Интересно, сколько еще подобных разговоров мне предстоит, подумал Питер. Будто подводишь людей к краю обрыва, показываешь, а потом отталкиваешь.
– Боюсь, да, – сказал он.
Алиша увидела первые холмики на окраине Фредериксбурга – три холмика земли в человеческий рост длиной, торчащие из земли в тени пекана. Поехала дальше и добралась до одной из самых отдаленных ферм. Спешилась и пошла по утоптанной земле двора. Из дома не доносилось ни малейшего звука. Она вошла внутрь. Мебель перевернута, предметы разбросаны, винтовка на полу, постели не заправлены. Обитателей заразили, когда они спали, и теперь они спят в земле, под пеканом.
Она подвела Солдата к лохани, напоила и поехала дальше. Вздымались и ниспадали скалистые холмы. Вскоре она увидела следующие дома – некоторые были скромно укрыты в лощинах, другие стояли на ровных участках, окруженные отвоеванной у природы свежевспаханной землей. Подъезжать, чтобы посмотреть поближе, не было нужды, тишина говорила Алише всё, что ей было необходимо знать. Небо будто повисло над ней в бесконечной усталости. Она была готова к тому, что так произойдет, начиная с самых окраин. Первые взятые, потом больше и больше, армия, стремительно растущая, превращающаяся в метастазы, движущиеся к городу.
Городок тоже был покинут. Алиша проехала по пыльной улице, мимо мелких магазинчиков и домов, новых и восстановленных. Всего пару дней назад здесь ходили люди, занимаясь повседневными делами – растили детей, вели бизнес и торговлю, болтали о мелочах, напивались, мухлевали за картами, спорили, дрались, занимались любовью, стояли на крыльце, здороваясь с проходящими мимо знакомыми. Знали ли они, что происходит? Дошло ли это до них медленно – сначала один пропавший, едва заметное любопытство, потом еще и еще, пока они не осознали? Или Зараженные напали на городок разом, за одну ночь ужасов? Добравшись до южной оконечности городка, Алиша выехала в поле. И начала считать. Двадцать холмиков. Пятьдесят. Семьдесят пять.
Досчитав до сотни, она бросила.
51
Время шло, а Дори всё не умирала.
Из комнаты, где лежала женщина, до Калеба доносились лишь приглушенные звуки – стоны, негромкий разговор, стул, подвинутый по полу. Иногда ненадолго появлялись Кейт или Пим, чтобы взять какую-нибудь мелочь или прокипятить еще тряпок. Калеб сидел во дворе с детьми, но сил развлекать их у него не было. Он задумался о несделанных делах, но тут в его сознании зазвучал другой голос, говоря, что всё это тщетно. Скоро им придется покинуть это место, все его большие надежды будут разрушены.
Вышла Кейт, села рядом с ним на крыльце. Дети пошли в дом немного поспать.
– Ну? – спросил он.
Кейт прищурилась, глядя на послеполуденное солнце. Прядь золотистых волос прилипла ей ко лбу, и она убрала ее за ухо.
– Пока дышит, во всяком случае.
– И сколько это будет продолжаться?
– Она уже должна была умереть, – сказала Кейт и посмотрела на него. – Если она останется в живых к завтрашнему утру, бери Пим и детей и убирайтесь отсюда.
– Если кто и останется, так это я. Просто скажи мне, что делать.
– Калеб, я справлюсь.
– Я знаю, что ты можешь, но я тот, кто вас во всё это впутал.
– И что ты собираешься делать? Конь заболел, несколько человек пропали, дом сгорел. Кто скажет, что всё это не связано?
– Я всё равно тебя здесь не оставлю.
– Поверь мне, я это ценю. Никогда не любила особо сельскую местность, а это место меня просто пугает. Но это моя работа, Калеб. Позволь мне выполнять ее, и мы с тобой всегда поладим.
Некоторое время они сидели молча.
– Мне бы пригодилась твоя помощь кое в чем, – наконец сказал Калеб.
Тело Джеба одеревенело и распухло от жары. Они связали его задние ноги, надели на Красавчика упряжь для плуга и начали медленно тащить тело коня на дальний конец поля. Когда Калеб счел, что они достаточно далеко от дома, они отвели Красавчика обратно в загон и вернулись с бутылью горючего. Калеб притащил из леса валежника, соорудил костер, облил его керосином, закрыл бутыль и отошел.
– Почему ты назвал его Джебом? – спросила Кейт.
– Мне он уже достался с этим именем, – ответил Калеб, пожав плечами.
Больше сказать было нечего. Калеб чиркнул спичкой и кинул ее вперед. Раздался хлопок, и пламя охватило ветки. Ветра почти не было, и дым поднимался почти отвесно вверх вместе с искрами. Сначала пахло мескитом, потом стало пахнуть по-другому.
– Думаю, пора, – сказал Калеб.
Они пошли к дому. Когда уже подходили, в дверях появилась Пим. Ее глаза были расширены.
Что-то происходит, сказала она.
В комнате было темно и прохладно. Виднелось лишь лицо Дори, всё ее тело было покрыто прокипяченными тряпками.
– Миссис Тэйтум, вы меня слышите? – спросила Кейт. – Вы знаете, где вы находитесь?
