Я знал, что Гул Хаджи был оскорблен видом этой процессии не меньше меня.
К счастью, мы люди разумные и смогли одержать верх над своим первым инстинктивным побуждением. Хорошо, что у нас есть способность контролировать свои поступки, но жаль, что иногда приходится ею пользоваться, чтобы убедить себя, что действовать не нужно. Мы решили выждать и разузнать побольше об этом ужасном месте.
Отступать я не собирался, я решил бороться. Я дал себе клятву, что, даже если это будет стоить мне жизни, даже если мне суждено будет потерять все, что мне дорого, я избавлю Сенд-Амрид от порчи, так как она грозила уничтожить не только один этот город, но и весь Марс.
Глядя на приближающуюся процессию, я и не подозревал, что мне нужно будет сделать, чтобы выполнить свою клятву. Я не осознавал ее скрытого значения.
Но даже если бы я все знал заранее, я бы не свернул. Решение было принято, клятва произнесена, и я чувствовал, что Гул Хаджи также дал себе клятву, подобную моей, — он был моим другом, и у нас с ним было много общего. Мы стояли и ждали, пока процессия приблизится к нам.
И вот они рядом, они остановились.
Один из сидящих в портшезе наклонился вперед и холодным голосом, лишенным каких-либо эмоций, спросил:
— Зачем пришли Сенд-Амрид?
Я был поражен манерой, в которой был задан вопрос. Я почувствовал, что человек с мертвой маской вместо лица мог говорить только так, и никак иначе.
Что-то заставило меня ответить языком более цветистым, чем тот, которым я обычно говорю.
— Мы прибыли к вам с открытой душой, чтобы просить народ Сенд-Амрида об одолжении. Мы просим вас о помощи, взамен которой можем предложить только нашу благодарность.
— Какая помощь?
— У нас неисправен мотор. У нас есть воздушный корабль моей собственной конструкции с мотором, который вы не найдете больше нигде на Марсе.
— Какой мотор?
— Принцип его действия очень прост. Я называю его двигателем внутреннего сгорания, но думаю, название вам ничего не объяснит.
— Он работает?
— Сейчас нет, поэтому мы здесь, — ответил я, призвав на помощь все свое терпение. Неполадки с мотором потеряли свое значение перед лицом проклятия, висевшего, по точному замечанию того врача, над городом и его жителями.
— А принципы верны? — спросил человек с мертвым лицом.
— Ну да, — ответил я.
— Если он работает — хорошо, если нет — плохо, — выдал мой собеседник.
— А вы можете работать? — спросил я, совершенно взбешенный скрытым смыслом его вопросов и особенно последнего заявления.
— Сенд-Амрид работает.
— Я имею в виду, вы можете починить мой мотор? — спросил я.
— Сенд-Амрид может все.
— Вы почините мой мотор?
— Сенд-Амрид не знает: если Сенд-Амрид починит мотор, это будет хорошо для Сенд-Амрида?
— Это будет хорошо для нас, и поэтому безусловно хорошо для Сенд-Амрида.
— Сенд-Амрид должен это обсудить. Вы идете с нами.
— Думаю, нам лучше остаться за городом, в нашем воздушном корабле, а утром мы узнаем ваше решение.
— Нет, это плохо. Мы вас не знаем.
Меня поразили невероятно примитивные доводы моего собеседника. Теперь я понимал, что имел в виду врач, когда сказал, что Человеку не осталось места среди Механизмов, созданных Зверем. Оглядываясь назад, я радуюсь, что все так случилось, ибо я осознал наконец, чем именно был для меня мой Марс. Не думай, проклятие, нависшее над Сенд-Амридом, было еще более чуждым Марсу, который я любил, чем оно чуждо Земле. И наверное, именно из-за того, что Марс был совершенно не готов справиться с опасностями, нависшими над Сенд-Амридом, я посчитал своим долгом истребить болезнь как можно скорее.
— Однако я все же думаю, нам будет лучше подождать за стенами Сенд-Амрида, — сказал я. Конечно, я собирался попробовать починить мотор и побыстрее добраться до Варнала, чтобы привести оттуда подмогу. С одной стороны, как человек, не терпящий посягательств на свою свободу, я понимал, что правители Сенд-Амрида вряд ли захотят подчиниться чужой воле, но с другой стороны, решение было принято, и в душе я знал, что был прав. Я поклялся тогда же, что буду избегать кровопролития и насилия насколько это возможно, так как знал, что насилие бесплодно, оно вызывает в ответ только насилие, и пролитая кровь порождает в будущем океаны крови.
Ответ человека с мертвым лицом только подтвердил эту мысль.
— Нет, Сенд-Амриду лучше, если вы останетесь. Вы не останетесь, тогда Сенд-Амрид заставит остаться.
— Вы силой заставите нас остаться?
— Много людей заставят двух людей остаться.
— Похоже на насилие, друг мой, — сказал Гул Хаджи с мрачной улыбкой, и рука потянулась к мечу. Я снова остановил его.
— Нет, Гул Хаджи, сейчас еще не время. Давай сначала осмотримся. Надеюсь, они не будут против нам помочь. Забудем пока что о наших неприятных ощущениях и пойдем с ними. — Я быстро пробормотал все это своему другу, и человек с мертвым лицом и его спутник, который за это время не сделал ни одного движения и не произнес ни одного слова, кажется, нас не слышали.
