– А есть анклавы на других дальних территориях? – спрашиваю, не отрывая взгляда от ее лица.
Иллана задумчиво смотрит вдаль, как бы обдумывая мой вопрос, а затем медленно кивает.
– Возможно, – размышляет она вслух. – Но связь с другими частями Земли давно утеряна.
– И никому не приходило в голову проверить? – уточняю я, не скрывая удивления.
Вскинув брови, Иллана смотрит на меня как на сумасшедшего:
– У нас нет на это ресурсов. Путешествие через заражённые зоны и океаны – самоубийство.
Я согласно киваю, анализируя информацию, пока мы неторопливо заходим в промышленное здание, заполненное звуками работающего оборудования. Инженеры, рабочие, механики, – каждый занят своим делом. Воздух насыщен запахами металла, масла и горелой резины. Тяжелый гул перемешивается с редкими короткими командами рабочих. На стенах висят инструменты, на полу разложены ящики с запчастями.
Мы неспешно пересекаем просторный цех, наблюдая как несколько человек сосредоточенно работают над чем-то, что напоминает гибрид грузовика и трактора. У машины нет капота, внутри торчат провода и металлические трубы. Один из мастеров поворачивается к нам и коротко кивает Иллане, прежде чем снова углубиться в работу. Чуть дальше замечаю целую линию старых моторов, в которые пытаются вдохнуть новую жизнь.
Примерно через полчаса мы покидаем мастерскую, выходим на свежий воздух и направляемся к реке. По пути мне бросаются в глаза старые конструкции – остатки того, что раньше было частью довоенного завода. Массивные балки, наполовину заросшие мхом, ржавые краны, застывшие в мёртвом покое. На фоне этой разрухи рабочие строения выглядят почти новыми, даже если они собраны из металлолома.
Спуск к Амуру занимает некоторое время. Мы движемся по дороге, проложенной между старыми бетонными опорами и колоннами, пока перед нами не открывается вид на массивную гидроэлектростанцию. Она громоздко возвышается над Амуром, который здесь, в этой части реки течёт медленно и почти бесшумно, укрытый корками льда. Станция кажется одновременно внушительной и ненадежной, будто её огромные турбины и трубы держатся только благодаря упорству местных жителей. Толстые провода тянутся к городу, словно кровеносные сосуды, наполняющие Астерлион жизненной силой.
– Это наш источник энергии, – говорит Иллана. Её голос слегка дрожит от холода. – Электростанция питает основные объекты города: больницы, систему освещения, цеха. Но она старая, и мы часто сталкиваемся с поломками.
Я замечаю людей в толстых комбинезонах, которые проверяют оборудование. Один из них что-то записывает в блокнот, другой возится с большим металлическим клапаном, вокруг которого клубится пар. На конструкциях виден иней, но это, похоже, не мешает работе. Слышен свист пара и резкий металлический скрежет, который, кажется, вызывает у рабочих только раздражение, а не тревогу.
– У вас есть резервные варианты? – спрашиваю, останавливаясь возле массивной турбины.
– Да, резервные генераторы. Но их мощности хватит ненамного, – отвечает Иллана. – Если эта станция выйдет из строя, мы не продержимся долго.
Её слова звучат спокойно, но я чувствую в них скрытую тревогу. Даже такая колоссальная конструкция кажется хрупкой в условиях мира, который больше не подчиняется человеческой воле.
Когда мы поднимаемся обратно, Иллана ведёт меня вдоль стены, окружающей город. С близкого расстояния она кажется ещё внушительнее. Конструкция выглядит надёжной, но, как и всё здесь, – сильно устаревшей.
– Как часто вы сталкиваетесь с угрозами? – спрашиваю, разглядывая укрепления.
– Не очень часто, – уклончиво отвечает она. – Но иногда случается… и не всегда со стороны мутантов.
Я замечаю, как девушка избегает моего взгляда, и понимаю, что дальше задавать ей вопросы не имеет смысла. Иллана не собирается вдаваться в детали.
Последняя часть нашего пути пролегает через центральную площадь, которая ожидаемо оказывается самым оживлённым местом в Астерлионе. Здесь практичность удивительным образом сочетается с творческим подходом. Несмотря на ветер и холод, тут вовсю кипит жизнь. Пространство организовано вокруг вырезанного из цельного куска базальта обелиска с символом города. Пылающая звезда словно впитывает предзакатный свет и горит гораздо ярче, чем вчера. Пламя будто пульсирует изнутри, как магнитом притягивая взгляд и вызывая необъяснимое умиротворение в груди.
– А это наш рынок, – Иллана указывает на открытую зону, усыпанную гравием с аккуратно утоптанными тропинками.
Вместо грубых бетонных конструкций и традиционных деревянных прилавков здесь преобладают более оригинальные материалы: стены торговых закутков сделаны из плит со старым керамическим покрытием и металлических листов, скрепленных проволокой и покрытых защитным слоем лаковой краски. Дерево используется экономно, но встречается в элементах декора – ярко раскрашенных вывесках или резных деталях на столах.
