— На палубу, — кратко приказал он. Из-за шторма мы едва расслышали его слова.
— В такую погоду?! — воскликнул я. — Мы же не моряки!
— Значит, вы ими станете, дружок. Пошевеливайтесь, Рокин хочет вас видеть.
Я пожал плечами и пошел к лестнице, которую разглядел теперь в свете, проходящем через дверь.
Гул Хаджи пошел следом.
Вместе мы поднялись на скользкую палубу, где поспешно схватили и больше не выпускали из рук веревку, натянутую посредине палубы между двумя огромными мачтами, на которых сейчас были спущены паруса.
Брызги разлетались во все стороны, вода заливала палубу, корабль казался легкой щепкой, которую болтало из стороны в сторону посреди сплошной серо-зеленой массы воды. И небо, и море были одинаково серыми, и невозможно было разглядеть, где заканчивалось одно и начиналось другое. Все над нами, под нами и вокруг нас было в движении. Никогда раньше я не попадал в такой ужасный шторм.
Если синий великан может позеленеть, тогда лицо Гула Хаджи было зеленым. В глазах я увидел страдание, которое не могло причинить одно только физическое неудобство, моего друга что-то мучило, какая-то душевная боль не оставляла его.
Мы пробирались на капитанский мостик, где возвышался Рокин, все еще в золотых доспехах. Он смотрел по сторонам с изумлением.
Нам каким-то образом удалось взобраться на мостик и встать рядом с ним.
Он повернулся к нам и заговорил. Я не мог разобрать слов, но по тону было ясно, что в речи его звучит то же изумление, какое было написано на лице. Я знаками показал ему, что ничего не слышу.
— Никогда не видел ничего похожего, — закричал он. — Вот чудеса-то будут, если мы не погибнем.
— Зачем ты позвал нас? — спросил я.
— За помощью, — прокричал он в ответ.
— Что мы можем сделать? Мы ничего не знаем ни о море, — ни о кораблях.
— Там, внизу, в трюме — машины. Они всемогущи. Они наверняка могут успокоить шторм.
— Сомневаюсь, — ответил я.
Он кивнул и снова посмотрел на меня. Кажется, он осознал смысл моих слов.
— У нас есть шансы спастись? — спросил я.
— Мало.
Он не был напуган. Кажется, ему просто не верилось, что такой шторм вообще мог разыграться.
Н вот тогда в корабль ударила очередная волна. На нас обрушилась тяжелая масса воды, потом я почувствовал, как на меня упала грузное тело Рокин а.
Я услышал крик.
Я понял, что меня смыло с палубы. Я был целиком во власти бушующего океана.
Я отчаянно пытался держаться на плаву и делал все, чтобы рот и ноздри оставались закрытыми.
Меня бросало из стороны в сторону, выкидывало вверх и снова накрывало волной, пока я не увидел веревки. Я не знал, закреплен ли у нее второй конец, но вцепился в нее. Я потянул и — о счастье! — почувствовал, что второй конец к чему-то привязан.
Не знаю, как долго меня швыряло по океану, но все это время я не отпускал веревку, благодаря которой продержался на поверхности, пока шторм не начал утихать.
Я открыл распухшие от соли глаза и увидел, что всходило солнце и наступало утро.
Впереди я заметил на воде мачту, к ней и была прикреплена моя веревка.
Из последних сил я стал подтягиваться по веревке к разбитой мачте. Приблизившись к ней, я увидел, что за нее держатся несколько человек.
Хотя, конечно, в плане безопасности мачта была не бог весть чем, я вцепился в нее с чувством бесконечного облегчения, которое перешло почти в ликование, когда я увидел Гула Хаджи. Но он был без сознания от усталости и даже не открыл глаз, когда я протянул к нему руку, чтобы подбодрить его и показать, что я еще жив.
В этот момент вдали послышался крик и, повернув голову в том направлении, я заметил, что останки нашего корабля все еще были на плаву.
Луч солнца упал на что-то, мгновенно вспыхнувшее золотым, и я узнал Рокина. Сжимая веревку в зубах, я поплыл к кораблю. Веревка закончилась, но, к счастью, корабль несло в нашу сторону.
Вскоре меня подняли на борт, а потом несколько багарадов по веревке подтянули к кораблю и мачту и стали помогать тем, кто за нее держался, подняться на борт.
Наконец, Гул Хаджи был на корабле, и мы лежали рядом на палубе совершенно без сил. Рокин, такой же измученный, как и мы, стоял, облокотившись на сломанную перегородку, смотрел вниз, на нас.
Нам откуда-то принесли горячего чая, и мы почувствовали себя настолько лучше, что смогли сесть и осмотреться.
Буквально все было смыто за борт разбушевавшимся штормом. Корпус корабля уцелел только чудом, он даже почти не был поврежден. На палубе не осталось ничего: ни мачт, ни перегородок, ни оснастки.
Рокин подошел к нам.
— Вам повезло, — сказал он.
— И тебе, — ответил я. — Где мы?
— Где-то в Западном океане. Судя по направлению ветра, ближе к нашему берегу, чем к вашему. Надеюсь, мы попадем в нужное нам течение, и скоро доберемся до земли. Большая часть нашей провизии пропала, когда залило вон тот трюм. — Он показал на трюм, с которого была сорвана верхняя стенка. — Машины там же, наполовину в воде, но думаю, они вне опасности.
