– Давай. Примерились уже. Сейчас будем под тебя настраивать каску и броник. Наденешь мои штаны с горки. В джинсах тебе на передке делать нечего. Снимай их.
Стягиваю с себя ненужные джинсы. Мурашки бегут по коже. Это холод. Спешу натянуть на себя камуфляжные штаны, чтоб никто не заметил, что я дрожу. Штаны велики. Очень. Кожаным коричневым ремнем я фиксирую их на своей талии.
– Прости. Берцев у меня запасных нет. Поедешь в своих кроссовках. Надеюсь, на острый осколок не наступишь. Подошва тонкая, – подытожил Дима.
Внутреннюю подкладку штанов запихиваю в кроссовки и затягиваю шнурки. Пришла очередь кителя. Всего месяц назад начальник подарил мне его на день рождения, а теперь мне нужно его применить по назначению. Накидываю его поверх моей чёрной любимой футболки с V-образным вырезом. Застегиваю пуговицы. Бронежилет. Он снова рухнул на мои плечи. Дима подходит справа, чтоб настроить его под меня. Липучки шипят. Затем впиваются друг в друга, как влюбленные подростки. Ещё немного, и я чувствую, как две плиты сжимают мою грудную клетку.
– Ты как? Не давит? Дышать можешь? Ты должен чувствовать себя комфортно, чтоб, если что, мог и побежать. Движения не сковывает?
– Нет, всё в порядке, – вру я. Просто мне неизвестно, как именно должен себя чувствовать человек в бронежилете. Это моя первая практика. Но говорю, что всё в норме. Потерплю. Ничего страшного.
– Конечно, плохо, что ты в кроссовках. Далеко в них не убежишь. Наступишь на первый гвоздь, и придётся тебя тащить. Или ногу натрешь, что тоже очень плохо.
Совсем неприятные перспективы. Но понимаю, что Дима правильно всё говорит. Нужно быть готовым ко всему, но здесь выхода нет. Он достал каску из сумки. Водрузил мне её на голову.
– Застёгивать не нужно. Но смотри не потеряй, – предостерегает он.
– А теперь слушай внимательно. Это медпакет. Он мой личный. На будущее, у тебя должен быть свой, но сегодня я тебе дам мой.
Он открывает небольшую сумочку с медикаментами. Никогда не был силен в медицине. Названия медикаментов и вовсе никогда запомнить не мог. А здесь это жизненно важно. Обезболивающее, жгут, пластырь, шприц и что-то ещё. Всем этим я обязан уметь пользоваться. Но времени на обучение совсем мало. Дима читает мне последние нотации и усаживает на своё место.
– Всё. Теперь жди. Шум вот-вот должен приехать. Игорь, когда будешь готов? Где твой броник и каска? – орет на фотографа.
– Да. Сейчас уже в лифте.
Из кабины лифта выходит водитель, загруженной броней. Игорь снаряжается в своем кабинете. Мне нужно зайти к нему, чтоб получить инструкции по съемке. Этот фрагмент я почему-то помню очень смутно. Наверно, потому что он сыплет профессиональными терминами, которые мне мало знакомы. Все мысли о фронте. Не о том, как именно мы его будем снимать.
И вот мы оба стоим наготове. Мне кажется, что я выгляжу нелепо. Огромные штаны, грудную клетку сжимают две твёрдые плиты, на голове – гриб. Мне непривычно видеть себя в военной форме. Совершенно. Смотрю на себя в зеркало и смеюсь. Чувствую себя совсем неловко, как будто в чужой шкуре. Я перестал быть самим собой. На меня смотрел чужак, который к тому же был смешно одет.
– …Вот мои бойцы. Сегодня с ними поедешь, – указывая на нас, говорит Дима с каким-то бугаём.
