– О, немало.
– Когда я мальчишкой был, его по телевизору половину всего времени крутили, наверное. Пугался я до смерти. – Картер помолчал. – Но и любил его, всегда.
Они загрузили «Хамви» канистрами с топливом. В грузовом отделении лежали пластиковые ящики со снаряжением, которое Грир привез с собой, – веревки и такелаж, сеть-ловушка, пара гаечных ключей, одеяла, хлопчатобумажное белье.
– Было бы лучше, если бы мы Сару с собой взяли, – сказал Питер. – Она лучше нас всех знает, что делать.
Грир погрузил через заднюю дверь канистру.
– Не самая лучшая мысль в данный момент. Нам надо свести количество людей к минимуму.
– Необходимо оповестить о ситуации поселения, – сказал Питер Апгару. – Люди должны укрыться. Подвалы, внутренние комнаты, всё, что есть в доступе. Утром сможем отправить машины, чтобы привезти столько, сколько сможем.
– Прослежу за этим.
Питер глянул на Чейза:
– Форд, ты берешь власть на себя.
– Понял.
Питер снова обратился к Апгару.
– Мой сын и его семья…
Генерал не дал ему закончить.
– Свяжусь по радио с отрядом в Люкенбахе. У нас там есть солдаты.
– У Калеба на участке есть убежище.
– Передам это.
Грир уже ждал его, сидя за рулем. Майкл сел справа от него. Питер залез на заднее сиденье.
– Поехали, – сказал он.
18.30. Солнце зайдет через два часа.
Сара и Холлис ехали достаточно быстро и скоро оказались в зоне, которую все называли Дырой – участок дороги в пустынной местности между Ингрэмом и Хантом. Держались вдоль Гваделупе, приятно журчащей на мелководье. Над дорогой раскинулись ветви дубов с густой листвой. Затем выехали на открытый участок, и заходящее солнце осветило их лица. А потом снова оказались в тени деревьев.
– Думаю, этому парню отдых нужен, – сказала Сара.
Они спешились и подвели лошадей к реке. Стоя на берегу, кобыла Холлиса не задумываясь опустила голову в воду, а вот мерин мешкал. Сара сняла сапоги, закатала штаны и повела его на мелководье, чтобы он попил. Вода была приятно прохладной, дно реки здесь покрывал гладкий известняк, оно было твердым.
После того как лошади утолили жажду, Сара и Холлис дали им еще немного погулять. А сами сели на скальный выступ, выдававшийся в глубь реки. По берегам росло много зелени – ивы, пеканы, дубы, мескитовый кустарник и дикие груши. Над водой роилась мошкара светящимися на солнце столбами. В сотне метров выше по течению виднелась широкая заводь.
– Здесь так спокойно, – сказала Сара.
Холлис удовлетворенно кивнул:
– Думаю, смогу к этому привыкнуть.
Она вспомнила эпизод из далекого прошлого. Много лет назад, когда она, Холлис и остальные отправились в поход к Колорадо вместе с Эми. Тео и Мас с ними уже не было, они остались на той ферме, чтобы Мас спокойно родила ребенка. Они пересекли горы Ла Саль и спустились в долину, заросшую высокой травой. Над головой раскинулось голубое небо. Они остановились, чтобы отдохнуть. Вдалеке виднелись покрытые снегом вершины Скалистых гор, но воздух в долине был теплым. Сидя в тени клена, Сара испытала неизвестное ей до той поры ощущение – ощущение красоты мира. Поскольку он действительно был прекрасен. Деревья, солнечный свет, колышущаяся на ветру трава, сверкающие льдом вершины гор – как она до сих пор не замечала этого? А если и замечала, почему всё выглядело иначе, более обыденно? Она была влюблена в Холлиса и поняла тогда, сидя под деревом среди друзей – в том числе Майкла, спящего в обнимку с ружьем, как спит ребенок с плюшевой игрушкой, – что Холлис и есть причина для этого. Любовь, только любовь открыла ей глаза.
– Лучше нам ехать, – сказал Холлис. – Скоро стемнеет.
Они сели на коней и поехали дальше.
Генерал Гуннар Апгар стоял на стене и глядел, как долину укрывают тени.
Поглядел на часы. 20.15. До захода солнца считаные минуты. В гору ползли последние машины, увозя рабочих с полей. Все солдаты заняли позиции на стене. С новым оружием и боеприпасами, но их было мало – слишком мало, чтобы следить за каждым дюймом шести миль периметра, не говоря уже о том, чтобы оборонять его.
Апгар не был верующим, прошло уже много лет с тех пор, как его губы произносили молитву. Чувствуя себя немного глупо, он решил помолиться сейчас. «Боже, – подумал он, – если Ты слышишь меня, прости за мой грубый язык, но если это Тебя не слишком затруднит, пусть всё это окажется полной хренью».
Загромыхали шаги по настилу.
– Что такое, капрал?
Солдата звали Рэтклифф, он был радистом. С трудом дышал, после того как бегом поднялся по лестнице. Согнулся, упершись ладонями в колени и хватая воздух ртом в промежутках между словами.
– Генерал, сэр, мы отправили сообщение, как вы приказали.
– Что насчет Люкенбаха?
Рэтклифф торопливо кивнул, всё так же глядя вниз.
– Да, они послали взвод. – Он закашлялся. – Но есть другой момент. Они единственные, кто ответил.
– Отдышись, капрал.
