– Они заберут всё себе, и тебе ничего не останется, – говорит она. – Никому ничего не останется.
Рука Малли проникает сквозь мою кожу; слои мышц, а затем и рёбра раздвигаются под её горящей кистью. Что-то внутри меня обрывается. Когда Малли вытаскивает руку, по ней чёрными ручейками стекает кровь, а в ладони лежит пульсирующий комок.
Я хватаюсь за грудь, пытаясь прикрыть зияющую дыру и оглядываясь по сторонам в поисках того, что поможет мне залечить рану.
– Мэри Элизабет, – говорит Малли, держа в руке моё сердце. – Скоро тебе придётся выбирать между разумом и сердцем. Нам всем придётся.
Я задыхаюсь и хватаю её за запястья. Вот как ощущается смерть. Так много дел не закончено, так много никогда не будет сделано. Я хочу позвать Джеймса или Урсулу, но мне не хватает сил, чтобы издать хотя бы звук. Чем ближе оказывается Малли, тем труднее становится дышать. В её духах слышны сладковатые нотки разложения.
– Ты умерла? – спрашиваю я, понимая, что говорю не вслух.
Малли кладёт палец себе на подбородок и поднимает голову, словно ищет ответ где-то на потолке. Затем она приближает своё лицо вплотную к моему.
– Я скучаю по своей птице. – Малли склоняет голову набок. – Ты видела Гелиона, Мэри Элизабет?
– Мэри Элизабет, ты меня слышишь?
– Ты слышишь меня?
– Мэри Элизабет.
– Мэри Элизабет?
– Мэри Элизабет! Проснись!
Я открываю глаза, и в них ударяет яркий белый свет, а голова пульсирует от боли, и на секунду мне кажется, что меня похитили и сейчас будут допрашивать под лампой. Потом я понимаю, что лежу в своей комнате и существо, устроившее мне пытку светом, – это Белла. Она у меня в квартире.
Я тянусь к прикроватному столику, скольжу пальцами мимо полупустого стакана с водой и книги по криминалистике, которую я пыталась читать, и пытаюсь сфокусировать взгляд на экране телефона.
– Половина седьмого? Что за... – Я не помню, во сколько именно вернулась домой этой ночью... вернее, уже утром. Но не больше пары часов назад. Я вспоминаю тот свет. И Джеймса.
– Доброе утро, солнце, – говорит Белла. – Добро пожаловать обратно в Шрам. Сегодня снова замечательный день. На небе ни облачка.
– Белла, как ты вообще нашла мою квартиру?
– Элементарно, моя дорогая.
Я прищуриваюсь на неё, держа телефон в руке, и комната постепенно обретает чёткие очертания.
Белла вздыхает:
– Взяла адрес из базы данных.
– Это вторжение в частную жизнь.
– Меня впустила твоя тётя. Она ещё не спит.
Весь экран телефона занимают сообщения от Джеймса.
«Я люблю тебя».
Потом: «Сегодня мне нужно кое-что сделать. Увидимся позже».
Затем: «Волшебного тебе дня», три смеющихся эмодзи и парочка волшебных палочек.
Запах Малли Сент до сих пор стоит в носу, и меня накрывает волна тошноты. Я опускаюсь обратно на подушку, ощупываю грудь и не нахожу там открытой раны или голубого света; сердце тоже до сих пор при мне. Просто обычная я: измученная, недовольная и, возможно, одержимая призраком.
Белла, наоборот, сияет как луч солнца.
– Ого, – восклицает она, раздвигая глухие шторы. – Вот это вид. Ты вообще понимаешь, как тебе повезло? Твои окна выходят прямо на Чудо-озеро. Из моего окна видно только соседей напротив, и, поверь мне, это не то зрелище, которое хочется видеть.
– Задёрни шторы, чудовище!
Белла полностью меня игнорирует. Словно я ничего и не сказала. Она глазеет на Чудо-озеро. На ней футболка и брюки с высокой талией на подтяжках. Её макияж безупречно естественный, а волосы собраны в небрежный пучок. Бьюсь об заклад, ей потребовалось не меньше часа на сборы, и вот она тут, в моей спальне, бодрая и свежая, хотя на часах нет и семи утра.
– Ты была тут во время Падения? Оно случилось прямо у тебя за окном. – Белла лучится любопытством и энтузиазмом. Наверное, я сделала что-то ужасное, чтобы заслужить её присутствие в своей жизни. – Ты его видела? – спрашивает она.
– Видела, – отвечаю я, стараясь прогнать те воспоминания. – Белла, я спрошу ещё раз. Что ты забыла в моей квартире?
– Ну, – кажется, она задумывается, – мы напарницы. У нас есть задание. Ты не отвечала на мои сообщения. И раз такое дело, мне пришлось прийти сюда. А ещё, согласно твоему досье, большую часть дня ты свободна, и это замечательно, потому что у нас совсем нет времени. Нужно найти Малли, в идеале сегодня, так что поднимайся! Идём!
– Ладно, – говорю я. – Но я думала, что мы договорились встретиться после школы. В участке.
– Да, однако... – Белла садится на кровать и закидывает ногу на ногу, – я хочу попробовать поговорить с теми тремя девчонками, пока ты будешь на математике. Кстати говоря... – Она запускает руку в свой рюкзачок и достаёт какие-то бумаги. – Я сделала твою домашку по математике. Чтобы тебе не нужно было о ней беспокоиться и мы могли сосредоточиться на деле.