Твердые мышцы, бритая голова, взгляд прожигающий. Мужчина смотрит на нас слегка с презрением. На нём военная форма. Она смотрится на нём гармонично. Берцы в цвет формы. Китель и штаны обтягивают накаченное тело. Он создан, чтоб убивать, думаю про себя. Профессиональный военный. Хотя я и ошибался. Оказывается, он даже не служил, но видимо, война была у него в крови, если Шум нашёл себя в этом.
– Все готовы? Сейчас будем выходить, – командует Шум.
Командный голос. Ему хочется подчиняться. В его голосе есть что-то убеждающее, что даёт уверенность в том, что он не бросит. Он знает, с чем нам придётся иметь дело на передовой. Подскажет, вдруг что. Это я сам себя успокаиваю, но в сжатой бронеплитами грудной клетке сердце отстукивало бешеный ритм.
– Всё, давай, Кира. Мы поехали. За своих не переживай. Они в надежных руках. Ну что, парни, готовы увидеть войну?
Я проглотил кислую слюну и уже молча иду за командиром. Мне по спине бьёт ладонью вдогонку начальник. Мол, ты готов. Не переживай. Этот жест понятен. Он пытается меня ободрить, но пока это слабо получается. Мне казалось, я иду на эшафот.
Глава 15Спартак
Шёл белый пушистый снег. Прекрасный день. Или мне так казалось. Мне хотелось дышать. Не хватало воздуха. То ли от бронежилета, то ли я пытался хвататься за каждое мгновение. Ветерок подул мне в лицо, когда дверь офиса открылась и я вышел сразу за Шумом.
– Вот наш «джихад»-мобиль. На нём поедем.
У входа нас ждал белый минивэн. Странно. Почему именно белый. Обычно транспорт пытаются скрыть, а белый цвет сразу бросается в глаза. По нему ударят. Снега не так много, чтоб в нём затеряться. Слякоть и мерзость. Но мне почему-то она нравилась. Хотелось быть здесь. Быть частью этой жизни. Быть частью живых.
– Стажёр поедет впереди, а фотограф сзади с Шахтёром. Там нет окон. Потерпишь. Скучно не будет.
Должно быть, именно так Дима меня представил Шуму. Меня злило это прозвище. Никогда в жизни у меня не было никаких кличек, а это казалось унизительным. Но нужно признаться, что я действительно всему только учился. Но эго никогда не позволяет принимать критику адекватно.
На моей шее висит фотоаппарат. При каждом шаге он бьётся о бронежилет. Думаю, что нужно поберечь камеру, и придерживаю её рукой. Открываю дверь и залезаю на переднее сиденье. Мне в глаза бросаются всякие безделушки на торпеде. Одна из этих безделушек – пуля калибра 7,62. Рядом с ней болтается небольшая ящерица из бисера. Помню таких со школы. Мои одноклассницы любили делать такие и дарить друг другу. Одна случайно попала ко мне в руки. Где-то дома она валяется. А быть может, и нет. Думаю, что давно её не видел. Она чертовски похожа на эту, которая сейчас лежала в обнимку с пулей.
Бусик пошатнулся. Значит, пацаны погрузились. Шум подходит со стороны водителя и садится за руль.
– Ну что, поехали?
– Поехали, – на выдохе говорю я. Явно выдал себя.
– Так что, ты первый раз едешь в опасные места?
– Да, как-то раньше удавалось их избежать. Сегодня не вышло, – тараторю я, чем ещё больше выдаю свой страх.
Он заговорил своим низким и хриплым голосом. Голос казался теплым и довольно знакомым, будто я всю жизнь знаю этого человека и могу доверить ему самое дорогое – свою жизнь.
– Знаешь, я же не первый раз еду туда. Постоянно там бываю. Видел многое. Сколько всего повидал за лето две тысячи четырнадцатого. Бывало вот так тоже соберемся ехать. Едет отряд. Всяких полно. Кто-то служил, кто-то в Афгане был, кто-то после школы записался в ополчение. Разные, в общем. Только выходим. Первый свист – и нет молодого. Пуля нашла его. Притянул он сам её своим страхом. Она чувствует, когда человек боится, и забирает его.