— Пока они в твоих руках, опасность висит в воздухе, — напомнил я.
Он усмехнулся.
— Рокину ничто не может повредить, даже шторм.
— Если я прав относительно этих машин, — сказал я ему, — они могут причинить гораздо больше вреда, чем шторм.
— Да, но только врагам Рокина, — хвастливо заявил багарад.
— И Рокину тоже.
— Что они мне могут сделать? Они у меня в руках.
— Я тебя предупредил, — сказал я, покачав головой.
— О чем ты меня предупредил?
— О твоем полном невежестве!
Он пожал плечами.
— Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы просто пользоваться этими машинами.
— Конечно, — согласился я. — Но нужно разобраться в них, понять, как они действуют. Иначе они нагонят на вас страху.
— Я тебя не понимаю, брадхинак. Ты мне надоел.
Снова пришлось отказаться от попытки уговорить его, образумить, но я еще раз утвердился в той мысли, которую старался объяснить ему. Мало знать, что машины работают, нужно убедиться, что понимаешь, как они работают, прежде чем воспользоваться ими во имя благой цели и без риска для жизни.
Глава 8Хрустальная Яма
На следующий день мы увидели землю — не знаю, что это было — сам Западный континент или один из близлежащих островов.
Пока Рокин Подводил корабль к берегу, чтобы бросить якорь, мы соскочили на отмель, которая шла до самого берега.
Когда якорь был брошен, мы все сели в тени корабля, пытаясь прийти в себя после испытаний последних двух дней. Рокин повернулся ко мне, но его обычная ухмылка на этот раз была едва видна.
— Что же, мы все теперь далеко от дома — и далеко от нашей славы, — вздохнул он.
— И все благодаря тебе, — сказал Гул Хаджи, словно прочитав мои мысли.
— Да, — сказал Рокин, поглаживая свою золотую бороду, которая от соленой морской воды стала грязной и жесткой. — Наверное, ты прав.
— Ты хоть представляешь себе, где мы находимся, — спросил я.
— Нет.
— Тогда пошли вдоль берега, может, набредем на какое-нибудь селение, — предложил я.
— Пошли, — кивнул он. — Но кто-то должен остаться караулить сокровища, которые мы оставляем на корабле.
— Ты имеешь в виду машины? — спросил Гул Хаджи.
— Да, — ответил Рокин.
— Мы могли бы их покараулить. С помощью твоих людей, — сказал я.
Рокин расхохотался.
— Может, я и дикарь, но кто вам сказал, что я дурак?! Нет уж, вы пойдете с нами. Корабль будут охранять мои люди.
И мы отправились в путь. Побережье было песчаным, лишь изредка нам попадались крупные валуны. Вдали виднелся какой-то полутропический лес, и листва деревьев слегка покачивалась на тихом теплом ветру.
Такая мирная картина.
Но я ошибся.
К полудню побережье сузилось, и мы оказались довольно близко от леса. Небо все покрылось тучами, воздух стал холоднее. У Гула Хаджи и у меня самого не было плащей, и мы дрожали от холода.
И тут откуда ни возьмись, они и появились.
Эта вопящая стая выскочила из-за деревьев и побежала нам навстречу. Какая жалкая пародия на человека! Совершенно обнаженные, покрытые шерстью, они размахивали дубинками и примитивными мечами.
Сначала я не мог поверить своим глазам, но не задумываясь вытащил меч и приготовился защищаться.
Хотя они шли на двух ногах, лица у них были лишь наполовину человеческими, а наполовину звериными: они мне напоминали собак из породы ищеек.
Более того, у них были не носы и рты, а пасти, как у собак.
Их внешность была так невероятна, и выскочили они на нас так внезапно, что чуть не застали врасплох.
Размахивая дубинкой, ко мне подскочил первый человек-ищейка.
Я блокировал его удар и зацепил его пальцы, а потом прикончил его ударом в сердце.
Его место занял второй, на смену которому подходили все новые и новые «воины». Мы были окружены их стаей. Нас пятеро: Гул Хаджи, Рокин, я и еще двое багарадов, наших противников же по крайней мере раз в десять больше.
Я сделал выпад и убил сразу двух, поразив их в шею.
Из собачьих пастей наших врагов текла слюна, глаза горели нечеловеческой, маниакальной ненавистью, которую до этого я видел только в глазах бешеных собак. У меня возникло ощущение, что если кто-нибудь из них сейчас меня укусит, то я тоже заражусь их бешенством.
С каждым ударом я все яснее вспоминал уроки месье Кларше, моего учителя фехтования с Земли, и еще трое полегли от моего клинка.
Ко мне вернулось мое хладнокровие.
Я снова стал просто сражающимся автоматом с очень ограниченной задачей: защититься, отразить следующий удар, отбить эту сумасшедшую атаку.
Мы продержались дольше, чем я рассчитывал. Тут наши противники подошли так близко, что нельзя уже было действовать мечом.
Закипела рукопашная, мы отбивались руками и ногами. Я рухнул На землю, и на меня прыгнули по меньшей мере десяток людей-ищеек.
Меня схватили за руки и ноги и, несмотря на то, что я продолжал отчаянно отбиваться, связали.