– Если собираешься жить здесь – да, – безапелляционно заявляет она. – Ты не местный. Твой организм не адаптирован к нашим условиям.
– Странно, что я ещё не помер.
– Ты тут всего пару дней, – спокойно парирует Иллана. – Но со временем симптомы могут дать о себе знать.
Врач уже готов шприц.
– Как часто вводят этот препарат?
– Раз в год, – отвечает она.
Год. Я не знаю, буду ли я здесь так долго, но что-то в этом всём мне определённо не нравится.
– Что входит в состав?
– Ты медик? – женщина переводит на меня взгляд.
– Нет. Но не хочу, чтобы мне кололи какой-то сомнительный препарат.
Иллана выразительно закатывает глаза.
– Эрик, это стандартная процедура. Весь город проходит через нее.
– Весь город, – медленно повторяю я.
Не знаю, что именно заставляет меня сомневаться. Вроде бы всё логично, но… я чую некий подвох.
– Не хочешь – не надо, – раздражается Иллана. – Но рано или поздно ты почувствуешь последствия.
– Ладно, – хмуро соглашаюсь я, понимая, что отказ вызовет недовольство Каэла.
Сбрасываю верхнюю куртку, закатывая рукав. Врач быстро наполняет шприц мутноватой жидкостью. Прежде чем я могу передумать, игла входит в кожу. Лёгкий укол, ничего особенного.
Но внутри почему-то холодеет.
Чистая паранойя? Или что-то действительно не так?
Молча наблюдаю, как женщина выкидывает использованный шприц и выходит из стерильного кабинета, даже не взглянув на меня.
– Я точно не подохну от вашей вакцины? – встречаюсь глазами с Илланой, надеясь прочитать на ее лице правдивый ответ, а не туманную отговорку.
– Теперь ты точно будешь живее всех живых, – со смешком бросает Ила, ласково потрепав меня по щеке.
Астерлион. Месяц спустя
За это время многое изменилось, хотя все продвигается не так быстро, как мне хотелось бы.
Я начал перестраивать систему охраны периметра: пересмотрел маршруты патрулей, перераспределил посты, усилил ротацию и ввел строгий график дежурств. Теперь границы города не остаются без наблюдения ни на минуту. Самое сложное на этом этапе – устранение слепых зон. Некоторые участки, которые считались «безопасными» из-за гор и реки, оказались потенциальными местами для незаметного проникновения – пришлось доказывать Каэлу эти изъяны на реальных примерах.
Я внедрил систему условных сигналов и аварийных протоколов. Теперь бойцы понимают, когда стоит включать тревогу, а когда организованно отступать. Мы разработали три механизма реагирования на угрозу: мгновенную мобилизацию – если атака начнётся прямо на стенах; тактическое отступление – если противник превосходит по численности; сдерживание с учётом состава врага – если мутанты или нападающие требуют специфической тактики.
Но самым трудным оказалось обучение людей.
Когда я впервые увидел их в деле… В общем, было непросто. Солдаты не умели действовать в строю и паниковали при резких звуках. Сейчас – по крайней мере, держат строй. Они научились ориентироваться в критической ситуации, прикрывать друг друга, отступать организованно, а не бросая условных «раненых».
Но всех этих изменений было еще недостаточно.
Мы начали регулярные учения. Теперь тренировки стали не редким событием, а частью их жизни. Я внедрил ускоренную подготовку для новобранцев: стрельба, рукопашный бой, тактическое передвижение. Первыми успехами стали группы быстрого реагирования – они представляют собой мобильные отряды, которые быстро перемещаются в случае атаки. Пока что их слишком мало, но они уже дают результат.
Наблюдение за периметром тоже изменилось: на каждой вышке теперь дежурит пара бойцов, но не везде хватает обученных – многие проходят подготовку прямо в процессе дежурства. Для исключения ложных тревог я внедрил двойную проверку сообщений: один наблюдатель докладывает, второй подтверждает.
Внутреннюю безопасность города тоже пришлось менять.
Я пересмотрел систему эвакуации, теперь убежища стали не просто хранилищами провизии, а укреплёнными точками, способными выдержать осаду. Конечно, переделать их полностью за месяц невозможно, но первые улучшения уже внесены.
В настоящий момент в каждом районе есть ответственные за безопасность: мы разделили районы по секторам и назначили координаторов – чтобы в случае атаки люди знали, кого слушать и куда двигаться. Это исключило возможное возникновение паники, которая могла бы стать смертельной при прорыве обороны.
Я также модернизировал систему тревоги. Раньше сигналы подавались только при атаке снаружи, сейчас она срабатывает и при внутренних угрозах – бунтах, пожарах, диверсиях.
Но главным изменением стало формирование полноценного оперативного штаба. Ранее все стратегические решения принимались Советом Старейшин, а город управлялся по изжившей себя системе: медленно, без чёткого разделения ответственности, без центральной координации. При атаке каждый действовал сам по себе, что в критической ситуации означало бы хаос.
Я изменил это.
