– Урсулу не убили! – Я стучу рукой по столу, оглушая себя и её правдой. Я не могу сидеть и слушать, как Белла говорит о моей подруге так, словно Урсула лежит где-то по кусочкам в коробках, как жертва Безумного Шляпника, потому что это не так. Я чувствую, что люди в других кабинках оглядываются на нас, но мне всё равно.
– Ладно, – говорит Белла. – Говори. Скажи, что ты думаешь.
– Я считаю, что её где-то держат против воли, и уверена, что они с Малли в одном и том же месте. И я убеждена, что дело как-то связано с Наследием. – Я перехожу на шёпот. – Когда мы найдём Урсулу, мы найдём и Малли, и они будут живы. Говорю тебе, я уверена на сто процентов.
Я жду, но Белла никак не реагирует, только выглядит задумчивой, как человек, читающий заумную книгу.
– Дело в том... – говорит она тихо, не вкладывая силу в слова.
– В чём?
– Ну... Ладно. Нам нужен толчок, что-то, что может помочь нам найти её. Что-то конкретное.
– Тогда начнём с Калеба, – говорю я. – А ты можешь провести анализ ДНК, или что ты там хотела. Может, и правда что-то всплывёт.
Белла кивает, затем смотрит на улицу, где кучка парней тренируется делать сальто, а на другой стороне улицы жонглирует женщина.
– Что за безумное местечко. – Она снова смотрит на меня. – Знаешь, я подумывала о том, чтобы переехать в Шрам. Многие так делают. Некоторые Наследники едут на запад, потому что погода там похожа на нашу, но мир везде одинаковый. – Белла откусывает кусочек пирожного, жуёт и глотает. – По крайней мере, здесь когда-то была магия. Тут есть что- то особенное. Даже воздух другой.
Я киваю. Я точно понимаю, о чём она говорит. Здесь до сих пор пахнет пыльцой фей, печеньем и кострами.
– Больше всего в Шраме мне нравится то, как легко можно представить его прошлое. Крёстные феи, волшебная одежда, животные, чтецы мыслей и способность воплотить в реальность всё, на что хватит фантазии. По крайней мере, тут ещё остались Следы. Я не могу представить, что когда-нибудь уеду. Не понимаю, зачем мне это, – говорю я. – В Калифорнии у меня были дедушка с бабушкой, но я видела их буквально один раз за всю жизнь, а сейчас они умерли. К тому же тут мы с Джией заботимся друг о друге.
Телефон Беллы пищит из рюкзачка, и она знаком просит официанта принести наш счёт. Затем смотрит на экран и выскакивает из кабинки.
– Идём, – говорит она.
– Мы ещё не заплатили.
– Заплатим у стойки. – Она перебрасывает лямку рюкзачка через плечо.
– Белла, что случилось? Ты меня пугаешь.
– Ну, у тебя есть причина пугаться. Мне только что позвонил офицер Махони. Им пришли записи с камер в «Стране чудес» за ночь, когда пропала Малли, и за день, когда исчезла Урсула, и угадай что?
– Что? – Мне кажется, что моё тело раздувается и пульсирует.
– Они вошли туда и больше не выходили.
Глава семнадцатая
Мы с Беллой решаем разделять и властвовать. Раз уж я всё равно часто зависаю в «Стране чудес» по вечерам, то не вызову подозрений, если приду туда и попытаюсь что-нибудь разузнать. Я даже представить не могу, куда могли деться девушки. Тут есть только две двери: входная и задняя, которая ведёт к мусорным контейнерам и подвалу, и возле обеих есть камеры.
Мы с Беллой просмотрели записи. Урсула зашла в «Страну чудес» во второй половине дня, когда там уже собиралась после школы толпа фанатов-геймеров. Она побродила по залу, ответила на телефонный звонок, спустилась по лестнице и пропала. Значит, она должна была пройти через заднюю дверь. Вот только там тоже была камера, и дверь не открывалась, пока мойщик посуды не вышел позже тем же вечером сливать масло из фритюра.
С ночью понедельника было тяжелее. «Страна чудес» была забита под завязку, потому что играла группа Стоуна. Мы смогли увидеть, как Малли побродила по залу без Гелиона и постояла, облокотившись на барную стойку. Но затем она смешалась с толпой возле сцены и больше не показывалась. Качество изображения у камеры оставляло желать лучшего, а когда погас свет и все начали прыгать, казалось, Малли просто испарилась.
Когда мы пересматриваем записи столько раз, что начинает двоиться в глазах, веселье в «Стране чудес» уже идёт полным ходом. Белла советует мне хорошо постараться, а потом позвонить ей и рассказать, что я обнаружила. Мы держимся только на сахаре и кофеине, а до момента, когда мы должны будем отчитаться перед начальницей, остаётся чуть больше тридцати шести часов.
Когда я захожу в «Страну чудес», то понимаю, что весь день не связывалась с Джеймсом. Я звоню ему, но меня перенаправляет на голосовую почту, затем пишу несколько сообщений, но он не отвечает. В любой обычный день я была бы просто немного раздражена, но сейчас я на грани паники. Я проталкиваюсь через группу Элиты, которая приезжает в Шрам, чтобы потом хвастаться, что они тусуются в одном клубе с Наследниками. Они устраивают толкучку у бара, занимая места, обычно отведённые для Наследников, перегибаясь через табуреты и стойку, как будто это их заведение, а не наше. Джеймс не играет в бильярд и не наблюдает за группой, тогда где же он?
