивать. Если не хочешь больше об этом говорить так давай ни будем.
Я длинее письма в жизни ни писал.
Кстати приезжал Старый Дядя Федирал. Но я к нему не вышел.
Ни знаю, как закончить, Дугги. И даже ни знаю буду ли отправлять письмо.
Мак
PS Твоя мама так и ни вернулась Дугги. А я вернусь.
41. День рождения
Дуг катился вдоль улочки из аккуратных домиков, сверял адрес, наконец подъехал к дорожке, на которой выстроился целый ряд припаркованных машин. Рядом красовался огромный надувной дворец. Он дергался и трясся, как живот, полный вопящих неперевариваемых детишек. Дуг притормозил у серебристого почтового ящика, украшенного надувными шарами. Номер дома совпал.
Дуг поставил свой «Каприс» в конец ряда и вышел. Дом был серый, двухэтажный, во дворе друг за другом с водяными пистолетами гонялись дети, родители болтали, стоя на дорожке. Дуг собрался было вернуться в машину, но тут заметил Фрэнка Г. Тот отделился от небольшой группы взрослых, стоящих у дворца, рядом с насосом, и помахал ему рукой. На нем была рубашка с короткими рукавами, длинные шорты и кеды. Он шел навстречу Дугу.
— Нашел-таки.
Дуг снял темные очки и окинул взглядом гостей.
— Фрэнк, старина… что ж ты не сказал?
— Ты же говорил, тебе надо пару минут, так ведь? Да ладно, пошли.
Фрэнк провел его мимо вопящего дворца к открытому гаражу, заставленному стульями и раскладными столиками с едой. На лужайке сидели, тесно прижавшись друг к другу, две девочки-двойняшки в одинаковых розовых очках и ели тающие куски торта-мороженого. Три пластиковых парашютиста спланировали на землю из окна спальни, следом за ними штопором закрутило пробковый самолетик. Вскоре прибежал мальчишка с гипсом на руке, выпустил по струе воды из маленького зеленого пистолета обоим мужчинам в живот и покатился со смеху:
— Ха-ха, дядя Фрэнк!
Фрэнк выхватил из кармана бледно-розовый пистолет, нацелил на мальчишку и облил его. Тот завизжал и дал деру зигзагом, как в кино про войну, Фрэнк продолжал поливать его спину.
— Пошли, — сказал он. — Надо перезарядить.
Фрэнк наполнил пистолет под краном в кухне, которая гудела от женщин, заворачивающих гостинцы: тарелки с пастой, лазаньей и ломтиками вареного мяса. Фрэнк провел Дуга мимо двух мужчин, говоривших о бизнесе в коридоре, мимо женщины, менявшей подгузник сонному младенцу на полу в столовой, мимо телевизора в гостиной, по которому показывали матч «Сокс». Гам на втором этаже заставил Фрэнка резко поменять направление — он повел Дуга к боковой двери, а затем вниз по ступенькам, в прохладу подвала.
Цоколь был отремонтирован лишь наполовину. Стены заклеены плакатами с портретами баскетболистов Майкла Джордана, Рея Борка и Мо Бона. Повсюду валялись «мохнатые» шарики из латекса, стояли коробки, из которых вываливалось спортивное снаряжение, у стены красовалась игрушечная гоночная трасса. Посреди комнаты под бильярдными лампами стоял стол для аэрохоккея.
— Ну как оно? — спросил Фрэнк.
Дуг пожал плечами. Детская вечеринка его ошарашила. Он не мог придумать, с чего начать.
— А у тебя как?
— У меня-то? — Фрэнк подошел к другой стороне стола. — Гораздо лучше. В прошлый раз неудачный у меня момент был. Этот старикашка разбередил мои раны. Не знаю, почему. Ему ни до кого дела не было. Уверен — до меня точно не было.
— Хорошо. Рад это слышать. — Дуг качался взад-вперед от неловкости, словно пришел просить денег.
Фрэнк включил игру, стол загудел, всасывая воздух через перфорированную поверхность.
— Я снова хожу на собрания, уже пару раз был.
Шайба шевельнулась. Пластиковый красный диск пополз вбок, как будто по мановению невидимой руки. Фрэнк отправил его назад, к противоположному борту — просто так, не предлагая Дугу поиграть.
— А у тебя как дела?
Дуг провел рукой по остриженным волосам.
— Собрания? Не-а. После нашего разговора не хожу.
Стадо слонов протопало у них над головой.