– Отведи меня к моим друзьям, – говорю я.
Я вдавливаю палец в стекло и, конечно же, он соприкасается с острым концом крюка. Я ощущаю болезненный укол. Я нажимаю немного сильнее и заношу ногу. Но вместо того, чтобы пройти сквозь стекло, как планировала, я кричу от яростной, жгучей боли, которая разрывает мою плоть так, что она пузырится и кипит.
Это Она.
Вот каково это – когда Красная Королева полностью берёт верх. Она затуманивает глаза, вторгается в моё сердце, искажает все мысли, пока не остаётся только боль. Мэри Элизабет Харт превращается в чистый гнев, и этого гнева достаточно, чтобы разнести на куски весь мой район.
Нет, я этого не хочу. Беру свои слова обратно. Я хочу снова стать Мэри. Просто Мэри.
Но Она борется со мной.
В мыслях крутится всё, что случилось со мной в этой несчастливой жизни: мои родители и сестра были убиты, я стала свидетелем Падения, потеряла всех друзей. Бедность, жизнь без магии. Я хочу разорвать планету в клочья. Я хочу отплатить всем, кто когда-либо причинил мне боль. Я открываю рот, чтобы закричать, потому что больше не могу сдерживаться, не могу терпеть ни секунды, но прежде чем голос покидает моё горло, мир погружается во тьму.
Я прихожу в сознание в своей спальне, лёжа на спине в кровати, завёрнутая в атласное одеяло. Освещение изменилось. Уже давно не полдень. На тумбе горит зелёная лампа для чтения. Окно открыто, и ветерок холодит щёки. В висках стучит. Я пытаюсь сесть, и только тогда понимаю, что привязана к кровати розовыми нейлоновыми шнурами, которые Джия использует для посылок.
– Джия! – зову я.
Тётя врывается, закутанная в халат, с красными глазами, и мечется по комнате.
– Мэри?
– Да, это я! – Я извиваюсь, а затем обмякаю. – Почему я связана?
– Когда ты была маленькой, какие туфли больше всего любила?
– Что?
– Ты меня слышала. Твои туфли. Какие туфли ты носила, пока они не натирали тебе мозоли и не скручивали пальцы на ногах?
– Мои красные ботинки?
Лицо Джии выражает облегчение.
– О, слава пикси. С тобой всё в порядке?
Я снова начинаю извиваться, и Джия осторожно приближается ко мне. Она поднимает руку, и рукав халата спадает, обнажая бледную, веснушчатую кожу, испещрённую красными отметинами. Рубцы довольно глубокие.
– Что с тобой случилось? – Я пытаюсь сесть, но не могу.
– Ты действительно не помнишь? – бормочет она.
– Я сделала это с тобой? – спрашиваю я. – Тётушка Джи?
Она ослабляет путы. Я сажусь, потирая онемевшие руки, и тётя опускается на кровать.
– Ты была словно другим человеком, – говорит Джия. – Я зашла в гостиную, чтобы спросить, хочешь ли ты кофе. Я планировала поговорить с тобой о домашнем обучении, потому что нельзя просто болтаться без дела. Тебе нужно выделить часы для занятий. Хотя когда я была в твоём возрасте, я кутила круглые сутки...
– Джи!
– Хорошо, хорошо. – Она поправляет постельное бельё. – Я хотела спросить, всё ли с тобой в порядке, и дотронулась до тебя, и ты... ну. – Джия показывает мне правую руку в царапинах, которые до сих пор кровоточат.
– Я на тебя напала?
Она неловко ёрзает.
– Скажи мне.
– Твои плечи напряглись. Ты отвела их назад, а потом словно полетела...
– Полетела?
– Полетела к шкафу и достала нож.
– Нож?
– Ты собираешься повторять всё, что я говорю?
– Прости. Продолжай.
– Ты сказала, что собираешься найти начальницу и...
– Что?
– Ты смотрела прямо на меня. Ты сказала, что шеф Ито всем врёт. Что тебе надоели её попытки всеми командовать и она не заслуживает головы, которая сидит у неё на плечах. Ты сказала, что полетят головы и пришло время её обезглавить.
– А потом?
– Я попыталась забрать нож, а ты полоснула по мне ногтями. – Джия подтягивает колени к груди. – Дважды.
Я чувствую, как бежит кровь в моём теле, ощущаю каждую каплю, которая движется по магистралям вен и артерий. Я до краёв полна Красной Королевой.
«Успокойся», – думаю я.
«Ладно, но только потому, что мне вроде как нравится твоя тётя. Такая отважная».
– А потом ты потеряла сознание, – продолжает Джия, пожимая плечами. – Упала в обморок или что-то в этом роде. Нож отлетел, и я затащила тебя на кровать. – Она смотрит на верёвку. – Прости, я не знала, что ещё можно сделать.
– Упаковала меня, как посылку, – говорю я.
– Да, я не знала, какую версию тебя встречу, когда ты проснёшься. Я не знала, нужно ли вызвать врача, отвезти тебя в больницу или что-то ещё. С Дозором и всем остальным я не была уверена. – Джия колеблется. – Это было похоже на...
– Магию.
– Ты действительно вела себя как зачарованная, – признаёт Джия. – Даже голос был другим. Ты так спокойно говорила о возможном убийстве. Если бы ты – настоящая собиралась встретиться с шефом, то, по крайней мере, хоть немного бы разволновалась.
