Проход приводит меня в помещение побольше – старый технический отсек. Несколько ступеней ведут вниз, образуя что-то вроде платформы. Металлические балки, поддерживающие потолок, местами прогнулись, а в одном углу валяются скрученные листы железа, словно их сорвали, применив чудовищную силу.
Но внимание привлекает другое. На центральной панели управления что-то светится тусклым голубоватым светом.
– Так… – шепчу я, подходя ближе. Фонарь выхватывает панель, покрытую сеткой трещин и слоем пыли, но старый экран, чудом питаемый от резервного источника, мигает несколькими строками текста.
«СЕКТОР 5А. ОТКРЫТ ДОСТУП. ЭВАКУАЦИОННЫЙ ШЛЮЗ АКТИВИРОВАН».
– Выход, – выдыхаю я с облегчением. Сектор 5А. Это уже что-то. Шлюз, скорее всего, ведёт наружу или хотя бы к более безопасной зоне.
Пытаясь сохранять самообладание, я обдумываю свой дальнейший путь. Дверь в сектор 5А расположена на противоположной стороне платформы, но ведёт туда узкий проход – заваленный трубами и искорёженным металлом.
– Ладно, идём, – хриплю, проверяя боезапас автомата. Не густо, но попробую продержаться.
Сделав несколько шагов, я внезапно замираю. Где-то в темноте, впереди, раздаётся тихое, тяжёлое дыхание и короткий звук скрежета по металлу. По позвоночнику пробегает холод, волосы на затылке встают дыбом.
Луч света вырывает из угла нечто, от чего стынет кровь. Из тени медленно выходит высокая фигура – искривлённая, словно специально созданная для убийства. Человеческое в ней угадывается лишь отдаленно: вытянутые конечности с торчащими суставами и острыми, как бритва, когтями, царапают стены, оставляя глубокие борозды. Мускулы перекручены, как стальные канаты, обтянутые серой кожей. Новый вид мутанта. Один из тех, что мы видели снаружи. Быстрый, гибкий, смертоносный. Лысый, испещрённый шрамами и наростами череп, массивное строение мышечного каркаса, жёлтые впадины глазниц, излучающие слепую ярость. Оскалив хищные неровные зубы, шершень издаёт протяжный жуткий рев.
Ну и уродище. Кажется, пора сваливать. Я делаю шаг назад. Мутант замирает, медленно наклоняет голову и раздувает уродливые ноздри, будто принюхиваясь, а затем делает рывок в мою сторону.
– Как насчет свинцовых леденцов, красавчик? – ухмыляюсь я, выпуская длинную очередь прямо в приближающуюся тень, но тварь слишком быстра. Краем глаза замечаю, как мутант отскакивает влево, проскальзывая между опорами.
Прежде чем я успеваю отреагировать, мутант оказывается на расстоянии удара. Его когтистая конечность мелькает в тусклом свете и со скрежетом врезается в моё плечо, впечатывая меня в стену. Бронепластина трещит, а острые когти тем временем уже сдирают защитный слой. Боль взрывается где-то в глубине мышц, но но поднявшийся уровень адреналина не дает мне сорваться на крик. Шлем падает на пол, отлетая прочь. Тьма накрывает плотной пеленой. Я рефлекторно сжимаю курок до упора. Звук автоматной очереди разрывает ставший плотным воздух, вспышки на мгновение озаряют зал. Инстинктивно жму на курок, стреляя наугад и судя по глухом реву, попадаю в цель. Тварь отступает, хватка на плече ослабевает.
Не теряя ни секунды, я отталкиваюсь от стены и бегу вперед, вслепую пробираясь к мигающему зелёному огоньку над шлюзом. Моя единственная надежда на выход. Под ногами скрипит песок, каждое движение отдаётся вспышками боли в плече. Шаг… ещё шаг… Рывок. Я на месте. С силой жму на панель. Дверь открывается медленно, с вялым шипением, будто неохотно впуская меня.
– Быстрее! – рычу я, чувствуя, как сзади что-то сокрушает металл и приближается.
В последний миг я проскальзываю в шлюз и блокирую вход изнутри. Дверь с лязгом захлопывается, оставляя разъярённо мутанта снаружи.
Тяжело дыша, прислоняюсь спиной к холодной стене, вглядываясь в мигающие индикаторы шлюза.
– Чуть не попался… – бормочу я, пытаясь отдышаться и осмыслить произошедшее.
В голове шумит, перед глазами плывёт. Я рефлекторно пытаюсь дотянуться до шлема – но его нет. Вместо этого пальцы нащупывают липкую рану на плече, где когти твари все же успели разорвать броню.
– Ублюдочная мразь… – хриплю, с усилием поднимаясь. Резкий толчок боли заставляет зажмуриться. Легкие сводит от холода и натужного дыхания.
Шлем потерян. Костюм разгерметизирован. Понимание ситуации обрушивается как ведро ледяной воды. Вирус… Я машинально стаскиваю с себя рюкзак, стараясь не задеть плечо, с трудом расстёгиваю молнию. Внутри нащупываю фонарь и вирусометр – небольшой прибор, который становится моей единственной надеждой.
– Давай… покажи мне что-то хорошее, – бормочу сквозь зубы, включая устройство. Экран тускло вспыхивает. Я жду, чувствуя, как каждый удар сердца отдаётся пульсацией в раненом плече.
«Отрицательный результат».
Слабое облегчение прорывается сквозь боль и усталость. Я знаю, что это временно – вирус проявляет себя не раньше, чем через час. Но сейчас мне нужна эта хрупкая надежда, чтобы двигаться дальше.
