Макеевой отодвинулся, пропуская Шан.
— Знаешь ли, по-моему, это как ссать против ветра. Они вернулись к идеи агрооружия, и только один Бог знает, насколько хорошо они платят. Они могут даже пожертвовать несколькими исполнителями. Компании сейчас значат больше, чем правительство.
— Может быть. Но это будет стоить им потерянного производства. Поместите вербовщика на самый нижний уровень их структуры… Дайте им понять, что электорат не собирается сдаваться без борьбы.
— Бывают времена, когда я и в самом деле начинаю сочувствовать экотеррористам.
Шан выдержала паузу, а потом произнесла голосом падре, вещающего грешным прихожанам:
— Я тоже, сын мой. Я тоже.
«Да, я их отлично понимаю». Может быть, Макеевой пытался сказать, что знает о ее «грешках»? Знает, что она имеет хорошие связи среди преступников, и доволен этим? К тому же он никогда не хотел быть первым в команде. В некотором смысле именно благодаря этому он слышал, что говорят вокруг. Перейдите путь СиДиЗОку, и вы с удивлением обнаружите, что имеете дело с людьми, работающими вне закона, выражающими тем самым свое недовольство окружающей средой. А правительства, когда им нужно, всегда используют самый дешевый и эффективный способ терроризма. Это совершенно удовлетворяло Шан.
— Для начала хочешь осмотреться? — поинтересовался Макеевой.
— Угу. — Шан набросила свою форменную куртку и обула ботинки, так чтобы все слышали, как она топает по коридору. У входного люка она замешкалась.
— После вас, — галантно объявил Макеевой.
— Нет. Иди первым, — возразила Шан. — Очисти дорогу для меня. Или нет! Будь моим ледоколом? — Она знала, что, где бы она ни появилась, ее появление предвещало плохие новости. Любой может этому научиться. Старый сержант, обучавший ее лет двадцать назад, научил ее никогда не отступать и никогда не отводить взгляда. До сих пор это отлично срабатывало. Макеевой скользнул через люк, направившись в подозрительную часть станции… Но тут они внезапно оказались лицом к лицу с группой техников в бледно-зеленых лабораторных халатах.
Техники стояли, прислонившись к переборкам, или сидели, взгромоздясь на рамы иллюминаторов. Пара выпрямилась, когда Шан и ее спутник подошли ближе. Они внимательно рассматривали женщину-инспектора, а она смотрела на них. Первыми отвели взгляд они.
— Всего лишь контроль сорняков, — заметил один из них. — Мы работаем над штаммом Chenopodium[5].
— Я не предупредила вас, что все ваши слова могут быть использованы против вас. Поберегите их для допроса, — небрежно бросила Шан. — Однако вы должны знать, что Chenopodium является основным пищевым компонентом в некоторых странах, и ваша организация оставила рекордный след в загрязнении урожайных сортов.
— Эй, Уоррендеры имели в виду опиумный мак.
— Да, так и записано, и генетически немодифицированное просо. Похоже, я… Да, я не зачитала вам ваши права. Поинтересуетесь ими позже.
Она ушла. Несколько мгновений за спиной у нее стояла мертвая тишина, а потом раздались многочисленные голоса. Слово «неизменный» прозвучало несколько раз. А Шан осталась довольна тем, что все они увидели: она — одна из тех, у кого остались старые, неизменные, человеческие гены. Так они еще больше заведутся от ее намека на дикость и близость к природе. А дело всего лишь в том, что мать ее как истинная язычница не доверяла никакому лечению, включающему в себя терапию генов. Этот факт неоднократно использовала правительственная пропаганда. Тут Макеевой и в подметки ей не годился.
— Хорошо. Пока подозрения министерства иностранных дел подтверждаются, — первым нарушил тишину Макеевой. — Возможно, они готовят убийцу урожая для правительства какой-то мелкой страны.
— С тем же успехом это может оказаться и наше правительство. — Шан обнаружила, что в этот раз ей тяжелее, чем обычно, делать вид, что она не обращает внимание на закрытые люки, мимо которых они проходили. Для Макеевоя они были всего лишь закрытыми дверьми. А ей всегда казалось, что за ними что-то скрывается, что-то опасное, звериное и в то же время отвратительное. Иногда она задавала себе вопрос, сможет ли она когда-нибудь смотреть на двери и видеть в них всего лишь двери. Ей казалось, что за ними всегда кто-то прячется и однажды она столкнется с ними… Двери всегда ассоциировались у нее с опасностью, точно так же как здоровые кухонные ножи и жидкость для чистки посуды.
— Могу поспорить, ты пропустишь все самое интересное, — вновь заговорил Макеевой.
Шан покачала головой. Я хочу нравиться людям. Я хочу смотреть на вещи, не прикидывая в уме, какой вред они могут нанести.
— Если я и пропущу представление, то ничего не потеряю.
— Ты могла бы получить много большую пенсию, работая в каком-нибудь частном охранном предприятии.
— Не хочу долго лицезреть одну и ту же задницу. Пусть даже и за хорошую пенсию.
— Даже если на кону небольшой садовый участок, а, Гив?
