– Глуши их, – сказала Лора.
Рэнд непонимающе поглядел на нее. Они были в машинном отделении – изнуряющая жара, дрожащий от ритмичного гула двигателей воздух. Мощный обнаженный торс Рэнда блестел от пота.
– Ты в этом уверена?
У них осталось четыре с половиной тонны топлива.
– Умоляю, не спорь со мной, – сказала Лора. – Можно подумать, у нас выбор есть.
Рэнд поднес ко рту рацию.
– Значит так, господа. Мы останавливаем главные двигатели. Вейр, переключи генератор на внешнюю шину – только помпы, освещение и опреснители.
Щелчок. Голос Вейра.
– Это Лора сказала?
– Ага, сказала. Передо мной стоит.
Миновала секунда; гул начал стихать, на смену ему пришло тихое гудение. Лампы под решетчатыми колпаками у них над головами мигнули, погасли и нехотя загорелись снова.
– Ну и что? – спросил Рэнд. – Умрем посреди воды?
У Лоры не было ответа на этот вопрос.
– Извини, не следовало так говорить.
Лора махнула рукой.
– Забудь.
– Я знаю, что ты сделала все, что могла. Все сделали.
Ответить ей было нечего. Двадцать тысяч тонн стали, дрейфующие посреди океана.
– Может быть, что-то еще сработает, – предположил Рэнд.
Лора прошла по кораблю, поднимаясь на палубу, и вошла в штурманскую рубку. Утро тридцать девятого дня в море, а солнце вблизи экватора уже жарит, как печка. Ни малейшего дуновения ветра; море совершенно гладкое. Многие пассажиры расположились на палубе, в тени брезентовых навесов. На картографическом столе лежали листы толстой волокнистой бумаги с последними расчетами, сделанными Лорой. Когда они огибали мыс Горн, течения едва не остановили их, они еле двигались вперед с работающими на полной мощности двигателями, а огромные волны прокатывались по палубе одна за другой, и всех тошнило. Они медленно продвигались, день за днем, а Лора смотрела, как движутся указатели топлива в баках. Цена их продвижения была ужасающе очевидна. Они сняли с корабля все, что могли, и выкинули в море: куски переборок, двери, погрузочный кран. Все, чтобы снизить вес, чтобы выиграть столько миль, сколько получится. Они не дошли до места пять сотен миль.
В штурманскую рубку вошел Калеб. Как и Рэнд, он был без рубашки, кожа на его плечах и скулах облезала лохмотьями от солнечного ожога.
– Что происходит? Почему мы остановились?
Стоя на мостике, Лора покачала головой.
– Иисусе.
Мгновение он стоял, ошеломленный, а потом поднял взгляд.
– Как долго?
– Опреснители будут работать еще неделю.
– А потом?
– Я правда не знаю, Калеб.
У него был такой вид, будто ему очень хочется куда-то сесть. И он сел на скамью у картографического стола.
– Люди это скоро поймут, Лора. Мы не можем просто вот так заглушить двигатели, ничего им не сказав.
– Наверное, можем солгать.
– Это идея. Почему бы тебе не придумать, что?
Ее ощущение провала было оглушающим; она слишком вежливо выразилась.
– Прости, ты этого не заслужил.
Калеб протяжно вздохнул.
– Все нормально, я понял.
– Скажи всем, что у нас небольшой ремонт, беспокоиться не о чем, – сказала Лора. – Это даст нам день-два.
Калеб встал и положил руку ей на плечо.
– В этом нет твоей вины.
– А чья же?
– Я серьезно, Лора. Просто не повезло.
Он сжал ее плечо крепче, но почему-то это ее не утешило.
– Я объявлю.
Когда он ушел, она некоторое время сидела в одиночестве. Она была измотанная, грязная, разбитая. Без работающих двигателей корабль будто лишился души, стал инертным, как камень.
Прости, Майкл, подумала она. Я сделала все, что могла, но этого оказалось недостаточно.
Она уронила голову на руки.
Позже она спустилась вниз. Встретила Сару, которая как раз закрыла дверь в каюту Грира.
– Как он?
Сара коротко мотнула головой. Не очень.
– Я не знаю, как долго это еще будет продолжаться.
Она помолчала. И заговорила снова:
– Калеб сказал мне про двигатели.
Лора безразлично кивнула.
– Что ж, дай мне знать, если я чем-то могу помочь. Может, просто не судьба.
– Ты не первая это говоришь.
Лора ничего не ответила, и Сара вздохнула.
– Посмотри, может, у тебя получится его покормить. Я оставила поднос у его койки.
Поглядев вслед идущей по коридору Саре, Лора тихо повернула ручку двери и вошла внутрь. Пахло немытым телом, потом, мочой, кислым дыханием и чем-то еще, вроде гниющих фруктов. Грир лежал на койке лицом вверх, натянув простыню до подбородка и вытянув руки по бокам. Поначалу Лоре показалось, что он дремлет – теперь он спал большую часть времени – но услышав звук открывающейся двери, он повернул к ней голову.
– Я все думал, когда же тебя увижу.
Лора придвинула к краю койки табурет. Грир превратился в тень от тени, мешок с костями. Его плоть, болезненно желтого цвета, выглядела влажной и полупрозрачной, будто внутренние слои луковицы.
– Полагаю, ты заметил.
– Сложно было не заметить.
