Иногда её вопросы скручивали внутренности Руанна в тугой узел. Даже вдалеке от «Станции 5» Венилакриме не забывала о своём прошлом. Он, Руанн, её за это уважал, но этим же она и отталкивала.
Сейчас критически важно узнать о прошлом Лин. Причастность женщины, которую Венилакриме называет матерью, к «Станции 17» очевидна. Руанн бросил по её следу лучших ищеек — всё зря, подозрительная землянка исчезла. На «Станции 5» на неё даже досье не завели. Впрочем, как и на Венилакриме. Официально их обеих не существовало.
Да и сама Лин удивляла. Она боролась с его блоками. Головная боль — лишь первый признак.
Руанн загнал себя в ловушку. С одной стороны, для него было важно, чтобы девушка прогрессировала и вспоминала, с другой — некоторые блоки следовало оставить. Она не простит. А значит, нужно, чтобы не узнала.
Неизвестность, как ревнивое существо женского пола, пряталась по углам. Она боялась выползать на свет, боялась нашей нежности и наших улыбок. Но она наблюдала за нами из-за штор, из-под кровати; качалась на люстре, пока мы танцевали в пустой гостиной.
«Это только начало», — нашёптывала ревнивица. Мы слышали, но предпочитали делать вид, что это всего лишь ветер.
— Руанн, тебе не сложно разговаривать со мной на неродном языке?
Я сидела у него на коленях, пока он пил кофе и кормил меня финиками.
— Разве у меня есть выбор? Или так — или не разговаривать с тобой вообшще. Иногда это, конечно, выход… не толкай, я кофе разолью…
Руанн рассмеялся. Он был похож на большого расслабленного кота. Я же задумалась.
— И что, я не могу выучить твой язык?
— Нет, — и встретил мой вопросительный взгляд.
Руанн поставил чашку с кофе на стол.
— Ты даже не представляешшшь, как бы я этого желал. Но… земляне в принципе не способны постичь нашшу речь.
— То есть?
— Хорошшо… — он положил на тарелку косточку от финика. — Начнём с того, как вы разговариваете. Ваш вид задействуете речевой аппарат: мягкое нёбо, язык, глотка, язычок и т. д. Внешшшне это незаметно, но нашша с тобой анатомия немного отличается. Когда разговариваем мы — работают дополнительные органы, которые возбуждаются при возникновении потребности произнести звук. И если вашши дети постигают речь, наследуя и слушшшая, то нашши — посредством сильных эмоций.
— Не понимаю… Вас что, напугать нужно, чтобы вы начали разговаривать?
Он усмехнулся.
— По сути, да, дети начинают говорить лишшшь тогда, когда становятся способными чувствовать. Так просыпается механизм. Испуг, радость, вдохновение, даже сильное раздражение. И слышшшим мы свою речь по-другому, нашши ушшные раковины настроены на дополнительные частоты.
Руанн обнял меня. Он не понимал, почему я так удивлена и даже в какой-то степени напугана.
— Лин, ты не должна беспокоиться об этом…
Мой ящерр заглянул мне в глаза. Несколько мгновений я находилась в прострации, не зная, стоит ли говорить о своей «необыкновенности».
— Я… я… мне кажется…
«Мне кажется, я должна рассказать тебе правду, Руанн. Я понимаю вашу речь. Но это невозможно, ведь я — земная». Но вместо этого я сказала:
— Я… я надеюсь, языковой барьер не встанет между нами.
— Конечно, нет. Каждый ящерр более или менее высокого уровня знает вашшш язык, иногда не один. А с остальными тебе общаться не придётся.
И он начал меня целовать, целовать, целовать. Я отвечала, мыслями находясь далеко.
Мои размышления так волновали меня, что я не заметила реакцию Руанна. А ведь если бы присмотрелась внимательнее, увидела бы… разочарование. Он подозревал — я хотела сказать нечто другое.
Я сдержала обещание, данное самой себе, ни словом не обмолвившись о том, что понимаю язык ящерров. Тем не менее, меня не оставляло чувство, будто небольшая дымовая завеса скрыла меня от остального мира.
Предосторожность.
Мир сузился до имения Руанна. Мой судья был единственным, с кем я разговаривала. Случилось то, чего не должна допускать ни одна женщина. Мужчина стал центром моей вселенной.
Так долго продолжаться не могло, поэтому в один прекрасный день, когда ящерр отправился в Гнездо, я села в автомобиль и выехала за территорию его дома — познакомиться с городом, в котором мне предстояло провести немалый отрезок жизни. Я решилась на это через два с половиной месяца после попадания в Гнездо.
Вначале Руанн предлагал сопроводить меня, но я решительно отказалась. Внутренний голос требовал осуществить эту поездку самостоятельно, без посторонних. Я нуждалась в отдыхе от мужчины, которого видела каждый день.
Руанн согласился, хоть я и понимала: ему неприятно моё желание обследовать город в одиночестве. Тем более этот город… Его город!
— Это была моя идея — показать тебе Гнездо. Почему ты отказываешшься от моей компании?
— Потому что ты — судья, тебя все боятся.
Он хмыкнул.
— Ты будешшшь ехать в моей машшшине и с моей охраной. Тебя тоже будут бояться.
