Меня стало привлекать совершенно новое. Раньше меня тошнило от военной темы. Не выносил фильмы о войне. Книги и вовсе даже не рассматривал. Сейчас я поглощал каждую новую книгу, как странник в пустыне ищет глоток воды и находит пару капель на дне его пустой фляги. Моими любимыми авторами стали Оруэлл, Хэмингуэей, Ремарк, Перес-Реверте. В основном я читал военные репортажи, рассказы о войне и о жизни военных корреспондентов.
Со временем я раздобыл с помощью коллег бронежилет, каску, берцы и горку. Моего самого маленького размера не нашлось. Пришлось ходить в том, что нашлось бесплатно. Снаряжение обходилось достаточно дорого, а лишних денег у меня не было. Поэтому я облачался в форму на три размера больше меня, но в этом и были свои плюсы. Я мог прятать бронежилет под куртку. Кроме того, мне было удобно. Я чувствовал себя комфортно, если исключить моменты, когда думал о своем внешнем виде. А выглядел я нелепо. Каска делала меня похожим на гриб. Огромная форма меня превращала в ребёнка, который натянул на себя папину футболку и пытается казаться старше, чем он есть на самом деле. Только берцы были впору. В них было невероятно удобно, несмотря на то, что я всегда считал их «говнодавами». Как-то раз я даже наступил на гвоздь и тогда в полной мере оценил полезность высокой подошвы – нога осталась цела. Я выковырял ржавый гвоздь из ботинка и продолжил давить своими ногами разбитые куски шифера, осколки битого кирпича и сожжённые огнём деревянные балки. Мой внешний вид подчеркивал мою неуместность. Внешне я оставался всё тем же студентом, который прогуливает пары, тусуется в ночных клубах и подрабатывает где приходится. Но внутри я уже был другим. Я презирал тех, на кого был похож. Смотрел на прогуливающихся пацанов в центре города. До меня доносились их разговоры о футбольных матчах, о выпивке и девочках, о шмотках и какой-то ещё чепухе. Должно быть, на моём лице можно было увидеть презрение. Меня буквально тошнило при любом упоминании прежней жизни.
Вместе с мыслями о войне меня поразил ещё один недуг – погоня за новыми материалами. Я рвался везде, где могло быть опасно и интересно. Напрашивался на любые съемки, не думая об опасности. Но вот в чем парадокс, я продолжал бояться. Мне было страшно ехать туда, где стреляют, но меня туда тянуло. Я приезжал туда. Страх колючими иглами впивался в сердце, но я научился работать вопреки ужасу. Погружаясь в работу, мне удавалось на время избавиться от ненужных эмоций. Я обрастал новыми знакомыми. Знакомился с коллегами опытными и такими же, как я, которые тоже заразились жаждой сенсации. Мы снимали всё, что попадало нам на глаза. Возвращались и писали об увиденном. И наступал тот момент, когда эмоции мне были нужны. Пока я не чувствовал, был как пустой сосуд, который наполнялся чужим горем и несчастьями. По возвращению мне нужно было просто раскупорить бутыль и выплеснуть всё это в свой блог, который постепенно становился популярнее и читаемее. Мои материалы стали появляться в сообществах и интернет-ресурсах не только того агентства, на который я работал. Со мной хотели сотрудничать, и моё начальство это только приветствовало. Пару раз мои фотографии я видел на украинских сайтах. Правда, трактовку они давали свою.
Одна из поездок, не на передовую, а, казалось бы, на обычный концерт не особо известного музыканта из России для бойцов «Спарты», но она запомнится мне навсегда. Батальон не так давно вернулся с передовой после освобождения ДАПа. Мы сидели в небольшой комнатке. Мне пришлось сесть на стол, потому что стул был всего один. На нём сидел с ехидной улыбкой, в черной шапке и нашивкой «Спарта» на рукаве, доброволец из Одессы с позывным «Мук». Беседа шла легко и непринужденно. Разговорчивый и обаятельный ополченец рассказывал подробности боев за донецкий аэропорт.
– На втором этаже старого терминала была укрепленная позиция. То есть пулеметчик и снайпер. Они нас держали. Не подпускали долго. Тогда Белый и Харьков взорвали стену, обвалили кусок этажа. Нам открылся сумасшедший обзор. Стоят их ПТУРы и АГСы. Укропы не знали, что мы сверху находимся. Кто-то из ребят предложил увести у них АГС. Сделали петлю. Посмотрели, вроде бы нас не видят. Они представить не могли, что сверху у них уже проблемы. Петлю накинули на АГС. Начали поднимать его. Я представляю шок украинцев, когда они увидели летающий АГС, уносящийся в небеса. Они попытались его отбить. Мы его уронили. Закидали их гранатами, – с детским задором, как будто это была забава или игра, рассказывал боец батальона «Спарта».
Довольный и зараженный позитивом от спартанцев, я вышел из комнаты. Я отсматривал материал, когда подошел к выходу, где столпилась группа людей. Огромные, под два метра ростом парни стояли, как школьники вокруг учителя, послушно и внимательно слушая наставника. Командира не было видно. Очень хорошо был слышан знакомый до жути голос. Определенно я слышал его раньше. Но не в живую.
– А это кто такие? – спросил комбат.