– Не пытайся меня подбодрить, о’кей? Это уже куча народа пыталась, и мне уже немного надоело. Ладно. Слышала, ты не ешь?
– Едва ли стоит беспокоиться.
– Чушь. Давай покормлю тебя с ложечки.
Он был слишком слаб, чтобы самостоятельно подняться с матраса; Лора усадила его и подсунула подушку между его спиной и переборкой.
– Нормально?
Он еле заметно улыбнулся, ободряюще.
– Лучше некуда.
На подносе стояли чашка воды и миска с овсянкой, а еще ложка и салфетка. Повязав Гриру под горло салфетку, Лора начала кормить его с ложечки овсянкой. Он медленно шевелил губами и языком, так, будто эти простейшие действия требовали от него немыслимой сосредоточенности. Но все-таки смог съесть достаточное количество, прежде чем махнул рукой. Вытерев ему подбородок, Лора поднесла к его губам чашку с водой. Он отпил, совсем немного; у Лоры было чувство, что он сделал это лишь ради того, чтобы не обижать ее. Пока она его кормила, она заметила в изножье койки таз, испачканный кровью.
– Теперь довольна? – спросил он, когда она убрала чашку.
Она едва не рассмеялась.
– Что за вопрос.
– Майкл не зря тебя выбрал. И за прошедшие тридцать девять дней ничего не изменилось.
На ее глазах внезапно выступили слезы.
– Проклятье, Луций, что я людям скажу?
– Пока что не надо им ничего говорить.
– Они сами поймут. Наверное, многие уже поняли.
Грир показал рукой на прикроватный столик.
– Открой тот ящик, – сказал он. – Верхний.
Внутри лежал лист плотной бумаги, сложенный втрое и запечатанный воском. Несколько секунд она просто ошеломленно смотрела на него.
– Это от Майкла, – сказал Грир.
Она взяла лист в руки. Почти ничего не весит – всего лишь бумага, – но в нем есть нечто куда большее; будто письмо из могилы. Лора вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– И что там?
– Это останется между вами. Все, что он мне сказал, – что ты не должна открыть это, пока мы не прибудем к острову. Его приказы.
– Так почему ты отдаешь мне это сейчас?
– Потому что думаю, что это тебе нужно. Он верил в тебя. Он верил в «Бергенсфьорд». Ситуация такова, какова она есть; больше мне нечего тебе сказать. Но все еще может получиться.
Она задумалась.
– Он рассказывал мне, как умерли пассажиры, – сказала она. – Как они убили себя, загерметизировав корабль и перенаправив внутрь выхлоп двигателей.
– Не беги впереди паровоза, Лора.
– Я всего лишь говорю, что он знал, что такое возможно. Хотел, чтобы я была готова.
– Мы еще до такого не дошли. Между «сейчас» и «потом» может случиться многое.
– Мне бы твою веру.
– Возьми взаймы у меня, не проблема. Или у Майкла. Бог свидетель, я брал у него взаймы много раз. Все мы делали это. Если бы не делали, не были бы сейчас здесь.
Снова недолгое молчание.
– Устал? – спросила Лора.
– Ага, слегка, – ответил Грир. Его веки отяжелели.
Она положила ладонь на его руку.
– Просто отдохни, хорошо? Еще зайду к тебе попозже.
Она встала и пошла к двери.
– Лора?
Она повернулась, стоя на пороге; Грир смотрел в потолок.
– Тысяча лет, – сказал он. – Вот сколько.
Лора ожидала продолжения, но его не последовало.
– Не понимаю, – наконец сказала она.
Грир сглотнул.
– В том случае, если Эми и остальные проиграют. Столько нужно ждать, прежде чем кто-нибудь попробует вернуться.
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, закрывая глаза.
– Я говорю это только потому, что меня уже может здесь не быть, чтобы сказать тебе это позже.
Она вышла в коридор и вернулась в штурманскую рубку, где села за картографический стол. За стеклом сияло вечернее небо. С юга надвигалась мощная стена облаков, густых и слоистых, будто груды хлопковой ваты; может, им повезет, дождь пойдет. Она смотрела, как солнце опускается за горизонт, бросая в небо последние лучи. И ощутила внезапную усталость. Бедный Луций, подумала она. Бедные все. Ладно, без нее мир не рухнет, решила она и опустила голову на руки, сидя за столом. И вскоре крепко уснула.
Ей снилось многое. В одном сне она снова была маленькой девочкой, потерявшейся в лесу; в другом взаперти в шкафу; в третьем тащила какой-то непонятный тяжелый предмет, не имея права бросить его. Не слишком хорошие сны, но и не кошмары. Один плавно перетекал в другой, не дав предыдущему развиться в полную силу – без кульминации, без момента смертельного ужаса, – и как иногда это у нее бывало, она осознавала, что это ей снится, что обстановка, в которой она пребывает, – всего лишь безвредные символы.
Последний сон Лоры в тридцать девятую ночь в море был вообще не похож на сон. Она стояла в поле. Вокруг царила полная тишина, но она знала, что надвигается опасность. Воздух начал менять цвет, стал сначала желтым, а потом зеленым. Волосы на руках и затылке встали дыбом, будто от статического электричества; одновременно подул сильный ветер. Она запрокинула голову к небу. Серебристо-черные облака над ее головой образовали водоворот. Раздался грохот, она ощутила резкий запах озона, и молния зигзагом ударила в землю прямо перед ней, совершенно ослепив ее.