– Ну, эм... – тянет мистер Яго, – думаю, на сегодня достаточно, вы согласны? Домашнее задание на завтра – расспросить свои семьи, где они были во время Бунта – неважно, Наследники или нет. Они должны помнить.
Мне даже не нужно спрашивать. Я и так знаю. Джия была в самом центре событий, держала транспаранты и выступала с протестами перед всеми, кто готов был слушать. Что Шрам должен оставаться Шрамом, пока магия не вернётся, и ему нужно вернуть старое имя Чудо. И что после многих лет добрых дел и исполнения желаний его жители заслужили некоторую поддержку со стороны правительства, которое их использовало, а потом бросило.
– Эй, мирный полицейский Харт, разве тебе не нужно идти спасать вселенную или что- то вроде того? – спрашивает Урсула.
Я смотрю на свой телефон. Она права. Мне пора идти.
– У тебя точно не будет проблем?
– Знаешь что? – Урсула оглядывается по сторонам. – Я не в настроении играть в игрушки с сосунками. Хватит с меня этого места. Мне нужно пойти домой и проверить маму.
У Урсулы есть мать, она больна и не встаёт с постели, и любимая младшая сестра, которая остаётся с ней. Все это не так уж здорово, и Урсула это понимает. Поэтому она и говорит, что ей нужно заработать много денег. Она копит, чтобы помочь семье отправить Моргану в школу и обеспечить маме хороший уход.
– У тебя математика после обеда, – напоминаю я.
– Ага, и что? – Урсула демонстрирует мне свой чёрный блокнот. – Я уже умею делать расчёты... все расчёты, которые мне нужны.
Иногда Урсула меня беспокоит. Как сейчас.
Табло у станции метро, как всегда, показывает 22,5 градуса тепла и солнце. Конечно, сейчас не настолько жарко, чтобы загорать, но погода всё равно остаётся одной из причин, по которым люди стремятся в Шрам и готовы бороться за место в нём. На небе ни облачка. Золотистый шар солнца беззаботно освещает наш район площадью десять на десять кварталов.
– Уф. – Урсула приглаживает свои светлые волосы и смотрит наверх. – Можно мне ветерок? Падающие листья? Снег? Или, что ещё лучше, сделай достаточно жарко, чтобы я могла искупаться в Чудо-озере.
– Урсула, – предостерегаю я.
Чудо-озеро смертельно опасно. Сначала люди этого не знали. Несмотря на то, что вода в Чудо-озере настолько тёмная, что кажется чёрной, и что оно образовалось в первые дни после Падения, люди думали, что оно может быть священным. Только когда полдюжины человек вошли в него и больше не вернулись на берег, городской совет и жители поняли, что Чудо-озеро – это яд настолько смертельный, что его даже нельзя изучить. Теперь там повсюду висят предупреждающие знаки.
А что насчёт погоды – лучше не думать о ней слишком много и просто радоваться тому, что за одиннадцать лет она изменилась не настолько, чтобы уничтожить местную экосистему. Несмотря на опасения научного сообщества, растения здесь не погибли и источники воды не пересохли.
У моих ног лежит втоптанная в землю листов-ка о предстоящей встрече отрицателей магии.
«Шаг первый: признать, что вы зависимы от магии.
Шаг второй: признать, что магия мертва.
Присоединяйтесь! Свобода близко.
Встречи отрицателей магии:
Церковь Меррипетал, 19:00 по четвергам».
Моя тётя Джия ненавидит отрицателей магии и чуть не плюётся ядом, говоря о них. Она считает, что отвергать магию означает отвергать саму жизнь. Лидеры натуралистов встречаются в моей квартире раз в месяц, обсуждая способы повысить вибрации Шрама достаточно высоко, чтобы разбудить магию. Затем они расходятся каждый в свой сектор и проводят одновременные встречи, пытаясь добиться каких-то устойчивых результатов. Они верят, что если достаточно много людей одновременно выразят одно и то же намерение, то смогут вернуть магию. Но они не такие, как сторонники магии, которые готовы использовать для её возвращения любые методы.
– Покупайте цветочные короны! – кричит мужчина на тротуаре; на его груди развеваются ленты. – Станьте принцессой, которой всегда мечтали стать, – его голос настолько безразличен, что с тем же успехом он мог бы продавать ватные палочки. – Хрустальные туфельки – два доллара за пару, – говорит он. – Распродажа всего один день.
Мы проходим мимо витрины, над которой до сих пор красуется надпись: «Войди, чтобы исполнить своё желание». Буквы давно выцвели. Сейчас в этом магазинчике продают молоко да овощи и фрукты сомнительной свежести. За стеклом всегда можно увидеть пожилую сгорбленную пару, хозяев магазинчика, сидящих на табуретах в мантиях с блёстками, которые когда-то выглядели величественно, а теперь дёшево и безвкусно.
Урсула морщится:
– Когда-нибудь я куплю им пони. Это всё как-то неправильно.
– Мелочи не найдётся? – спрашивает мужчина с посохом. – Я потерял дом, потерял работу, потерял жену. Хотя бы пара долларов? Любая помощь подойдёт.
Он ковыляет в нашу сторону.
– Стой где стоишь, парень, – говорит Урсула, поигрывая перцовым баллончиком. – Ни шагу дальше.
– Он просто хочет денег, Урсула. Он нам ничего не сделает. – Я сую доллар в его протянутую руку. Урсула в это время не прекращает целиться из баллончика.
Когда мы подходим к моему дому, нас встречает Джия. Как только мы оказываемся в безопасности внутреннего двора, тётушка обнимает нас, и её рыжие волосы вспыхивают над нами, словно пламя, а подол красного сарафана трепещет, как крылья бабочки.