Женщина, казалось, совершенно не осознавала их присутствия, продолжая глядеть в потолок. С ней произошли значительные перемены. Значительные и тревожные. Жесткая корка от ожогов на лице стала мягче. Они приобрели розовый, почти свежий цвет. В других местах кожа стала белой, как тальк. Дори слегка сменила положение, и из-под ткани появилась левая рука по локоть. Еще недавно ее кисть выглядела, будто когти из обгорелой плоти, но теперь это была нормальная человеческая рука – пузыри исчезли, обуглившиеся фрагменты осыпались, обнажив розовую свежую кожу.
Кейт поглядела на Пим.
Как давно она проснулась?
Она не просыпалась. Это случилось только что.
– Миссис Тэйтум, – сказала Кейт более жестко. – Я врач. Вы попали в пожар. Вы на ферме Джексонов. Калеб и Пим рядом со мной. Вы помните, что произошло?
Ее взгляд бесцельно блуждал по комнате и наконец нашел лицо Кейт.
– Пожар? – тихо сказала она.
– Правильно, в вашем доме был пожар.
– Спроси ее, знает ли она, отчего он начался, – сказал Калеб.
– Пожар, – повторила Дори. – Пожар.
– Да, что вы помните о пожаре?
Пим подошла к кровати и присела. Аккуратно подняла высунутую из-под ткани руку Дори, приставила указательный палец к ее ладони и начала рисовать буквы.
– Пим, – сказала Дори.
И всё. Свет в ее глазах померк. И она снова закрыла их.
– Калеб, я собираюсь осмотреть ее, – сказала Кейт. Повернулась к Пим.
Стой рядом и помогай.
Калеб пошел на кухню. К счастью, дети еще спали. Прошла пара минут, и пришли женщины.
Давай поговорим снаружи, сказала на языке жестов Кейт.
Вечерело.
– Что с ней случилось? – спросил Калеб голосом и на языке жестов.
– Ей становится лучше, вот что.
– Как такое возможно?
– Знать бы. Ожоги очень сильные, она еще не выкарабкалась. Но я никогда не видела, чтобы кто-то так быстро выздоравливал. Я думала, что она от одного болевого шока умрет.
– А что насчет того, что она вот так вот очнулась?
– Это хороший знак, что она Пим узнала. Но не думаю, что она еще что-то поняла. Может, и никогда не поймет.
– Хочешь сказать, останется такой?
– Посмотрим.
Кейт обратилась напрямую к сестре.
Тебе нужно быть рядом с ней. Если она снова очнется, постарайся, чтобы она заговорила.
О чем?
По мелочи. Пока ничего не говори ей про пожар.
Пим вернулась в дом.
– Это многое меняет, – сказал Калеб.
– Согласна. Мы сможем перевезти ее раньше, чем я думала. Как думаешь, в Мистике можно будет машину найти?
Калеб вспомнил про старый пикап во дворе Элаквы.
Кейт удивленно поглядела на него:
– Брайан Элаква?
– Да, он.
– Старый пьяница. Я всегда думала, что же с ним стало.
– У меня от него такое же впечатление было.
– Тем не менее я уверена, что он сможет нам помочь.
Калеб кивнул:
– Поеду утром.
Сара сидела на крыльце с сумками, когда появился Холлис верхом на скорбного вида кобыле. Вместе с ним приехал незнакомый мужчина на второй лошади, черном мерине с провисшей, как гамак, спиной и стариковскими слезящимися глазами.
– И что же это? – сказала Сара. – Две худшие лошади из всех, каких я когда-либо видела.
Мужчины спешились. Спутником Холлиса был коренастый мужчина в комбинезоне и без рубашки, с длинными седыми волосами и хитроватым лицом. Они перебросились парой слов, пожали друг другу руки, и мужчина ушел.
– Что это за друг у тебя такой? – спросила Сара.
Холлис уже привязывал лошадей к перилам крыльца.
– Просто знакомый, по прежней жизни.
– Муж мой, мне казалось, мы говорили насчет машины.
– Ага, точно. Оказалось, что машина стоит реальных денег. Кроме того, бензин купить негде. Хорошая новость в том, что Доминик отдал сбрую бесплатно, так что мы, технически, не остались на сто процентов без гроша на данный момент.
– Доминик. Твой друг без рубашки.
– Он мне был должен в своем роде.
– Могу спросить, за что?
– Наверное, лучше не стоит.
Они вернулись в дом, перебрали вещи, оставляя не самые важные, потом сложили остальное в седельные сумки и навьючили их на лошадей. Холлис сел на кобылу, а Сара на мерина. Она уже начала смиряться с этой сделкой, пусть и не сразу. Прошел не один год с тех пор, как она сидела в седле, но навыки въелись в нее до автоматизма, на физическом уровне. Наклонившись вперед, Сара три раза сильно хлопнула коня по шее.
– Ты же не настолько плох, а, старина? Может, я была неправа, ругая тебя.
Холлис поднял взгляд:
– Прости, ты это обо мне?
– Ладно, ладно.
Они добрались до ворот, поднялись на холм. Рассыпавшиеся по полям рабочие трудились в поле в свете клонящегося к вечеру солнца. То тут, то там виднелись шесты с вымпелами, обозначавшие убежища; дозорные башни с сигнальными сиренами и площадками для стрелков, на которые уже многие годы никто не поднимался.
На внешнем крае Оранжевой Зоны дорога разветвлялась: на запад, к поселениям у реки, и на восток, к Комфорту и Нефтяной Дороге. Холлис остановил лошадь и достал из-за пояса флягу. Отпил и передал Саре.