– Прорвёмся… – шепчу я и снова лезу в рюкзак.
Аптечка. Трясущимися пальцами достаю шприц с обезболивающим и флакон антисептика. Прокусывая губу от боли, обрабатываю рану. Жжение проходит сквозь кожу, словно жидкий огонь. Подлатавшись, крепко стягиваю плечо жгутом и закрываю аптечку.
Подняв фонарь, направляю тусклый свет вокруг себя. Стены коридора, ржавые панели, аварийные указатели, разорванные провода. Всё такое же мёртвое и гнилое. А я – один, сражающийся с болью, холодом и временем.
– Ладно. Двигаемся…
Я следую за блеклыми аварийными стрелками на стенах. Коридоры изгибаются, сменяют друг друга, создавая впечатление бесконечного лабиринта. Время перестаёт существовать. Час? Два? Может, больше. Рана болезненно ноет, фонарь дрожит в ослабевшей руке.
Иногда кажется, что в темноте кто-то движется. Но каждый раз, когда я вскидываю фонарь, там – только пустота.
Наконец впереди виднеется люк.
Я вскарабкиваюсь по обледенелой лестнице, с каждым движением преодолевая мучительную боль. Люк скрипит, открывается со стоном, и я выбираюсь наружу.
Воздух морозный и чистый. Я тяжело падаю на колени, вдыхая полной грудью. Глубокая ночь окружает меня рассеянным сиянием звезд и полной луны, которая зависла над лесом, словно бесстрастный наблюдатель. Отдышавшись, поднимаюсь на ноги и осматриваюсь. Передо мной простирается дикая, первозданная пустошь. Старые рельсы, покрытые инеем и ржавчиной, уходят в обе стороны, теряясь в бескрайнем мраке леса. Параллельные линии, поросшие местами колючим кустарником, придают картине ещё большее чувство запустения.
Я делаю шаг вперёд, и под ногами раздаётся сухой хруст – это снег, который хрупко разлетается ледяной крошкой. Проблеск фонаря выхватывает из темноты полуразрушенные путевые знаки, а где-то вдалеке виднеются обломки старого деревянного моста, словно призрак давно ушедшей эпохи. Вдоль путей попадаются искорёженные столбы с ржавыми остовами линий электропередачи.
Тишина оглушает. Даже ветер стих, не всколыхнув ни одну ветку, как будто боясь потревожить что-то древнее и забытое. Лунный свет отбрасывает длинные мрачные тени, заставляя сердце сжиматься от странного предчувствия. Всё здесь кажется нереальным, оторванным от времени – как декорации к какому-то зловещему спектаклю. Поднимаю взгляд на бескрайнее небо. Звёзды смотрят холодно и безучастно, сейчас их свет кажется особенно далеким. От этого осознания ком в горле становится плотнее.
– Где… – хриплю я, резко оглядываясь и пытаясь рассмотреть очертания стратегического объекта, но не вижу никаких следов полуразрушенного военного комплекса. Я вышел из сети подземных коридоров и, похоже, выбрался черт знает куда.
Снова опустившись коленями на землю, достаю компас и подсвечиваю его дрожащей рукой. Стрелка колеблется, но наконец указывает на север. Я уже собираюсь определить направление, как вдруг воздух содрогается от грохота.
Я замираю.
По рельсам… прямо на меня… несется поезд. Сначала я слышу его – тяжёлое дыхание локомотива и гулкий, металлический скрежет колёс, от которого вибрирует земля под ногами. Воздух вдруг наполняется удушливым запахом гари и машинного масла, смешанным с морозной свежестью. Пахнет, как в старых ангарах – чуждо и неправильно.
Глаза расширяются от потрясения и неверия. Поезд. Огромный, гружёный состав с ржавыми товарными вагонами. Тусклые огни мелькают в окнах, словно слабые угольки, а из выхлопной трубы клубится сизый дым. Кажется, я чувствую, как частицы пыли и копоти оседают на лице, вызывая жжение в носу и лёгких.
Это невозможно. На материках давно нет жизни. Откуда здесь могли взяться действующая железная дорога и поезд? И кто, черт возьми, управляет этой рухлядью?
– Какого… – выдыхаю я, отшатываясь назад.
Состав проносится мимо, создавая вихрь холодного ветра и поднимая клубы пыли. Чёрные силуэты вагонов, покрытые ржавчиной и странными символами, исчезают вдали.
Галлюцинации? Оптический обман подсознания? Или лихорадочный бред? Пока я пытаюсь осознать и найти логичное объяснение увиденному, сзади раздается хруст сломанной ветки, а потом что-то тяжелое ударяет меня по многострадальному затылку. Грохот тысячи барабанов взрывается в ушах. Адская боль простреливает череп, ноги подкашиваются, тьма сгущается, и я заваливаюсь вперед, стремительно падая в чёрную пустоту.
Глава 10
Ощущение невесомости постепенно сменяется свинцовой тяжестью. Я словно лечу с огромной высоты, свист и скрежет взрывают барабанные перепонки, испепеляющий жар опаляет тело, а потом резко наступает обволакивающая, почти уютная тишина, сквозь которую пробивается слабое потрескивание – где-то рядом горит огонь.
Сознание возвращается мучительно медленно, рецепторы улавливают запах костра и густой, сладковато-терпкий травяной аромат с легкой горчинкой. Лихорадка жарит изнутри и выкручивает мышцы, рана на руке горит, будто кто-то прислонил к ней раскалённый металл.
Боль пульсирует, заставляя скрипеть зубами, но это первый признак того, что я жив. Ведь мертвым не может быть больно, они не чувствуют запахов и не способны мыслить…