— Руанн, я тебя во многом слушаюсь…
— Я не ставлю никаких условий.
— Тебе и не нужно. Я подчинена твоей воле.
— Лин…
— И даже когда ты уезжаешь в Маятник (или куда ты там уезжаешь), я остаюсь на твоей территории, с твоими слугами и под наблюдением.
Он скривился.
— Это необходимо…
— Знаю.
В конце концов, Руанн выделил мне отряд терциев и землянина в сопровождающие.
Проказник-провожатый поразил весёлым характером и неуёмной верой в то, что Гнездо — лучший город в мире. Он открывал передо мной двери, постоянно извинялся за неуклюжесть и просил называть его Квик-Ли.
Ворота моего дома закрылись. Машина покатилась по склону в торговые кварталы.
Величие города окрыляло. Множество озёр, уникальное сочетание первобытной природы и высоких технологий… Город встречал меня распростёртыми объятиями, являя другие грани своего характера, — не лабиринт, полный капканов и внезапных теней, а вершину человеческой мысли. Вершину их мысли.
Нас сопровождали три машины. Для моей безопасности снарядили целый отряд — ради защиты женщины судьи.
«Женщина судьи»… Это звучало уверенно и чётко, и взывало к самой глубинной женской страсти — желанию обладать.
…Обладать мужчиной в нашей, земной, культуре невозможно. Наши мужчины с помпой во всеуслышание заявляют, что они свободны, независимы, что они — полигамны… Им верить нельзя. Отдать сердце такому мужчине — самое глупое, что может сделать женщина!
Мне же выпал джекпот…
Я с улыбкой смотрела в окно и чувствовала, как внутри рождается незнакомое доселе чувство. Великое чувство, оно гоняло по моей коже стаи мурашек и сбивало дыхание.
Триумф!
Первобытная радость обладания незаслуженным, всем тем, что я получила благодаря Руанну. Моя охрана, отношение ко мне, трепет, с которым люди реагировали на моего мужчину. Ненавязчиво, находясь на расстоянии десятков километров, Руанн показывал, что именно он значит для города и чем обладает.
— Отсюда всё кажется таким… глянцевым… Снега нет…
— Естественно, — засмеялся Квик-Ли. — Гнездо — идеальный город!
Я вспомнила канализационный путь, через который попала в Гнездо впервые. Вспомнила танцовщиц в прозрачных одеждах, которых добровольно-принудительно заставили мыться перед тем, как развлекать ящерров.
Всё то, что я вижу сейчас, — другая сторона Гнезда, о которой я бы могла и не узнать.
Но узнала!
— Ты прав, Квик-Ли, город очень красив…
Но найдётся ли в этом городе место для меня?
Движения транспорта почти не слышно. Через стекло авто весь город как будто на беззвучном режиме. Я знала, что когда выйду, меня накроет лавина звуков. Только тогда я окажусь в Гнезде по-настоящему.
— Так какой у нас маршрут?
Услышав мой вопрос, Квик-Ли подпрыгнул, как большой пружинистый мячик.
— Судья Руанн высказал несколько предпочтений. Особенно он настаивал на Переправе. Но если вы пожелаете что-то изменить, вам стоит лишь сказать, и маршрут…
— Квик-Ли, я не знаю этого города. Я была здесь только раз, и мне было не до экскурсий. Просто скажи, куда мы едем.
— В таком случае… Сначала мы едем на большую Переправу… Там очень красиво в любое время года… хм…
— Хорошо… ещё я бы хотела купить себе одежду… Да, в имении достаточно всего, но… эти вещи мне не подходят. Слишком много серого.
Квик-Ли согласно закивал.
— Прекрасно, что вы изъявили подобное желание… Я знаю несколько неплохих мест.
И мы поехали. Всё это время я боялась упустить из виду даже малейшую деталь. Что меня удивило, так это наличие хорошо одетых землян на улицах Гнезда. Раньше, поглощённая своей ненавистью к городу, я видела лишь нищенские тряпки да измождённые лица.
Логично, что хорошо выглядящих ящерров было больше, чем земных людей, но и среди них попадались «неплохие». Я задумалась: чем они занимаются в этом городе? Что делают ради того, чтобы иметь столь приличную одежду?
— Квик-Ли, ты работаешь на Руанна?
— Не совсем. Я работаю с теми, кто непосредственно служит судье…
— Какой пространный ответ. А… тебе не сложно… не знать их языка…
— Сложно, конечно, но в городе большинство ящерров говорят по-нашему. Конечно, правильнее было бы, если б мы изучали их речь, но… сами понимаете, это невозможно.
Я решила, что стоит задать земному человеку, работающему с ящеррами, несколько дополнительных вопросов.
— Утоли моё любопытство, ты тоже используешь слово «земляне», а не люди?
Мой провожатый улыбнулся.
— А что остаётся делать? Ведь ящерры считают себя людьми и вкладывают в это слово то же значение, что и мы. Вот и приходится…
— Приспосабливаться, — подсказала.
— Точно, приспосабливаться… Хм… О, смотрите, мы уже приехали.
Не могу сказать, что представляла что-то другое. Всё было как на старых картинках. Раньше у земных людей были такие же магазины, такие же развлечения, и одежда была не только первой необходимостью, но и способом выделиться.