Вдоль площади вытянулись невысокие арки, сваренные из переплавленных старых труб и перекрытые мешковиной. Эти навесы защищают продавцов от снега и ветра. Местные жители выставляют свои товары на высоких прилавках, собранных из фрагментов старой мебели и промышленных контейнеров. Одни предлагают рыбу, другие выкладывают на досках связки сушёных трав, третьи – мастерски изогнутые металлические украшения или грубо обтёсанные деревянные музыкальные инструменты, а кто-то примитивную глиняную посуду и сложенные ровными стопками толстые одеяла ручной работы.
Здесь нет монет, бумажных денег или других атрибутов старого мира. Каждая сделка сопровождается обменом: рыба – на ткань, обувь – на зерно, украшения – на редкие специи или целебные травы.
Люди общаются сдержанно, но без лишней напряжённости. Одеты максимально просто и тепло: куртки и штаны из плотной парусины или переработанных технических тканей. Поверх накинуты практичные плащи из преобразованного для повседневных нужд брезента с символичными орнаментами. Обувь явно сшита из подручных средств: старых автомобильных шин, текстиля и кожи. Меховые шапки и капюшоны, отделанные мехом способны защитить от самого лютого мороза.
Воздух наполнен запахами специй, сушёного мяса и горячей выпечки, вызывающей зверский аппетит. В центре площади несколько детей с восторгом играют в мяч, подбадриваемые улыбками и улюлюканьем взрослых.
Все здесь кажется самобытным и гармоничным. Площадь, со своей лаконичной простотой и практичностью, воспринимается не только как пространство для обмена товарами, но и как место, где люди ощущают свою принадлежность к общему делу, укрепляющему сплочённость города.
Иллана тоже выглядит как часть этого мира: на ней длинный плащ из плотной ткани цвета охры, с простыми геометрическими узорами, характерными для местного населения. Под ним меховой жилет и темные брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги. На груди поблескивает амулет, а на поясе закреплен небольшой нож в самодельном чехле.
Схватив меня за руку, Иллана подходит к прилавку, за которым пожилая женщина раскладывает пышные пироги и круглые булочки с маком. Пахнут они просто изумительно, мой желудок мгновенно реагирует предательским урчанием, привлекая внимание Илы.
– Ты голоден? – спрашивает она, бросая на меня лукавый взгляд. Все понимает, чертовка глазастая.
– Еще как, – ухмыляюсь я, поглубже натягивая капюшон, чтобы скрыть лицо.
С момента, как мы появились на торговой площади, я как будто нахожусь под лучами невидимого прожектора. Местные не скрывают своего интереса: одни украдкой бросают быстрые взгляды, словно боятся, что их заметят, другие буквально замедляют шаг, чтобы рассмотреть меня получше. Но стоит мне поднять взгляд и встретиться с кем-то глазами, как люди тут же отворачиваются, занимая себя любым доступным делом: поправляют товар на прилавках, делают вид, что поглощены разговором, или просто смотрят в сторону обелиска, будто он внезапно стал важнее и интереснее.
Дети в толпе – самые бесхитростные и непосредственные, прямо-таки пялятся на меня, не боясь быть замеченными. Один мальчишка даже потянул мать за рукав, тыча в мою сторону, за что тут же получил легкий щелчок по лбу и строгий взгляд. Она, в отличие от него, не глядит на меня открыто, но напряжение в её движениях выдаёт скрытое беспокойство.
Я ощущаю себя одновременно под пристальным вниманием и в полной изоляции, словно на меня смотрят не как на человека, а как на необычный и редкий феномен.
– Сразу бы сказал. В следующий раз не молчи, а то я иногда слишком увлекаюсь и не замечаю очевидных вещей, – Иллана улыбается и наклоняется ближе к продавщице, обменявшись с ней парой слов. Женщина тепло кивает и протягивает Иллане один из пирогов. На мой взгляд, просто так.
Но Ила достаёт из небольшого кожаного мешочка у пояса пучок сушёных трав, аккуратно обвязанный полоской льняной ткани, и передаёт его продавщице. Та осматривает пучок, нюхает, а затем довольно улыбается. Слово за слово, они обмениваются ещё несколькими любезностями.
– Что это было? – спрашиваю, когда Иллана, обернувшись ко мне, протягивает пирог.
– Чабрец, – отвечает она. – У нас это привычная валюта. Лекарственные травы, специи, семена. Всё, что может пригодиться в хозяйстве.
Проглотив последний кусок пирога, который оказался удивительно вкусным, я благодарно киваю Иллане. Она слегка улыбается и жестом предлагает двигаться дальше.
– Что теперь? – спрашиваю, стряхивая крошки с ладоней. – Площадь впечатляет, но мне кажется, что у вас есть ещё что показать. Особенно… – я делаю многозначительную паузу и понижаю голос, – оборону города. Арсеналы, защиту. Всё то, что позволяет вам выживать и отбиваться от врагов.
Иллана бросает на меня взгляд, в котором читается легкое подозрение.
– Армия и оружие? Не удивлена, что тебя это волнует. Ладно, я покажу. Но с одним условием. – Она поднимает палец, и её тон становится более серьёзным. – Никаких лишних вопросов. То, что ты увидишь, не выходит за пределы города. Понял?