— Я всегда говорила, что однажды обрету свободу. Я собираюсь это сделать до того, как окончательно состарюсь, чтобы наслаждаться свободой. — Тут она подумала о своих томатах. Приятная мелочь — деталь, на которую другие и смотреть не захотят. А для нее — ключ, блоки, из которых строят здания, сама суть жизни. Да, скоро она сбросит эту форму. И пусть у нее при этом возникнут финансовые проблемы. — Не забывай об этом, Роб. Ты думаешь, что впереди у тебя много лет, но годы пролетят очень быстро. Ты и не заметишь.
Она хотела объяснить ему об углах, которые она срезала, идя к заветной цели, всех серых районах, которые пришлось превратить либо в белые, либо в черные… Но тут шеба в ее кармане защебетала и разогнала печаль. Шан со щелчком открыла компьютер и прочла сообщение.
— Хорошо. Министерство иностранных дел должно прислать свою команду. Разве не могли сказать об этом раньше, до того, как мы загрузились? Ненавижу, когда оперативники смешиваются с гражданскими.
— Когда они прибудут?
— Часов через восемь.
Это было типично для любого министерства — действовать, не уведомив СиДиЗОк. Дерьмо, они, должно быть, отправились одновременно с ней. Сосредоточившись на предстоящем составлении бумаг, Шан направилась в свою каюту. По дороге — за всю долгую прогулку по центральному кольцу — она встретила всего нескольких рабочих станции, которые не сидели в своих каютах, согласно приказу. Одни внимательно смотрели на инспектора, другие отводили взгляд.
Сейчас было самое подходящее время подвести итог. В такие дни требовалось много усилий, чтобы оставаться объективной.
Закрывзасобой люк своей каюты, Шан, прежде чем шлепнуться на койку, открыла музыкальную библиотеку своей шебы. Только легла она наоборот, ногами к изголовью, так чтобы как удивленный ребенок могла любоваться поверхностью Марса.
Шеба защебетала. Шан открыла глаза, снова закрыла их, но тут кто-то настойчиво постучал в люк.
— Педерасты, — пробормотала она.
Часы показывали 20:17. Она спала слишком долго.
Когда Шан открыла люк, на пороге возникли двое мужчин. Они не обладали мускулами, которые полагались телохранителям компании, и не были полицейскими, но, словно влитые в деловые костюмы, они производили впечатление людей, которые не могут представить себе существования вне работы, не имеют тайной личнбй жизни и никогда не были и не будут ни родителями, ни любимыми, ни любящими сыновьями. В какой-то миг ей показалось, что если они повернутся спиной, то она увидит пластины, за которыми скрываются батарейки.
— Рановато вы что-то, — заметила она. — Уже взяли станцию под свою юрисдикцию?
Тот, что помоложе, с тонкими светлыми волосами, бросил взгляд через плечо на мужчину постарше, который остановился в проеме люка.
— Мы не станем мешать работе вашей команды, суперинтендант Франкленд, — сообщил он. — Министр иностранных дел Пиралт прибыла, чтобы увидеться с вами.
Пиралт. Евгения Пиралт — политик, которую Шан никогда не встречала. Еще один двухмерный персонаж новостей, без семьи и с батарейками в заднице.
— Я не работаю с министерством иностранных дел, — осторожно заметила Шан.
— Это — Ключевой Вопрос, — кивнул блондин, произнеся это так, что сразу стало понятно: если эти слова записать на бумагу, то оба надо писать курсивом и с большой буквы.
— А со следующего месяца я вообще больше ни с кем не работаю. Я ухожу в отставку. Еду домой.
Оба гостя выглядели обеспокоенными. Несмотря на свое положение, они не стали спорить.
— Мне жаль, суперинтендант, но если министр проделала такой путь, чтобы встретиться с вами, я думаю, вам по крайней мере стоит ее выслушать.
«Ах, Макеевой и его шутки. Шутки про отставку».
— Хорошо. Это даже забавно. Куда идти?
Тот, что постарше, словно и не слышал слов Шан.
— Можем приглашать?
Блондин шагнул вперед. Шан напряглась. Блондин был на несколько дюймов ниже нее, и она удивилась, поймав себя на мысли, что подсознательно приготовилась сразиться ним. Много времени прошло с тех самых пор, как она занималась самообороной. Но взгляд у блондина был примирительным, словно извиняющимся. Он что-то прятал в руке. Нет, не пистолет. Баллончик с наркотическим зельем.
— Похоже, вы не шутите?
— Именно так, мэм. — Он отступил в сторону, и рядом с ним появилась Евгения Пиралт. Она держалась непринужденно, словно регулярно посещала космические станции.
— Министр… — пробормотала Шан. Больше у нее не нашлось слов. Мысли разбегались. А взгляд… Шан не могла отвести взгляд от баллончика в руках блондина. — Это не то, что я ожидала.
А тем временем Пиралт — ах эти аккуратно уложенные седые волосы и неестественно ровно отутюженный френч — внимательно рассматривала ее.
— Я не хотела бы осложнений… — Министр бросила косой взгляд на двоих в костюмах. Те попятились, выскочили из каюты и закрыли за собой люк.
Женщины остались наедине. Какое-то время они стояли молча, лицом друг к другу.