— Ну ладно, только на время.
— Конечно, только на время, — уверил его я.
Человек с мертвым лицом спросил:
— Вы идете?
— Идем, — ответил я.
— За нами, — приказал он нам. — Назад к Центральной площади, — добавил он тем людям, которые несли его портшез — они все это время оставались безучастными к происходящему и совершенно неподвижными.
И тут случилось самое невероятное, самое ужасное.
Вместо того, чтобы развернуться, те, кто нес портшез, побежали спиной вперед.
Значит, это в Сенд-Амриде считалось точностью в работе, эффективностью.
Нет, это было безумием, безумием в чистом виде. Я чуть было не потерял выдержку, которую все это время отчаянно пытался сохранить, но заметил, что Гул Хаджи тоже вот-вот сорвется, и ради него постарался удержаться от опрометчивого поступка.
В ярости и ужасе, которые помогли нам понять того врача, показавшегося нам безумным, мы пошли вслед за процессией.
Глава 3Одиннадцать
Для того, чтобы создать Центральную площадь, по-видимому, потребовались измерения и точный расчет: с математической точностью был найден центр Сенд-Амрида; все дома, мешавшие исполнению плана, были снесены, и на вычисленном месте сооружено какое-то приземистое квадратное здание, отличавшееся от всех окружающих его строений. По всему видно, что и дворец, и вся Центральная площадь возникли совсем недавно. Я был очень удивлен тем, как быстро их построили, — очевидно, использовался труд невероятно большого числа людей.
Центральная площадь была построена потом и кровью людей — подданных тирана, чью власть еще труднее объяснить, чем власть какого-нибудь диктатора, одержимого манией величия.
Процессия остановилась у входа правильной квадратной формы, портшез опустили, из него вышли двое и прошли внутрь. Двигались они, как роботы.
Внутри было темно, так как коридоры освещали тусклые лампы, похожие на наши керосиновые. Меня это удивило, ведь обычно марсиане пользуются почти вечными искусственными лампами, доставшимися им от шивов, народа с необычайно высоко развитой наукой, который, если судить по легендам и преданиям, почти полностью погиб во время ужасной войны много веков тому назад; в живых осталось несколько бессмертных шивов, и они, по всей вероятности, хорошо обдумав жизнь своего народа, поняли, что привело его к гибели. Теперь они избегали людей, опасаясь, возможно, что те повторят их ошибки.
Я обратил внимание Гула Хаджи на необычные для Марса лампы, и он ответил, что в Сенд-Амриде тоже были в свое время светильники шивов, но жители города захотели сделать побольше таких светильников; они разобрали те, что были, чтобы узнать, как они устроены, после чего не смогли их собрать.
У меня уже стало складываться определенное мнение о жителях Сенд-Амрида, и этот рассказ его только подкрепил. Он помог также понять, как люди стали механизмами, которые мы здесь увидели. Я сочувствовал их безумию и понимал его причины, но это ничуть не поколебало моего решения во что бы то ни стало искоренить его.
Вслед за мужчинами с мертвыми лицами мы вошли в комнату, где увидели еще девять человек с такими же неестественно прямыми осанками и безучастными лицами, как и у тех двоих, что привели нас сюда. Но, конечно, черты у всех были разными.
Первые двое заняли свои места за круглым столом, где уже сидели девять человек. В центре стола было сделано углубление для предмета, вид которого не мог вызвать ничего, кроме отвращения. Я сначала не мог понять, почему он был там, это казалось ошибкой. Но потом я понял.
Человеческий скелет.
Memento mori.
Я сомневаюсь, что даже сами Одиннадцать помнили сейчас, зачем туда положили этот скелет. Очевидно, это было напоминание о смерти. Если врач был прав, именно страх смерти — от чумы — привел к созданию существующей здесь неестественной формы правления.
Кроме того, я заметил также, что один стул пустовал. Если за столом должны были сидеть двенадцать человек, где же двенадцатый? Ведь правители Сенд-Амрида называют себя «Одиннадцать»!
Я надеялся разгадать эту загадку позднее.
Тем же ровным голосом, каким он разговаривал со мной, человек, встретившийся нам на улице, рассказал своим товарищам о разговоре, произошедшем между нами. Он выдавал точную информацию, не поясняя ее и не добавляя ничего от себя.
Когда он закончил, все остальные повернулись, чтобы рассмотреть нас.
— Мы поговорим, — сказал один через мгновение.
— Нам уйти, чтобы вы могли посовещаться? — спросил я.
— Нет необходимости. Мы оцениваем факты. Здесь вы или нет, не важно.
И Одиннадцать начали обсуждение, которое невозможно было спокойно слушать. Ни разу, ни одного-единственного разу ни один из них не сказал ничего личностного. Некоторым это может показаться правильным: значит, у Одиннадцати разум контролирует чувства. Но на самом деле этот разговор наводил на нас ужас, и тут я понял, что в любом деле важны действия Личности, важна индивидуальная точка зрения, тогда можно прийти к реалистическому решению, каким бы несовершенным оно ни казалось.