– Ты сделала мою...
– Между прочим, я мастер по части компьютера. Нашла задание на школьном портале. Твоя домашка совсем лёгкая. Вообще проблем не доставила.
– Эм... Спасибо?
– Ну что? – Белла выжидающе мне улыбается. – Не знаю, что насчёт тебя, но я совершенно уверена, что раз Малли не появлялась уже три дня, сама она точно не найдётся, и у нас каждая минута на счету.
– Я хочу расспросить Флору, Фауну и Мэривезу вместе с тобой.
Белла качает головой.
– Вряд ли это хорошая идея. Ты их ровесница. Но ко мне они будут непредвзяты. И я уже проверила: Малли нигде не использовала свои кредитки, – продолжает Белла. – И транспортную карту тоже. Она не показывалась в привычных местах и не навещала родственников вне города. Учитывая всё это, похоже, что её жизнь сейчас висит на волоске и нам нужно поторапливаться. Обсудим все вероятности и придумаем стратегию. А потом, на случай если она уже скончалась...
– Она жива.
Носик Беллы слегка дёргается, и она ненадолго прерывает свой монолог, чтобы выразительно посмотреть на меня.
– Я никогда не говорила обратное, но мы должны предусмотреть и эту возможность. Мы обе знаем, как работает вероятность найти человека после первых сорока восьми часов, и работает она не в нашу пользу.
– У меня был сон, – говорю я.
– Сон?
– Да, мне приснилась Малли. Сны – это мой След. Малли жива. Я в этом уверена, потому что она сама мне сказала.
– Хм... – Белла падает на кровать рядом со мной. – Значит, ты сторонница магии?
Меня поражает бесцеремонность вопроса и то, как легко она его задала. Нет ничего более личного, чем спрашивать Наследника о его взглядах на магию, и любой вариант ответа одинаково ужасен. Сторонники магии – просто фанатики, отрицатели магии – аморальные фанатики, а сторонников натурализма считают просто невежественными и нелепыми домохозяйками среднего возраста. Как ни посмотри, не получится так просто признаться в принадлежности к одной из сторон. Но вот она, Белла, открытая и простодушная, задаёт мне самый личный из возможных вопросов.
– Я не люблю ярлыки, – огрызаюсь я. – И я считала, что методы сторонников магии вполне очевидны.
Они бунтуют, причиняют вред людям, подтачивают город изнутри, потому что считают, что городской совет скрывает от нас магию и что он каким-то образом виноват в Великой Смерти.
– А что насчёт тебя? – Раз уж Белла завела этот разговор, то пусть сама отвечает на свой вопрос.
Она пожимает плечами:
– Не знаю. Я верю только в то, что могу увидеть. И не вижу смысла в позиции отрицателей магии. Мы прекрасно знаем, что когда-то она была. Это похоже на странную шутку – всё, что у нас осталось в напоминание о нашем прошлом, – это погода на западном побережье и кучевые облака, которые реагируют на мысли.
Но ведь это не так, правда? Ещё у нас есть то, что принёс мне Джеймс вчера вечером. Я вспоминаю голубой свет, жужжание и ощущение того, что я наконец-то жива. Несложно понять, почему люди, которые испытали такое однажды, хотят этого снова и снова, особенно если чувствуют, что это принадлежит им по праву рождения. Становится ясно, почему сторонники магии так расстроены.
– Ладно, веришь ты в Следы или нет, сегодня у меня был вещий сон. Это бывает нечасто, но иногда я вижу сны, не похожие на сны, и даже если в целом они бессмысленны, там всегда есть ядро или то, на что стоит обратить внимание.
– Ладно, сдаюсь. Допустим, твой сон был вещим и оставил тебе какое-то послание. Малли говорила что-нибудь? – Белла снова выгибает бровь, и я начинаю понимать, что это самое частое выражение её лица. Из того, что я успела увидеть, это выражение означает, что Белла дразнится, сбивает с толку или говорит то, во что сама не до конца верит. – Что угодно?
– Нет. – Я вспоминаю тошнотворный звук вырываемого из груди сердца и спешу вернуться в реальность своей комнаты, чтобы не запаниковать. – Только что она скучает по своей птице.
«Тебе придётся выбирать между разумом и сердцем, Мэри Элизабет».
Меня передёргивает.
– Вряд ли этот сон будет нам чем-то полезен, не думаешь?
– Знаешь что, Белла? Ты можешь просто...
Белла кладёт свою голову на подушку рядом с моей, словно подруга, оставшаяся у меня на ночёвку. У неё что, совсем нет никаких представлений о личных границах?
– Может, у тебя есть что-то ещё? Идеи, например?
Я рассматриваю профиль Беллы и прикидываю, насколько легко будет её придушить. Не уверена, что есть другой способ вылечить её нездоровый оптимизм. Но я вздыхаю и сдаюсь. Нравится мне это или нет, всё-таки мы в одной лодке. Когда-нибудь я научусь выносить огонёк в ее глазах.
Это будет непросто.
– Прошлым вечером я говорила с Дэлли Старом, – говорю я. – Знаешь, с владельцем «Страны чудес»?
– Я в курсе, кто он такой. Но не могу сказать, что бывала в «Стране чудес». Я не любительница таких мест.
Я пытаюсь представить Беллу прыгающей под альтернативный рок пятничным вечером или играющей в крокетный пинбол, но безрезультатно.
– Даже не сомневалась.
– И что он сказал?