Калеб ухмыльнулся:
– Видишь? Об этом я тебе и говорил. Хватит уже политики. Пора найти себе хорошую девушку и остепениться.
Если б ты знал, подумал Питер. Каждый вечер я закрываю глаза и делаю именно это.
Он заговорил потише:
– Сделал то, о чем я просил?
Калеб терпеливо вздохнул.
– Ну, порадуй старика.
– Ага, ага, выкопал.
– Поставил металлический каркас, который я прислал? Это важно.
– Клянусь, сделал всё, как ты сказал. По крайней мере, будет где поспать, если Пим меня выгонит.
Питер поглядел на невестку, которая забиралась на скамью фургона. Уставший от всеобщего внимания, малыш Тео уснул у нее на руках.
Пригляди за ним, ради меня, сказал Питер.
Обязательно.
И за детьми тоже.
Она улыбнулась ему.
И за детьми тоже.
Калеб уселся на передней скамье фургона.
– Береги себя, – сказал Питер. – Удачи.
Незабываемый момент прощания. Все сделали шаг назад, и фургон медленно выехал за ворота. Первыми ушли Билл с девочками, потом Кейт и Холлис. У Питера была запланирована куча дел, но он никак не мог заставить себя уйти и приняться за работу.
Как и, по всей видимости, Сара. Они стояли вместе, молча глядя, как фургон увозит вдаль их детей.
– И почему мне иногда кажется, что это они о нас заботятся? – сказала Сара.
– Они и будут это делать, достаточно скоро.
Сара фыркнула:
– Есть чего ждать, нечего сказать.
Фургон еще не исчез из виду. Он пересек старую линию ограждений Оранжевой Зоны. Поля за этой границей были обработаны лишь частично, элементарно не хватало людей. Да и ртов, которые надо было прокормить, осталось не так много. Население Кервилла сократилось до пяти тысяч человек. 4997, подумал Питер.
– Билл сущий оболтус, – сказал он.
Сара вздохнула:
– Тем не менее Кейт его любит. Что же матери делать?
– Могу снова попытаться устроить его на работу.
– Боюсь, с ним это не пройдет.
Сара глянула на него:
– Кстати, что там такое говорят, что ты не будешь переизбираться?
– Откуда ты услышала?
Сара скромно улыбнулась:
– Так, разговоры в коридорах.
– Значит, Чейз.
– Кто же еще? Он просто копытом бьет. Значит, это правда?
– Я еще не решил. Может, десяти лет достаточно.
– Люди будут скучать по тебе.
– Сомневаюсь, что они вообще это заметят.
Питер подумал, что сейчас она, наверное, спросит про Майкла. Что он слышал? Устаканилась жизнь у ее брата наконец? Они старались не вдаваться в подробности, не касаться горькой реальности. Майкл связался с цеховиками, ходили слухи, что он начал какой-то безумный проект, Грир сговорился с Данком, они строят какое-то вооруженное поселение у судоходного канала. Полные грузовики с бухлом и еще бог знает с чем идут оттуда ежедневно.
Но она не стала этого делать. Вместо этого Сара задала другой вопрос:
– А что думает Вики?
От этого вопроса его пронзило чувство вины. Он собирался навестить женщину уже не одну неделю, если не месяц.
– Надо увидеться с ней, – сказал он. – Как там она поживает?
Они все стояли плечом к плечу, глядя вслед фургону. Он уже почти превратился в точку. Поднялся на небольшой холм, а затем исчез из виду. Сара повернулась к Питеру.
– Я бы откладывать не стала, – сказала она.
Его день, как всегда, был наполнен привычными делами. Встреча со сборщиком налогов, чтобы решить, что делать с поселенцами, отказывающимися платить, очередное назначение судьи, разработка программы предстоящей встречи законодательного собрания, всевозможные бумаги на подпись, которые выложил перед ним Чейз, описав их лишь в общих чертах. В три часа в дверях кабинета Питера появился Апгар. Есть ли у президента свободная минута? Все остальные звали его просто по имени, как он и хотел, однако Гуннар отказался делать это, как рьяный приверженец протокола. Он всегда называл его «мистер президент».
Предметом разговора было оружие. Точнее, его нехватка. Армия всегда пользовалась отремонтированным гражданским и военным оружием, бóльшая часть которого доставлялась из Форт-Худа; к тому же в прежнем Техасе всегда хватало оружия. Казалось, в каждом доме имелся оружейный сейф, по всему штату были разбросаны оружейные фабрики, дававшие нескончаемый запас запасных частей и боеприпасов. Но прошло слишком много времени, и некоторые виды оружия оказались долговечнее других. Цельнометаллические пистолеты, такие как «Браунинг 1911», самозарядные «ЗИГ-Зауэр» и армейские «Беретта М9» при должном уходе были практически неуничтожимы. Как и большинство револьверов, гладкоствольных и помповых ружей. А вот пистолеты с пластиковыми элементами, такие как «Глоки», равно как и армейские винтовки М4 и гражданские АР‑15, не обладали столь же долгим сроком службы. Пластиковые детали трескались и ломались от времени и усталостной деформации, их списывалось всё больше и больше. Другие, через цеховиков, уходили в руки гражданским; некоторые попросту пропадали.
