Смотреть фильм было утомительно, потому что каждый из нас видел его на привычном языке и сюжет был давно известен. Поэтому мы отправились в магазин напротив, чтобы купить пива. Тогда мне было двадцать лет, и мне не продавали алкоголь. В Америке все строго. Без документов тебе ни за что не продадут и бутылку безалкогольного пива, но на Манхеттэне все иначе. Здесь продавец, явно мексиканского происхождения, продаст тебе и водку, если ты дашь ему нужную сумму денег. Мы обрадовались этому факту, потому что не надеялись сегодня выпить расслабляющую баночку пива. На радостях мы купили шесть бутылок по пол-литра и поторопились вернуться на задний двор хостела. Там нас ждали Рубен и компания незнакомых мне людей. Здесь было так принято. Люди знакомились и рассказывали о своих странах что-то такое, что ни за что не прочтешь в гидах или учебниках по географии.
Нам пришлось разделить купленное пиво между всеми гостями нашего столика. После того, как девочки из Германии рассказали, как они в девятнадцать лет, закончив школу, решили отправиться путешествовать перед поступлением в вуз, слово взял пожилой темнокожий мужчина, который смачно попивал халявное пиво, купленное мной и Эдди в магазинчике напротив. Мужчина с белоснежной улыбкой рассказывал о прелестях жизни в Штатах, если ты американец. Мы успели выучить это, когда узнали, что с нами в лагере работал шестнадцатилетний американец, который за час работы получал восемь долларов, в то время как каждый иностранец получал максимум два доллара. Темнокожий оказался безработным. И это был его осознанный выбор. Он не видел смысла напрягаться, чтоб получать восемь долларов в час, когда государство может оплачивать его тунеядство. Кроме того, что налогоплательщики содержали пожилого безработного мужчину, большим плюсом была бесплатная медицинская страховка. Мужчина был доволен своей жизнью, чему свидетельствовала его довольная улыбка в тридцать два белоснежных зуба.
После того, как мужчина закончил свой рассказ, он стал расспрашивать, откуда мы. Пришел мой черед. Тогда я гордился тем фактом, что я из Украины, и рассказывал об этом каждому, кто у меня спрашивал. Американец тут же вспомнил Чернобыль, о котором у меня каждый раз спрашивали дети в лагере, когда слышали, что я из Украины. Это оказалось единственное, что знают об Украине в Америке. После я долго и нудно пытался рассказать, что я из Донецка, промышленного города, прославленного шахтерским трудом, футбольной командой и одним из лучших футбольных стадионов в Европе. Удивленный американец отхлебнул пива и попытался произнести название моего родного города. Но то ли алкоголь, то ли нежелание понять, что это за место, то ли особенности русской фонетики, но американец так и не смог произнести внятно «Донецк». Ему было просто все равно, что это за место, кто мы и что тут забыли. Он пришел сюда, чтобы бесплатно поесть, выпить и посмотреть кино. Кто мы и зачем сюда приехали, ему было плевать. Ровно так же, как ему было плевать на места, откуда мы приехали.
С тех пор прошло три года. Мне вспомнилась работа в детском лагере в Нью-Хемпшире, поездка в Бостон и завершение путешествия по Штатам в Нью-Йорке. Почему-то я вспомнил этот вечер. Мне вспомнилось невежество этого американца, который даже не пытался понять, что мы за люди. Ему было достаточно наслаждаться беззаботной жизнью в Америке. Ему было все равно, что через два года в месте, откуда я родом, начнется война, потому что его правительство задумает смену власти на Украине. До Майдана американцы знали об Украине только Чернобыль, и страна ассоциировалась только с этой страшной трагедией.
Теперь к ней добавилась не менее страшная трагедия – Майдан, разрушивший мою страну и поделивший украинцев на людей и сепаратистов. Почему-то украинцы поверили этому самодовольному американцу, что ему есть дело до них. Но ровно так же, как три года назад, когда рядовой американец просто выпил пиво за мой счет (я не жадный, просто констатация факта), так же через два года американцы с помощью украинцев пытались решить свои геополитические цели. Целая страна пошла в расход и тысячи людей погибли, тысячи бежали из страны, а оставшимся приходится мириться с факельными шествиями и убийцами во власти. Такой стала цена за Майдан.
Французский психолог, социолог, астролог и историк Гюстав Лебон говорил: «Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает ее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой».
У американцев получилось приручить украинцев, которые с радостью решили стать «младшими братьями» американцам. Мне печально и грустно наблюдать за тем, как страна, которой я гордился и уважал, исчезает у нас на глазах, так же как когда-то исчезла Югославия. Поездке в Штаты я благодарен за то, что я понял, что кроме Донецка мне ничего не нужно, точнее, все что мне нужно – есть в этом городе. Америка лишь разрекламированная свалка мусора из пафоса, красивых огоньков, лицемерия, фальши и ненависти к России.
– Вот так мои дела. А ты как? Ты меня вообще слушаешь? – обиженно говорил со мной Дима.
– Да я тут… Просто немного отвлекся. Мне что-то плоховато. Я выйду.