Из толпы военных вышел невысокий мужчина. Он был похож на футуристического пирата. Рыжая борода. Прищур. Обвешан броней. Кевларовая каска. На плече – шеврон «Спарта». В руке автомат Калашникова с подствольником.
– Это журналисты. Они вместе с музыкантами пришли. Интервью у бойцов брали.
Моторола подошел к нам. Рядом со мной стоял Нагора с гитарой, а чуть дальше его продюсер. Перед этим репер спел свои песни для бойцов, которые оказались фанатами его творчества. Комбат протянул руку каждому из нас.
– Ну, вы хоть накормили артистов? – спросил Арсен.
– Конечно, комбат. Лия их в столовую водила.
Что мне всегда нравилось в военных – искренность, равенство и уважение. Когда Моторола общался со своими подчиненными, я не увидел высокомерия, которым пропитаны начальники на гражданке или в тылу. Боевое подразделение отличается от остальных взаимоуважением. Командир ценит рядового и относится к нему как к равному. Потому что он понимает, что от рядового зависит его жизнь в бою. Война научила каждого из них ценить ближнего, того, с кем плечом к плечу штурмовал терминал донецкого аэропорта и вышел без потерь благодаря слаженности действий и выполнению указаний комбата. Это была единственная моя встреча с Моторолой…
В дни, когда писать было не о чем, я начинал себя грызть. Мне казалось, что я становлюсь бесполезным. Особенно это усугублялось чувством, что именно сейчас нужно делать что-то важное, нужное и полезное, а не сидеть и ждать вдохновения. Можно сказать, что я стал наркоманом. Приходил на работу даже в те дни, которые мне давали на отдых, но меня пленила жажда адреналина. Пока меня никуда не посылали, я с завистью смотрел репортажи Семёна Пегова с передовой. То он под свист пуль над головой и искрами от рикошетов бегал по разрушенному новому терминалу, то рассказывал о происходящем на фронте, а на фоне артиллерия ДНР била по огневым точкам ВСУ. Так же, взахлеб зачитывался репортажами Стешина и Коца на «Комсомольской правде». Ещё больше я обливался слюной и понимал, что мне далеко до такого мастерства, когда на сайте РИА «Новости» появлялся новый фоторепортаж моего земляка Дэна Лэви. Мне стало легче, когда я стал общаться с ними и понял, что не один я болен войной. Все эти люди не могли долго сидеть смирно, когда на фронте происходили изменения. Они рвались туда и вместе с военными постоянно были в опасности. Мне хотелось заниматься чем-то подобным, но понимал, что ещё не время. Всё это время мне удавалось избежать ранений. Появилось ложное чувство собственной неуязвимости. Это одно из самых страшных чувств. Опытные военкоры рассказывали, когда такое чувство приходит – нужно сразу уезжать из горячей точки, потому что дальше теряется инстинкт самосохранения. Примерно так же погиб Андрей Стенин. Об этом рассказывали его коллеги, вспоминая последние дни фотокорра. Поэтому я всё же старался не лезть на рожон.
В погоне за материалами прошел февраль. Позади остались подписание Минских соглашений, бои за Дебальцево и Углегорск, обстрел АС Центра 11 февраля, покушение на главу ДНР в центре Донецка 14 февраля. Туман и серость не пропадали весь февраль.
В начале марта к нам зашел седоватый мужичок. Слегка лысоват, но не полный. С тёмными очками, как будто он боялся яркого света. Мы с ним пересекались в коридорах, но никогда не здоровались. Когда он предложил поехать в только что освобождённое Дебальцево, я без раздумий согласился. Дебальцево было местом, куда, как мотыльков на яркий свет, тянуло журналистов.
Нужно было выезжать рано. Спасатели МЧС ДНР согласились взять нас с собой. Нам нужно было приехать к зданию бывшей Областной государственной администрации, ныне – Дом правительства. Там нас ждала маленькая белая «Таврия» с большим эмчеэсником за рулём. Мы были в боевой готовности. Взяли всё, что могло пригодиться. На нас горки, бронежилеты, каски, а на ногах – спасительные берцы. Нас предупредили, что город лишь частично был разминирован. Берцы могли спасти наши ступни от острых осколков, которыми было покрыто практически всё Дебальцево. В рюкзаках камеры, запасные аккумуляторы и карты памяти. В боковом кармане штанов – медпакет с антишокером, шутом, бинтом и всем необходимым, чтоб оказать первую помощь и спасти человеку жизнь. По статистике, двадцать процентов раненых можно спасти, вовремя оказав первую помощь.
Вместе с Игорем мы сидели в автобусе МЧС. Заняли задние места. Мы ещё не знали, кто именно вместе с нами поедет, но было понятно, что целый автобус едет в Дебальцево не только, чтоб доставить нас в горячую точку. В Макеевке все свободные места заняли волонтёры, которые ехали помочь мирным жителям. Все они были студентами. В джинсах, мокасинах и тонких курточках они собирались ехать туда, где ещё несколько дней назад разрывались смертоносные снаряды. Как же безрассудно и самонадеянно это выглядело. Казалось, что им совершенно непонятно, куда они едут и что им предстоит увидеть. Для многих из них это было чем-то забавным и новым. Что-то, что могло разнообразить их жизнь. Они надевали белые манишки с волонтёрскими знаками. Таким образом они лишний раз привлекают к себе внимание.