– Это не стандартный иммуномодулятор, – добавляет он. – Его структура отличается от известных нам штаммов. Компоненты нестабильны, но адаптивны. Возможно, искусственно созданный вирусный ингибитор.
– Другими словами?
– Другими словами, – Кайлер прищуривается и сдержанно продолжает: – На данном этапе я не могу определить, что это за соединение. Невозможно провести полную классификацию за столь короткий срок. Нужно больше времени, чтобы увидеть, как оно взаимодействует с твоим телом. Предполагаю, что вещество создано специально для адаптации иммунной системы к агрессивным угрозам.
– Кто мог создать такое? – спрашиваю я, пытаясь не поддаваться панике. – И против каких угроз предназначено?
Кайлер ненадолго замолкает, его внимание снова поглощено дисплеем планшета.
– На данный момент сложно сказать точно, – отвечает он с оттенком неопределённости в голосе. – Это может быть связано с попытками подготовить иммунную систему к возникновению ещё не классифицированных патогенов. Возможно, это результат закрытых разработок, направленных на защиту от вирусов или других агрессивных заболеваний. Но для более точных выводов потребуется больше времени.
Абстрактные объяснения сопливого умника только добавили вопросов. Мысли сумбурно крутятся в голове, вызывая подсознательное напряжение во всем теле. Черт, что за хрень мне вкололи? Иллана сказала, что это стандартная процедура, которую ежегодно проходят все жители города, и у меня нет оснований ей не доверять. Она не стала бы подвергать меня риску. А это значит, что неизвестное соединение безопасно и причин для паники нет.
Я снова смотрю на Кайлера, пытаясь уловить хоть какую-то уверенность в его лице, но он только машинально щёлкает по экрану.
– Согласно текущим данным – ты в порядке. Твои основные биологические функции работают нормально, а иммунная система, видимо, активирована. Я бы даже сказал, что твой иммунитет сейчас в идеальной форме, – задумчиво ухмыляется Харпер. – Но задержаться еще на пару суток в этих стенах тебе придется.
– В качестве лабораторной мыши? – хмуро отзываюсь я.
Кайлер бросает на меня удивленный взгляд и снова открыто улыбается.
– Генерал экстренно собрал группу ученых со всех островов, чтобы исключить угрозу для жизни отпрыска президента, – парень кивает на стеклянную перегородку, за которой просматриваются другие отсеки, где работают лучшие умы Корпорации в белых комбинезонах. – Слишком круто для лабораторной мыши. Не находишь, лейтенант?
– Может, все-таки уберешь ремни? – делаю еще одну заблаговременно провальную попытку. – Президенту не понравится, что его наследника держат на привязи.
Кайлер устало вздыхает, подходит ближе и усаживается на стул перед моей койкой.
– В отличие от физического, твое психическое состояние нестабильно. Ты можешь навредить себе, вывести аппаратуру из строя и нарушить процесс сбора данных. К утру все ограничители твоей подвижности будут сняты, а пока придется потерпеть. Если захочешь отлить, просто нажми пару кнопок на панели под пальцами правой руки. Механизм этой кровати не отличается от тех, что находятся в медицинском корпусе. Насколько мне известно, ты дважды восстанавливался после ранений, так что наверняка в курсе, как тут все устроено.
– Не до хрена ли тебе известно обо мне, Кайлер? – выгнув бровь, холодно смотрю в невозмутимую физиономию малолетнего выскочки. – А как насчет тебя? Мы уже разобрались, что ты увлекаешься всякой ученой херней и планируешь переплюнуть меня в звании, но мне интересно, как ты вообще сюда попал?
– Я здесь живу, – невозмутимо отвечает Харпер, меня с нездоровым любопытством во взгляде.
Кажется, я его первый говорящий объект для изучения, и он не знает, как правильно выстраивать со мной диалог, но и пресекать общение не спешит. И неудивительно. Поболтать пацану тут явно не с кем.
– Это я понял, но детям не место на Полигоне. Более того, это запрещено законом, – окинув его цепким взглядом, проговариваю я.
– Я исключение, – парень беспечно улыбается, отметая мой аргумент, как нечто несущественное.
– Одинцов – твой отец? – спрашиваю в лоб, потому как не вижу другого объяснения в нахождении мальчишки на засекреченном объекте.
– А что, похож? – склонив голову, со смешком интересуется Кайлер.
– Не похож, – пристально рассмотрев парня, раздраженно признаю я. – Значит, нет?
– Нет, – подтверждает он.
Планшет в его руках внезапно издает звуковой сигнал, и, резко встав со стула, Харпер стремительной походкой направляется к выходу из отсека.
– Эй, ты куда? – бросаю ему в спину. – Мы не договорили!
– В другой раз поболтаем, лейтенант, – не оглядываясь, торопливо отвечает Харпер и спустя пару секунд исчезает из поля зрения в коридорах лаборатории.
Глава 26
Почти сразу после ухода Харпера сознание снова ускользает. В вену опять вливают какую-то дрянь, размывая границы реальности. Меня отключают, как перегоревшую лампу, не спрашивая согласия, не давая времени на сопротивление.
Когда я прихожу в себя, первым делом ощущаю непривычную лёгкость в конечностях. Ремни исчезли. Они больше не врезаются в запястья, не сковывают движения. Отсутствие ремней ничего не меняет. Я по-прежнему заперт. Только теперь без видимых оков.