Я зашел в уборную. Тусклый свет. Слегка пожелтевшая раковина. Залапанное зеркало, а из него на меня смотрел какой-то парень. У него был уставший вид. Измотанный. Печальный взгляд. Мимические морщины. Небольшая щетина. Капли воды стекали по лицу. Я не мог узнать в отражении себя. Как тогда с фотографией в «горке». Это снова был какой-то другой человек. Я изменился. Сам того не замечая, я стал другим человеком. Война меня изменила.
Я вернулся за столик, где скучал мой друг. Он что-то рассматривал в своем телефоне.
– Я вижу, что тебе действительно нехорошо. Ты какой-то расстроенный. Грустный весь вечер сидишь. Меня не слушаешь. Давай-ка поедем домой. Только давай на такси. Ты же знаешь, не люблю я этот общественный. Через меня поедем. На Боссе меня закинем, а потом ты поедешь к себе. Я деньги дам.
Друг чувствовал моё состояние. Не до разговоров было мне. Я привык держать мысли при себе. Мог послушать. За это друзья меня и любили. Мог часами слушать других и не напрягать своими проблемами.
Такси приехало быстро. Пустые дороги позволяли мчаться. Таксистов в городе было не так много. Особенно в темное время суток. Темнело рано. Все мчались поскорей домой, чтоб не опоздать и не быть пойманными в комендантский час. Визг шин. Машина остановилась рядом с входом. Мы залезли в неё и поздоровались с водителем. Дима о чем-то с ним говорил, а я молча смотрел в окно.
– Друг, не грусти. Хватит держать эту войну в себе. Понимаю тебя, но не нужно себя изводить. Так ты долго не выдержишь. Давай-ка ты завтра за мной утром заедешь и вместе поедем на работу. Я тебя кофе угощу. Тебя нужно вытаскивать.
– Да, конечно. Прости меня. Просто совсем настроения нет. Не могу смириться с войной. Она не вписывается в моё мировоззрение и понятие «нормального». Не умею я так просто забыть обо всем этом.
– Понимаю. Я тебе помогу. До завтра.
Дима пожал руку и попрощался с водителем. «Довези его до дома», – бросил Дима таксисту и вышел. Тронулись. Через несколько минут я уже был дома.
Глава 11Боссе
Я не верю в вещие сны. Мне это кажется совсем глупым. Наивно верить в то, что во сне ты можешь увидеть, что ждет тебя впереди. Не верю, наверно, потому что не запоминаю свои сны. Я просыпаюсь с чистой головой. Картинки в моей голове сменялись одна за другой, но я не могу их вспомнить. Что-то снилось. Быть может, среди них и были фрагменты будущего, но я их не запомнил. Но сегодня все иначе. Я запомнил, что мне снилось. Заваривая кофе, я переваривал увиденное ночью.
Передо мной открылась картина боя. По правому флангу едут танки с георгиевскими лентами на борте. Они стреляют в невидимого врага. Рядом со мной стоят такие же пацаны с калашами в руках. Кто-то выбежал вперед и получил пулю в лоб. Его обмякшее тело упало рядом с моей ногой. Я сжимаю автомат в своих потных руках. Прячусь за танк. Земля дрожит. Свист летящих пуль заставляет душу опуститься в пятки. Откуда-то полетели вражеские снаряды. Куски снаряда пролетают мимо нас. Смертоносные частицы разлетаются, пронзая бронетехнику, деревья. Снаряды рвутся вокруг нас, увеличивая количество наших потерь. К счастью, осколки пролетают мимо меня. Мне безумно страшно, но я сквозь собственный рёв бегу на врага. Я вижу разлагающиеся трупы моих братьев по оружию. Их тела начали разбухать, и кажется, что вот-вот и они лопнут. Они застыли в неестественных позах, как манекены, которые бросили в качестве декораций в дешевом спектакле. В следующий миг моё тело пронзает боль. Электрическим разрядом она коснулась каждого моего нерва, и, обездвиженный, я упал на раскалённый чернозем. Снайперская пуля достала меня. И я проснулся. В холодном поту и дрожа, я осознал, что это был лишь сон. Но он был настолько ярким и реальным, что казалось, ничего более правдоподобного я никогда и не видел.
Кофе остыл. Не заметил, как за размышлениями пролетело время. Пришлось проглотить без удовольствия холодную жижу и быстро собираться. Из-за впечатляющего сна я совсем забыл, что обещал встретиться с Димой сегодня утром и от него поехать вместе на работу.
Мне нравится выходить на улицу рано утром. Пустые улицы. Хотя из-за боевых действий улицы часто бывают пустыми. Но утром они особенные. Они пропитаны таинственностью и девственной чистотой. Хочется находиться здесь. Вдыхать в себя атмосферу, наполнять ею свои легкие. Тишина. Безмолвие разрезает редко проезжающая маршрутка. Туман становился гуще. Дома как будто повисли в воздухе. Окутанные белой дымкой, они парили.
Я бегу. Моя маршрутка. Нужно ускориться, чтобы не заставить Диму ждать. Я сам не люблю ждать и стараюсь других людей не заставлять себя ждать. Фух. Я успел. Водитель открыл двери. Я занял свободное место, когда зазвонил телефон.