Машина подпрыгнула на лежачем полицейском. Мы подъезжали к одному из тыловых блокпостов. Шум поздоровался с бойцами и поехал дальше. За нами оставался мирный город.
– А бывает наоборот. Прошел кучу боев. Опытный боец. Смерть несколько раз посылал куда подальше. Получает увольнительную. Идёт по улице и падает кирпич на голову. И нет его. Так что я хочу сказать, – он сделал крутой поворот, и машину немного занесло, – бояться не нужно. Особенно на фронте.
Будь спокоен и уверен в себе. Смерть, когда ей нужно, обязательно возьмет своё. И ты от неё не убежишь. Так чего тогда переживать? Не думай о смерти. Думай о жизни. Живи здесь и сейчас. А когда придёт время, ты уже и не узнаешь, как оно.
И на душе стало так легко. Будто я стал невесомый. Пушинка. На мне больше не лежала ответственность за собственное сбережение. Инстинкт самосохранения замолк. Я знал, что не умру. Тут ещё и вспомнилась картинка с хиромантского сайта. У меня же линия жизни длинная. Точно не умру.
Говорят, мужики немногословны. Настоящие мужики – да. Но то, что они могут сказать, имеет такой вес. Не знаю почему, но Шум говорил со мной, как с собственным сыном. Как будто первый разговор отца и сына о сексе. Что бояться его не нужно. Настолько это было интимно, что казалось, я точно знаю его всю свою жизнь. И я ему доверился. Отпустил страх и был готов идти за ним куда угодно. Он-то точно знает, что нужно делать, чтоб не погибнуть. А если что и случится, то наверняка не даст сгинуть. Думаю, подобное испытывают молодые бойцы, когда попадают в руки опытного командира, который горой стоит за своих солдат.
Сердце успокоилось. Я больше не шел на смерть. Теперь передо мной стояла конкретная задача. Её мне дал командир.
– Теперь слушай. Укры вчера сообщили, что они взяли Спартак. Это не так. Там стоят мои парни, и они вчера отбили атаку. Танковый прорыв. Они долго готовились. Думали, возьмут посёлок, но мои парни поджарили вчера один. Он у нас на позициях сейчас ржавеет. Взяли экипаж пленными. Они сейчас у нас. Что мне от вас нужно. Вы должны показать людям, что укры снова выдают желаемое за действительное. Они просрали аэропорт и теперь пытаются отыграться. Их командование в шоке. Не знают, что делать. Вот и гонят парней на смерть.
Я будто губка впитывал информацию. Конкретная задача, конкретные действия. Их нужно выполнить. Это тот момент, когда реальный фронт пересекается с информационным. Мы должны показать людям правду. Опровергнуть очередную ложь украинских СМИ. Перед глазами было одно – выполнить задание.
Это была другая планета. Не похожа на то, что осталось за нашими спинами. Среди нетронутой человеком снежной глади прорезались искусанные кариесом молочные зубы маленького любителя сладостей. Некогда это были роскошные дома, где жилы власть имущие. Сейчас это был кусочек постапокалиптической реальности, в которую нас окунула война в Донбассе.
Наш белый бусик мчался сквозь руины. По обе стороны были разрушенные дома. Непослушный ребенок игрался с хрупкими строениями, и каждое прикосновение разрушало его. Дома все черные с пустотой внутри. Дыры зияли повсюду. Природа здесь была особенной. В городе пушистый снег приземлялся и тут же таял. Тут было всё иначе. Падая, снежинки прилипали друг к другу, укрывая Спартак белым одеялом. Настоящая зима, которую в городе не знают. То ли из-за отсутствия людей, то ли по аномальной особенности этого участка, но зимнее волшебство захватило эти земли.