Я усиленно моргаю, пытаясь сфокусироваться на окружающих меня предметах. Свет уже не бьёт в глаза так ярко, но стены все так же угнетают своей безжизненной чистотой. В углу экрана, одного из тех, что следят за моими показателями, мигают цифры – 06:30. Система безупречно отсчитывает каждую секунду моего вынужденного пребывания здесь.
На хромированной стойке у койки меня ожидает завтрак. Остывшая овсянка, ломтик чего-то, похожего на фрукт, металлическая ложка. Всё слишком обыденное, слишком продуманное, будто я нахожусь не в лаборатории, а в симуляции жизни.
С усилием поднимаюсь, чувствуя, как затекли мышцы. В теле ломота, как после долгого сна или слишком долгого бездействия. Осторожно встаю, пробую сделать шаг. Ступни отзываются онемением, но тело слушается, пусть и неохотно. Неспешно дохожу до туалета. Еще одно стерильное помещение – безликое, как и всё здесь. Провожу гигиенические процедуры, справляю нужду, бегло смотрю в зеркало над умывальником. Всё механично, по инерции. Я функционирую, но не чувствую себя живым.
Вернувшись к койке, какое-то время просто тупо пялюсь на завтрак, пытаясь осмыслить его ценность и необходимость. Аппетита нет – его вытеснило ощущение пустоты и неопределённости. Через силу заставляю себя взять ложку. Рассеянно ковыряю вязкую массу и, переборов отвращение, пытаюсь проглотить клейкий комок. Овсянка. Ненавижу ее.
Отодвинув в сторону поднос с почти нетронутой едой, опускаю взгляд на запястье. Там, среди напряжённых сухожилий и проступающих вен, темнеет тонкий браслет. Подарок Илланы. Маленькие стеклянные бусины холодят кожу, но их прикосновение – мое единственное настоящее в этом искусственно выверенном мире.
Я прикрываю глаза, по крупицам воссоздавая образ моей рыжеволосой ведьмы. Мгновение, и я вижу ее. Отчетливо и ярко, словно она и правда стоит напротив, но это иллюзия, игра подсознания, жестокий обман.
Пальцы рефлекторно сжимаются на браслете, боль сдавливает грудную клетку, удушающей тоской подбираясь к горлу. Она ждёт меня. И я должен найти выход… Должен вернуться. Любой ценой.
Воздух в отсеке едва ощутимо меняется, как будто его прорезает движение. Не сквозняк, не вибрация – просто лёгкий, почти невидимый всплеск, как если бы что-то пробежало сквозь вакуумную пустоту. Неуловимое волнение ритма тишины выдаёт чьё-то присутствие. Рецепторы зудят от ощущения пристального взгляда, знакомая давящая энергетика заставляет меня оцепенеть и задержать дыхание. По телу проходит электрические разряд.
Он близко. Буквально в шаге от меня.
Только один человек способен приближаться настолько бесшумно и неумолимо.
Только один.
– Здравствуй, папа, – хриплю я, поднимая голову и встречаясь взглядом с человеком, которого не видел больше года.
Дэрил Дерби.
Президент Корпорации.
Властелин мира.
Мой отец.
Я бесчисленное количество раз представлял нашу встречу. В сотнях вариантов прокручивая ее в голове: как буду смотреть ему в глаза, требовать объяснений; как заставлю признать совершенные ошибки, превратившие наш мир в то, что мы имеем сейчас. Я собирался сказать всё, что накопилось за долгие месяцы тяжелой боевой службы, столкнуть его с правдой, которую он скрывает от жителей плавучих островов.
И вот он стоит передо мной – реальный, осязаемый и подавляющий одним лишь своим присутствием. А я не могу выдавить ни слова.
Он не изменился.
Выглядит так же, как в тот день, когда я отбыл на Полигон. Так же, как выглядит всегда. Словно высеченные из камня правильные черты лица – жёсткие, строгие, подчёркнуто идеальные, не выдающие ни единой эмоции; мускулистое сильное тело, облачённое в безукоризненно сидящую на нем чёрную военную форму; парализующий взгляд непроницаемых голубых глаз. Это взгляд человека, который привык держать мир в своих руках и жонглировать им по своему желанию, не зная страха и сомнений.
Непоколебимый.
Несокрушимый.
Хладнокровный.
Безжалостный.
Неподвластный времени.
Я помню отца только таким. Другим я его никогда и не знал.
– Что ты здесь делаешь? – немного отойдя от шока, выдавливаю через силу. Внутренности скручивает узлами, но внешне я – непробиваемая скала: учился азам самообладания у лучшего лицедея из всех, что видело современное человечество.
– А ты как думаешь? – он делает шаг вперед, сокращая тот минимум расстояния, что остался между нами, и прежде чем я осознаю происходящее, сгребает меня в крепкие объятия.
Я замираю. К горлу подступает спазм.
Это не формальность. Не механический жест. Отец держит меня так, будто боится, что если ослабит хватку – я исчезну.
Я не помню, когда он обнимал меня в последний раз. Может быть, когда я был ребёнком. Когда носился по сотам Улья, сшибая углы и разбивая в кровь коленки, когда ввязывался в драки с другими мальчишками.