Мы развернули полноценный командный центр в одной из укрепленных построек Бастиона. Это не просто комната для заседаний – это пункт управления обороной. Здесь постоянно дежурят офицеры координации, поддерживая связь с патрулями и наблюдателями.
Но самое важное – я изменил отношение астерлионцев к себе и к миру вокруг. Раньше они жили, полагаясь на стены и удачу, надеясь, что худшее не случится. Теперь они начали видеть себя не просто выжившими, а защитниками. Не просто ремесленниками и торговцами, а людьми, способными держать оружие, защищать семьи, отстаивать свои дома.
Я заставил их переосмыслить саму суть обороны. Это больше не пассивное ожидание удара, а готовность встретить угрозу лицом к лицу.
Солдаты начали гордиться своей подготовкой. Они перестали смотреть на оружие как на инструмент отчаяния – теперь оно стало орудием силы.
Горожане, которые раньше избегали участия в защите, теперь охотно приходили на тренировки, чтобы знать, как выжить, если стены падут.
Они стали чувствовать себя единым фронтом. Теперь не важно было, кто ты – торговец, кузнец, охотник или фермер. В момент опасности каждый мог стать бойцом.
Они больше не боятся. А это означает одно: сегодняшний Астерлион – это не просто город. Он становится крепостью.
Однако не все восприняли перемены с энтузиазмом. Старейшины по-прежнему считают, что оборона – не главное, что основной ресурс Астерлиона – это его ремесла и торговля. Были и те, кто шептался за моей спиной, называя меня человеком Корпорации и подозревая в скрытых намерениях. Кто-то даже пытался саботировать тренировки, срывая учения или распространяя слухи, что «Белый вождь» просто готовит почву для захвата власти. Но со временем они стали замолкать. Потому что результаты говорили за меня.
Несмотря на то, что оборона Астерлиона укреплялась, да и сам я уже не считался временным гостем, в одном аспекте моя роль оставалась неопределённой. Религия. Все жители Астерлиона так или иначе были верующими. Они жили по традициям, соблюдали местные обряды, верили в знаки, предзнаменования, силу духов и судьбу. Но если горожане приняли меня за заслуги, а старейшины признавали мои методы ради общего выживания, то шаманы…
Шаманы не игнорировали меня открыто, но и не спешили посвящать в свою картину мира. Не потому, что они мне не доверяли, что само по себе было бы странно, так как это им я обязан «почетным» званием «Белого Вождя». Здесь явно замешено что-то другое.
А как мне иначе прояснить мутную историю с Аристеем, если я даже не могу задать им прямых вопросов? Оборона обороной, но остался я здесь по другой причине и за месяц ни на шаг не приблизился к разгадке тайны похитителя женщин.
Каэл держал меня подальше от духовного сословия Астерлиона, как будто боялся, что я услышу нечто лишнее. Или, наоборот, пойму слишком много. Как только я проявил интерес к ритуалам, он жёстко поставил границу.
– Это не твоя сфера, Эрик, – сухо сказал Каэл. – Ты занимаешься защитой. Они занимаются духовным развитием горожан.
– Но ведь вы сами назначили меня Белым Вождём. Разве я не должен понять, какую роль мне отвели?
Глава города хмыкнул, но без насмешки, скорее с ноткой усталого понимания.
– Ты ищешь логику там, где её нет. Вера – не о причинах и следствиях. Ты просто… пока не готов.
– А кто решает, когда я буду готов?
– Они.
Ответ меня не устроил, но я оставил вопрос открытым и начал в силу свободного времени и возможности посещать местные ритуальные сборища.
Каждый вечер на главной площади разжигались костры. Люди собирались вокруг, напевали тихие, протяжные мелодии, что-то бросали в огонь: кусочки трав, ленты, даже небольшие фигурки, вырезанные из кости или дерева. Обряд выглядел вполне безобидным, а люди миролюбивыми и одухотворёнными. Центральное место занимал каменный обелиск: монумент с вырезанными на нём символами. Я не знал, что они означают, но видел, как люди прикладывают к нему ладони, шепчут что-то себе под нос, а потом медленно отступают.
Меня раздражало, что никто не пытался объяснить мне смысл этих действий. Шаманы держались особняком и выглядели странно: их ярко-алые плащи, словно сотканные из огня, переливались в отблесках ночных костров. Длинные ткани с узорными нашивками струились по земле, капюшоны скрывали лица, оставляя лишь сверкающие тени глаз. Но во время ритуалов, когда они поднимали руки в молитвенных жестах, а ветер раздувал их одежду, я видел больше. У одних – гладко выбритые головы, у других – волосы, собранные в сложные узлы и перевязанные кожаными ремешками. Их запястья и предплечья покрывали символы – то ли древние татуировки, то ли выжженные знаки времени, смысл которых мне никто не объяснял.
Но больше всего меня заинтересовали их талисманы – массивные, загадочные, сильно знакомые. Они напоминали тот, что Иллана всегда носит на шее. В этом не было ничего странного, учитывая ее происхождение, но теперь мне стало ясно: связь Илы с шаманами – не простая формальность. Девушка была частью их мира. Вопрос в другом – насколько глубоко?