Дэлли в белом костюме, расшитом блёстками, мерцающем в приглушённом свете, болтает и шутит за барной стойкой, с неуловимой улыбкой вертя в руках кроличью лапку. Я машу ему и собираюсь спросить, не видел ли он Джеймса, но передумываю – тогда он станет задавать вопросы, а я, скорее всего, беспокоюсь зря.
Я играю в крокетный пинбол, пока моё имя не возвращается на первую строчку списка рекордов. Я жду, пока здесь станет достаточно людно, чтобы никто не обратил внимания, когда я начну искать неизвестные для всех двери, но меня начинает захлёстывать чувство одиночества. У меня нет никого, кроме Урсулы и Джеймса. Люди держатся от меня подальше так же, как от Малли. Они кивают в знак приветствия, но никто не подходит поговорить.
– Ты сегодня какая-то мрачная, Мэри Элизабет, – говорит Дэлли, подходя ко мне с «Гусеницей». Он прислоняется к пинбольному автомату, и мне приходится остановиться и уделить ему внимание. Дэлли протягивает мне несколько четвертаков. – Расскажи мне всё, милая.
Я бросаю четвертаки в автомат.
«Крокет, дорогуша?» – произносит томный женский голос. Я начинаю играть, бросая шарик из стороны в сторону, прицельно отправляя его в нужные места и глядя, как растут цифры на табло.
Я не хочу признаваться, что не знаю, где Джеймс, и Дэлли озадаченно смотрит на меня, потирая кроличью лапку.
– Я уж подумал было, что ты меня бросила. – Дэлли складывает пальцы домиком. – Мне пора начинать беспокоиться? – Он смотрит на меня и кладёт свою руку поверх моей.
Я отпиваю напиток и продолжаю играть, подбрасывая шарик вверх и ударяя им о другие крокетные шарики'
– Конечно, я бы услышал, если бы с тобой случилось что-нибудь, как с остальными. Но согласись, это жутко? Словно это место теперь полно призраков. Где наша Малли? Где, ох, где наша Урсула? Ты давно не заходила, и ты не представляешь, как мне сейчас стало легче. У меня ужасное чувство, что мы здесь, в Шраме, словно мыши, которые случайно поселились в кошачьем питомнике. Даже я могу оказаться жертвой, могу быть следующим в очереди. Что, если однажды я буду возвращаться домой и кто-нибудь выскочит из темноты и схватит меня? – Дэлли содрогается. – Всем будет плевать. Они просто скажут, что я загрустил и бросился в Чудо-озеро, так же, как они говорят о Малли и Урсуле. И зачем мне туда бросаться, скажи на милость? Даже если я бы смог выжить, после той истории с озёрным монстром мне вовсе не хочется туда идти.
Мой последний шарик падает между флипперами.
«Такова судьба, – произносит автомат. – Удачи в следующий раз».
– Нервы, – говорит Дэлли. – Я весь на нервах в последние дни.
– Эй, Дэлли, можно тебя спросить?
– Стреляй, – говорит он, пока мы вместе идём к барной стойке. У группы перерыв, поэтому мы можем отчётливо слышать друг друга. – Не по-настоящему, конечно. Только метафорически.
– Здесь есть другие выходы, кроме парадного и чёрного хода?
Дэлли крутит в пальцах кроличью лапку.
– Нет, а что?
Мне не хочется беспокоить Дэлли и его нервы подозрениями о том, что в «Стране чудес» может происходить что-то странное, но я обязана спросить.
– Ты говорил, что видел, как Малли ушла отсюда в ночь, когда она пропала? И Урсула тоже?
– Ну, я не видел, как они проходили через дверь, если ты об этом спрашиваешь. Я был занят уборкой в ночь, когда исчезла Малли, и занимался другими делами, когда Урсула пропала, или, по крайней мере, когда я видел её в последний раз.
– Тебе не кажется странным, что в последний раз их обеих видели здесь?
Дэлли прижимает руку к груди.
– Что ты пытаешься сказать, дорогая?
– Ничего. То есть я не знаю. Я просто спрашиваю.
– Больше похоже на обвинение.
– Нет, Дэл. Я никого ни в чём не обвиняю. – Глядя на Дэлли, я даже представить не могу, что он в чём-то замешан. Он выглядит таким искренне возмущённым. – Я просто спрашиваю. – Я не могу рассказать ему о записях с камер и уверена, что он ничего о них не знает.
– Тогда не спрашивай. Это меня нервирует.
– Прости, Дэлли. Я не хотела тебя нервировать. Сам знаешь, это место для меня как второй дом.
Он стряхивает с себя мрачные мысли и широко мне улыбается.
– Я рад, что ты вернулась. Мы скучали. А теперь иди! Наслаждайся вечером.
Когда музыканты снова начинают играть, все поднимают телефоны с анимацией зажжённых свечей и начинают синхронно ими покачивать. Посреди веселья я спускаюсь по ступенькам к боковой двери у сцены, но как только приближаюсь к кладовой, меня парализует. Я начинаю задыхаться. Кажется, что мои лёгкие отказываются работать, и я вспоминаю совет доктора Динь считать от десяти наоборот, стараться замедлить дыхание и успокоиться. Я, спотыкаясь, бреду в туалет, захожу в кабинку и падаю на колени, а мир вокруг становится чёрным.
– Эй, – зовёт чей-то голос. – С тобой всё хорошо?
Я сижу на шахматном полу, привалившись спиной к металлической перегородке кабинки. Это т