– Да, сэр. Виноват, сэр.
– А теперь рассказывай по порядку.
Солдат выпрямился.
– Всё так, как я сказал. Хант, Комфорт, Берни, Розенберг – мы не получили никакого ответа. Ни подтверждения приема сообщения, ничего. Все посты, за исключением Люкенбаха, в эфир не выходят.
В ворота въехал последний автобус. Внизу, на стоянке, рабочие выходили из машин. Некоторые разговаривали, шутили, смеялись, а другие быстро отделялись от толпы и уходили по домам.
– Благодарю, что сообщил, капрал.
Апгар поглядел ему вслед, а потом снова повернулся, глядя на долину. Завеса тьмы надвигалась на поля. Что ж, подумал он, видимо, это правда. Было бы здорово, если бы это случилось попозже. Он спустился по лестнице и подошел к воротам. Там стояли двое солдат и гражданский, мужчина лет сорока, в грязном комбинезоне и с гаечным ключом размером с кувалду в руках.
Мужчина выплюнул на землю какой-то комок.
– Ворота теперь должны нормально работать, генерал. Еще я всё хорошенько смазал. Закроются тише, чем кошка пройдет.
Апгар поглядел на одного из солдат.
– Все машины прибыли?
– Насколько мы знаем, да.
Апгар задрал голову к небу. Там уже появились первые звезды, мерцая в наступающей темноте.
– Окей, господа, – сказал он. – Тогда закрываемся.
Калеб сидел на ступенях крыльца, глядя, как наступает ночь.
Днем он проверил убежище, куда уже не заглядывал не один месяц. Построил его только для того, чтобы отцу угодить. Тогда это казалось полной глупостью. Да, случаются торнадо, да, иногда люди гибнут, но какова вероятность? Калеб смел с люка листья и прочий мусор и спустился вниз по лестнице. Внутри было темно и прохладно. Керосиновая лампа и бутыли с горючим у стены, люк, запирающийся изнутри на два стальных засова. Когда Калеб показал убежище Пим, на второй вечер после того, как они приехали на ферму, он ощущал себя несколько неловко, будто это сооружение было слишком дорогой и неоправданной прихотью, полностью противоречащей их оптимистичному настрою. Однако Пим восприняла это иначе.
Твой отец кое-что знает. Хватит извиняться. Я рада, что ты это сделал.
А теперь, глядя на запад, Калеб следил за заходящим солнцем. Его нижний край едва коснулся вершины хребта. А потом будто начал ускоряться, как это всегда бывает.
Уходя, уходя, уходя.
Он почувствовал, как всё меняется. Казалось, всё вокруг него замерло. Но в следующее мгновение он уловил краем глаза движение в кроне пекана, высоко. Шуршание. Что он видит? Не птицы, что-то изрядно тяжелее. Он встал. Вздрогнуло второе дерево. Третье.
И он вспомнил фразу из прошлого. Когда они нападают, то нападают сверху.
Дослал патрон в патронник винтовки и услышал, как позади него, дома, кто-то выкрикнул его имя.
– Погоди-ка, – сказал Холлис.
На дороге лежал армейский грузовик, на боку, одно из задних колес еще крутилось, поскрипывая.
Сара мгновенно спешилась.
– Там могут быть раненые.
Холлис подошел к кабине следом за ней. Внутри было пусто.
– Может, они уже выбрались, – сказал Холлис.
– Нет, это случилось только что.
Сара поглядела на дорогу и показала вперед.
– Вон там.
На дороге лежал солдат, на спине. Он часто и прерывисто дышал, его глаза уставились в небо. Сара рухнула на колени рядом с ним.
– Солдат, гляди на меня. Говорить можешь?
Он вел себя, как тяжелораненый, хотя не было видно ни крови, ни явных повреждений. Две полоски на рукаве формы, капрал. Он повернул голову к Саре, и она увидела крохотную рану на шее, сочащуюся кровью.
– Бегите, – прохрипел он.
Калеб ворвался в дом. Пим держала на руках Тео, пятясь от двери комнаты, в которой лежала Дори, Клоп и Элли жались к ее ногам.
– Калеб, быстрее! – послышался голос Кейт.
Дори билась в судорогах, лежа на кровати, с ее губ летела пена. Раздался звук, будто она чихнула, и все ее зубы вылетели изо рта. Кейт стояла рядом с кроватью с револьвером в руке.
– Стреляй в нее! – заорал Калеб.
Казалось, Кейт его не слышит. Раздался омерзительный хруст, и пальцы Дори стали удлиняться, а на их кончиках начали расти сверкающие когти. Ее тело начало светиться. Челюсти разжались, рот широко открылся, обнажая острые, как иглы, зубы.
– Стреляй, живо!
Кейт оцепенела. Калеб вскинул винтовку, и тут Дори рывком села. Перекатилась, вставая на четвереньки, и прыгнула на них. Врезалась в Кейт, Кейт врезалась в Калеба; винтовка вылетела из его рук и поехала по полу. Калеб ринулся к ней на четвереньках, крича Пим, чтобы та бежала, хотя, конечно же, она была не в состоянии его слышать. Схватив оружие, он перекатился на спину. Кейт ползком пятилась назад, к противоположной стене; Дори нависала над ней, щелкая зубами, выставив вперед когтистые пальцы и перебирая ими в воздухе. Калеб сел, расставил колени в стороны для устойчивости и наставил на нее винтовку.
– Дори Тэйтум!