Но это было лишь частью проблемы. Куда большей проблемой была нехватка боеприпасов. Прошли десятилетия с тех пор, как последний раз стреляли патронами довоенного производства. За исключением хранилища в бункере Тифти с герметично закрытыми упаковками, капсюль и порох сохраняли свои свойства не более двадцати лет. Все нынешние армейские патроны делались на основе стреляных гильз или неиспользованных, которые хранились на складах двух оружейных заводов, один из которых располагался рядом с Вако, а другой – в Виктории. Отливать пули из свинца было несложно, а вот производить метательный заряд – куда тяжелее. Пригодный для патронов бездымный порох требовал для себя сложной смеси нестабильных химикатов, в том числе изрядное количество нитроглицерина. Сделать это было возможно, но весьма трудно, для этого требовались и рабочие руки, и знания, которых критически недоставало. Армия сократилась до всего пары тысяч солдат – полторы тысячи по поселениям и гарнизон в пятьсот человек в Кервилле. А химиков у них не было совсем.
– Думаю, мы оба понимаем, о чем речь, – сказал Питер.
Апгар, сидя напротив него, нарочито внимательно разглядывал свои ногти.
– Не скажу, что мне это нравится. Однако у цеховиков есть производственные мощности, и нельзя сказать, что мы прежде с ними не договаривались.
– Данк не Тифти.
– А что насчет Майкла?
Питер нахмурился.
– Больной вопрос.
– Парень был НПК. Он знает, как работать с нефтью, – разберется и с этим.
– Что там насчет этой его лодки? – спросил Питер.
– Он твой друг. Это ты должен был бы мне рассказать, зачем всё это.
Питер тяжело вздохнул.
– Хотел бы я. Я не виделся с ним почти двадцать лет. В довершение ко всему, если мы скажем цеховикам, что нам не хватает боеприпасов, мы сдадим им козыри. Данк уже к выходным будет сидеть в этом кресле.
– Значит, пригрози ему. Либо он пойдет на сделку с нами, либо, если договору конец, мы штурмуем перешеек и он выходит из бизнеса.
– Через тот самый мост? Это будет кровавая баня. Он почует, что я блефую, раньше, чем я говорить закончу.
Питер откинулся на спинку кресла. Представил себе, что излагает условия Апгара Данку. Что тот может сделать, кроме как рассмеяться ему в лицо?
– В этом и вся загвоздка. Это ни за что не сработает. Что мы можем ему предложить?
Гуннар скривился:
– И что, кроме денег, оружия или шлюх? Когда я последний раз интересовался на этот счет, всего этого у Данка было в достатке. Кроме того, парень практически стал народным героем. Знаешь, что случилось в прошлое воскресенье? Пятитонный грузовик, полный баб, появился откуда ни возьмись у Бандеры, где живут дорожные рабочие. Водитель передал записку. «С наилучшими пожеланиями от вашего друга Данка Уизерса». В воскресенье, чтоб его.
– Они их отослали?
Гуннар фыркнул.
– Нет, в церковь отвели. А ты как думаешь?
– Что ж, должно же быть какое-то решение.
– Можешь сам его спросить.
Шутка, но лишь отчасти. А еще следовало подумать насчет Майкла. Несмотря ни на что, Питер предпочитал думать, что тот, по крайней мере, согласится с ним поговорить.
– Возможно, я это сделаю.
Гуннар уже вставал, когда в дверях появился Чейз.
– Что такое, Форд? – спросил Питер.
– У нас еще одна просадка. Большая. На этот раз – на два дома.
Это продолжалось всю весну. Глухой шум под ногами, а затем земля проваливалась в считаные секунды. Самый большой из провалов был пятнадцать метров диаметром. Всё это действительно разваливается, подумал Питер, буквально.
– Никто не пострадал? – спросил он.
– На этот раз нет. Оба дома были пусты.
– Что ж, повезло.
Форд продолжал выжидательно глядеть на него.
– Что-то еще?
– Думаю, нам следует сделать официальное заявление. Люди захотят знать, что вы предпринимаете по этому поводу.
– Типа чего? Сказать земле, чтобы вела себя хорошо?
Форд ничего не ответил, и Питер вздохнул.
– Хорошо, напиши что-нибудь, а я подпишу. Инженерное обследование происшествия, ситуация под контролем и так далее.
Он поглядел на Форда, приподняв брови.
– Окей?
У Апгара был такой вид, будто он сейчас расхохочется. Иисусе, это никогда не кончится, подумал Питер. И встал.
– Пойдем, Гуннар, свежим воздухом подышим.
Он стал президентом не потому, что особо хотел этого, а в качестве одолжения Вики. Сразу же после ее избрания на третий срок у нее начался тремор правой руки. За этим последовала серия происшествий, в том числе падение с лестницы здания правительства, когда она сломала лодыжку. Ее почерк, всегда бывший образцом изящества, превратился в каракули, ее речь стала странно монотонной, лишившись интонаций. Потом начался тремор другой руки и непроизвольные подергивания головой. Питер и Чейз ухитрялись скрывать ситуацию, сведя к минимуму ее публичные выступления, но в середине второго года стало ясно, что она больше не в состоянии исполнять свои обязанности. Конституция Техаса, пришедшая на смену Кодексу Закона Военного Времени, позволяла ей назначить временного президента.