Мы смеёмся, но смех неловкий и пустой, он наполняет комнату нерешительностью и страхом. Потому что это правда. Я бы не стала спокойно говорить о том, чтобы приставить мясницкий нож к чьей-то шее. Я бы использовала нож для насилия только для самозащиты, в ситуации вынужденного выбора между жизнью и смертью. Я не хищница, даже если шеф действительно заслуживает того, чтобы её сбросили с пьедестала.
Эти новые мысли такие жестокие... Они принадлежат ей или мне?
«Нам, – говорит Она. – Разве ты не хотела бы стать королевой, Мэри, а не писклявой маленькой мышкой, боящейся собственной тени?»
– Ты что-то сказала? – говорит Джия.
– Просто... Я видела граффити с этими словами. Я имею в виду те, которые я тебе сказала. Я уже видела их однажды в новостях и на плакате, на митинге пару дней назад. Я не знаю... Может быть, они проникли в моё подсознание или что-то в этом роде, а потом из-за чего-то у меня помутился рассудок, и я повторила то, что видела?
– Хм. – Джия смотрит на меня, склонив голову набок.
– Хм? Это всё, что ты можешь сказать?
Джия грустно улыбается.
– Я думаю, ты очень похожа на свою маму... и на меня.
Я не знаю, что сказать. Я смотрю на наши почти одинаковые руки – её руки старше и более сухие, но форма наших пальцев, наши ногти одинаковы.
– Дорогая, мне до сих пор очень грустно от того, что случилось с твоей мамой, с отцом. Раньше меня мучили кошмары с их последними мгновениями. А Мирана? – Губы Джии дрожат. – Я до сих пор не смею углубляться в воспоминания слишком сильно, иначе сразу возвращаюсь в то время. Это было тяжело. – Её глаза влажные. – И тебе пришлось проходить через это.
– Я ничего не помню, – говорю я, хотя на самом деле помню всё.
– Меня не было рядом с тобой. Я была слишком зациклена на собственной боли. Прошло совсем немного времени с момента Смерти Магии, мой бизнес развалился, и оказалось, что человек, которого я считала любовью всей своей жизни, связался с кем-то из Элит, что было хуже всего. Я никогда не чувствовала себя такой...
– Пустой, – говорю я. Я помню это чувство пустоты. Так работает горе. Ты ищешь то, что заполнит твои полые кости и смочит горло, чтобы ты могла говорить, чтобы ты могла чувствовать что-то, кроме пустоты внутри. А потом набегает волна эмоций... и ты переполнена, нахлынувшие чувства переливаются через край, ты тонешь и не можешь их проглотить. Тебе не хватает сил, чтобы их выдержать. – Или полной, – говорю я.
– Да. Я так устала держать вселенную на плечах. Жаль, что я не дала себе времени на то, чтобы как следует проживать свои чувства и скорбеть.
– Но у тебя внезапно появился ребёнок.
– О, дорогая, ты была словно в бункере. Ты рисовала картинки и играла сама с собой. Тебе потребовалось много времени, чтобы мне открыться, и я позволила тебе так жить. Мне следовало отвести нас обеих на терапию. Я должна была дать нам возможность всё осмыслить, я должна была спросить, что ты чувствуешь. Ты не обязана была держать всё в себе.
У меня есть три воспоминания, к которым я возвращаюсь снова и снова с момента смерти моей семьи. Первое – тот день, когда мама отвела меня в школу. Второе – вечер, когда я сидела в участке и начальница пришла обо мне позаботиться. Третье – пресс-конференция, на которой шеф раскрыла убийство и Королевскому городу было объявлено, что она будет повышена до начальника полиции.
– Я думаю, держать эмоции в себе можно очень долго, – говорит Джия, – но не вечно. В какой-то момент чувства вернутся и потребуют внимания. Я так сильно скучала по своей сестре. – Она издаёт сухой смешок. – Чего бы я только не отдала, чтобы услышать одну из её раздражающих нотаций, чтобы поругаться с ней на кухне, я не знаю, хоть о чём-нибудь. – Джия пожимает плечами. – У меня нет никаких ответов. Только вопросы. Но я знаю, что тебе нужен отдых. – Она держит мои руки в своих и смотрит мне прямо в глаза. – Ты можешь сейчас дать себе время отдохнуть? Джеймс и Урсула ушли, ты не в школе, и у нас могут появиться деньги... приличные деньги.
– Что?
– Я собиралась сказать... Но не знаю... Не хочу тебя напрягать.
– Всё в порядке. Я чувствую себя совершенно нормально. Скажи мне.
– Сегодня со мной связалась инвестиционная группа. Она хочет купить недвижимость в районе Чудо-озера, и это здание – одно из таких мест. Нам предложили много денег, Мэри. – Джия усмехается. – Я имею в виду, очень много.
Тревожные колокольчики звенят в голове так громко, что я едва слышу собственные мысли.
– Кто это был? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, а поза не менялась.
Джия хмурится.
– Ну, это не был кто-то из Элит, если ты об этом беспокоишься. Я бы никогда не продала квартиру Верхнему городу.
– Тогда кто?
– Я подумала, что ты будешь счастлива.
– Кто, Джи? – Я стискиваю зубы.
– Джек Сент, – говорит она нараспев. Джия, кажется, не замечает импульс, который проходит сквозь меня как молния. – Я не говорю, что собираюсь согласиться, – продолжает она. – Эта квартира долгое время принадлежала нашей сем