– Доброе утро! – радостно восклицает она.
Урсула улыбается:
– Тётушка Джи, уже давно не утро.
– Для меня утро. – Она прищуривается. – Я как раз пью чай. Кстати, Урсула, разве ты не должна быть в школе? У тебя же не сокращённая программа, да?
– Да, – признаётся Урсула безо всякого стыда. – Но если не ходить за Мэри Элизабет по пятам, я совсем перестану её видеть из-за стажировки.
Окно второго этажа распахивается, и оттуда высовывается голова моего соседа Арта. Он угрюмо смотрит на нас.
– О, это вы.
– Эй, Арт! – кричит Урсула. – Отлично выглядишь сегодня.
Тот осматривает свою грязную белую футболку и отмахивается от Урсулы:
– Оставь комплименты для дураков. Вы можете вести себя потише и дать старику подремать?
Раньше Арт был лучшим ландшафтным дизайнером в округе. Когда он был молод, то мог одним касанием руки разбить клумбу с цветами и создать волшебный сад: ягоды и лопухи, розовые кусты и холмики, величественные ивы и сверкающие осины. Всё, что человек мог при-думать, Арт воплощал в жизнь, причём гораздо лучше, чем можно было себе представить. Теперь он почти всё время спит да иногда ворчит, печально рассматривая свои бесполезные руки. Больше ему делать нечего.
После Марша мэр Тритон начал раздавать Наследникам пособия. Чтобы сохранить мир. Чтобы успокоить Наследников. Меньше всего ему хотелось нового бунта. Этих денег едва хватало на выживание, но для людей вроде Арта это была хоть какая-то поддержка.
– Тсс. – Тётя Джия приставляет палец к губам. – Хватит шуметь. Арт пытается поспать!
Тот жестом отсылает нас прочь и что-то бормочет себе под нос, а затем скрывается в квартире, захлопнув за собой окно.
Мы втискиваемся в лифт из меди и стекла, подъём на котором занимает больше времени, чем если бы мы поднимались пешком. Этот лифт такой же старый, как само здание, которому без малого 150 лет. Когда этот дом был построен, никто не догадывался, что однажды он будет стоять на берегу озера. В этом четырёхэтажном здании когда-то жили Наследники, скрываясь от постоянных требований своих клиентов. Теперь нескончаемый поток людей пытается заполучить здесь квартиры или выступает за то, чтобы снести дом и перестроить это место, чтобы отдыхать на берегу озера в пляжных шезлонгах.
Тётя Джия унаследовала квартиру от моих бабушки и дедушки, которые умерли с разницей в несколько дней ещё до Великой Смерти. Моя мама жила здесь, когда была ребёнком. Именно сюда мы приезжали на выходные, здесь проводили праздники всей семьёй, отсюда я наблюдала Падение. Именно сюда я пришла с чемоданом в руке, когда были убиты мои родители и сестра.
– Дорогая, открывай уже дверь, – говорит Урсула. – Мне нужно чего-нибудь попить.
Она принюхивается.
– О небеса, это же выпечка Джии. Пахнет пряным пирогом.
Когда мы заходим в квартиру, я провожу рукой по фотографии моей покойной семьи: матери с её тёплыми тёмными глазами и копной рыжих волос, как у тети Джии, и отца с его мечтательной улыбкой и длинными ресницами. Я позволяю руке задержаться на сестре, Миране, с надеждой смотрящей в камеру, с тонкими чертами лица и тёмными волосами, такими же, как у отца. Память об умерших дарит им покой в другом мире.
Из маленькой кухоньки выходит Джия с двумя чашками чая.
– О, чаёк! – радостно восклицает Урсула и бросается к Джие, чтобы чмокнуть её в щёку и забрать чашку из рук.
– Будешь мёд? – спрашивает Джия, протягивая мне вторую чашку.
– Я принесу, – говорит Урсула, скрываясь в маленькой кухне. – Тут так вкусно пахнет, Джи. Это пирог?
– Будет готов через десять минут! – отвечает Джия.
Урсула возвращается, падает на диван и с наслаждением отпивает чай.
– Чем будешь заниматься сегодня? – спрашивает Джия. – Пистолеты? Бомбы? Бег на пятнадцать километров?
– Нет, Джи. Эта часть закончилась. Теперь мы занимаемся настоящими делами. То есть мне недавно поручили одно.
– Я знала, что рано или поздно тебе дадут шанс показать себя! – сияя, восклицает Джия.
Звонит старый красный телефон на стене, и я поднимаю трубку, потому что сижу ближе всех.
– Алло.
– Привет, – это Синди, подруга-натуралистка Джии. – Я могу услышать Джию?
– Конечно.
Джия уже подошла, чтобы забрать у меня трубку. Она знает, что мне на этот телефон не звонят.
– Да, – говорит она. – Да, у меня есть кристаллы. А у тебя есть поющие чаши? Отлично.
Я оставляю Джию обсуждать планы натуралистов и обнаруживаю Урсулу крепко спящей на диване. Её телефон соскользнул на пол рядом с пустой чашкой. Люди опасаются Урсулу, потому что она большая, громкая и бескомпромиссная во всём, что делает, а ещё из-за её высоких чёрных шнурованных ботинок, которыми с виду можно серьёзно покалечить. Но если бы люди смогли увидеть её такой, свернувшейся клубочком и тихо сопящей, уверена, они бы поняли, что Урсула – обычный человек. На самом деле она просто устала, работая до изнеможения, чтобы удержать семью на плаву.