Глаза Илланы, в которых отражается лишь пустота, смотрят на него. Не с вызовом, не с мольбой, не с ужасом и уж точно не с вожделением.
Аристей медлит. И в этот момент что-то меняется. В его пульсирующих зрачках вспыхивает… Любопытство?
Нет.
Голод.
Он поднимает руку и медленно проводит пальцем по ее щеке.
– Иллана, – негромко произносит он, с интересом наблюдая за безучастной реакцией рыжей красавицы. – Ты не боишься меня, – констатирует Аристей. – И не испытываешь влечения.
Она молчит, игнорируя его присутствие, и тогда он касается ее подбородка, поднимает его вверх, заглядывает в глаза.
– Любопытно, – его ноздри трепещут, как у зверя, уловившего новый, будоражащий его хищную сущность, запах. Он касается пальцами медных волос, перебирает пряди, но взгляд не отрывается от ее отрешенного безразличного лица.
– Ты знаешь, кто я, Иллана?
В вопросе нет гнева. Только… предвкушение. Он кладёт ей ладонь на живот, и его улыбка медленно исчезает.
Глава 30
Аристей каменеет. Кажется, что его сознание уходит глубже, проникая в нечто запретное, недоступное для остальных. Мир застывает вместе с ним, задыхаясь в бесконечной паузе. Тишина сгущается, плотная и вязкая, как разлившийся по земле мрак. Она давит на грудь, сжимает виски, пульсирует в каждой клетке, разливается ледяным ужасом по венам собравшихся. В этом давящем безмолвии слышно лишь сбивчивое биение сердец – глухой, мерный ритм страха.
И вдруг… Аристей резко вскидывает голову. Жёлтые глаза вспыхивают чужеродным светом, узкие зрачки расширяются, будто внезапное прозрение пронзило его разум. Будто он увидел нечто скрытое, нечто запретное – тайну, о которой никто, кроме него, не должен был знать.
Склонившись к застывшей Иллане, Аристей глубоко втягивает воздух. Он словно вдыхает саму суть девушки. Глубоко. Хищно. Жадно. Губы медленно растягиваются в зловещей усмешке. Взгляд Аристея становится стеклянным, словно прямо сейчас тот всматривается за границу бытия.
– Каэл, как же ты глуп… – тянет он, неотрывно глядя в безжизненные глаза Илланы. В голосе нет гнева. Только насмешка, только смертоносный яд, растекающийся в воздухе, проникающий в разум. – Ты пытался меня обмануть.
Аристей разворачивается к Морасу с ленивой грацией, будто вся эта сцена его безумно забавляет. Каэл инстинктивно отступает на полшага назад. Но тут же заставляет себя остановиться. Он не отводит взгляда от ухмыляющегося Аристея. Лицо главы города бледнеет, губы сжимаются в тонкую линию.
– Ты знал, – обманчиво мягко шелестит голос ангелоподобного монстра. Завораживающий шёпот скользит в сознании, пробираясь под кожу, как удушливый туман. – Ты позволил ей понести ублюдка. Думал, что это спасёт её?
Каэл не успевает ответить. Все происходит стремительно: Аристей хватает Иллану за горло. Рывок. Ее тело взмывает вверх, носки ботинок едва касаются земли, из горла вырывается сдавленный хрип. Ногти Аристея удлиняются, пальцы превращаются в лезвия, безжалостно вспарывая нежную кожу. На тонкой шее проступает кровь.
Иллана не сопротивляется. Она не кричит, не дёргается, не умоляет.
Ее глаза смотрят прямо, бесстрашно, безжизненно. Она словно не здесь и не осознает, что ее жизнь висит на волоске.
– Отпусти ее! – глухо кричит Каэл.
– Зачем? – он смеётся, низко, раскатисто, как будто это всё – изысканное развлечение. Его голос сочится ядом, напоминая, кто здесь бог, а кто – ничтожество. – Она мне больше не нужна.
Он медленно сжимает пальцы, вонзая когти глубже.
Морас взбешенно рычит и бросается вперед.
– Нет! – рявкает разъяренный отец, пытаясь защитить единственную дочь.
Не ослабляя хватку на шее Илланы, Аристей разворачивается в одно плавное движение. Легко, без усилий, как если бы он смахивал пыль. Взмах. Одним касанием свободной руки он разрывает Каэлу горло. Острые когти пронзают кожу так же легко, как невесомую шелковую ткань, вспарывают вены, оставляя за собой поток алых брызг, фонтаном бьющий из смертельной раны.
Каэл отшатывается назад, судорожно хватаясь за шею, кровь хлещет сквозь пальцы, идет горлом, заставляя мужчину беспомощно хрипеть. Морас падает на колени. Пытается сделать вдох, но в лёгкие врывается только смерть. Его тело бьется в конвульсиях, а затем он, закатив глаза, медленно оседает на землю.
Ритмичное покачивание шаманов замирает, как будто чья-то невидимая рука прервала обряд. Их скрытые капюшонами головы склоняются ещё ниже, пальцы, сжавшие с неестественной силой ритуальные жезлы, белеют от напряжения. Губы, до этого шептавшие молитвы, плотно смыкаются – они не осмеливаются издавать ни звука.
Аристей обводит площадь пылающим взглядом, вторгаясь в разум каждого из присутствующих.
– Он думал, что сможет меня перехитрить, – громогласно произносит он. – Смотрите же, что ждет всех, кто осмелится пойти против вашего бога, и молитесь за свои несчастные души.
Тишина, накрывшая площадь, становится осязаемой. Старейшины в ужасе смотрят на обмякшее тело Каэла Мораса, на густую кровь, стекающую по каменным плитам. Никто не осмеливается шелохнуться, даже ветер, казалось, затаил дыхание.
Аристей не отпускает Иллану. Напротив, его пальцы сжимают ее шею чуть сильнее, словно подтверждая свое право. Он наклоняет голову, позволяя белым прядям закрыть часть лица, но его хищная улыбка видна всем. В желтых глазах горит звериный голод.
– Жалкие отродья, – с презрением продолжает Аристей. – Вы плетёте свои убогие интриги, надеясь, что они останутся незамеченными, надеясь… Надеясь – на что?
Он снисходительно фыркает, тряхнув головой.
– Я вижу каждого из вас. Слышу каждую потаенную мысль, знаю каждый секрет, что вы прячете даже от самих себя, – сделав выразительную паузу, Аристей откидывает волосы назад и расплывается в ужасающе обворожительной улыбке. – Но разве я враг вам, жители Астерлиона? Разве не благодаря мне вы все еще дышите и влачите свое ничтожное существование? Я даю вам защиту, а взамен прошу только одного – послушания.
Площадь застывает в мёртвой неподвижности. Ни звука, ни малейшего жеста – лишь холодное оцепенение, сковавшее всех, кто осмелился стать свидетелем этой сцены. Свинцовое напряжение витает в воздухе. Всеобъемлющий ужас бьется в сердцах. Аристей впитывает этот страх. Неторопливо. Смакуя каждую крупицу подчинения, обращая ее в свою силу.
– Вы потеряли своего пастуха, – он склоняет голову, указывая взглядом на распростёртое тело Каэла. – Но вам не о чем печалиться. Я выберу нового. И может быть, у него хватит здравомыслия, чтобы соблюдать условия и не рисковать вашими жизнями.
Затем Аристей снова переводит взгляд на Иллану. Она тяжело дышит, хватая ртом воздух, как рыба выброшенная на берег. Грудь вздымается рывками, в глазах все так же пустота.
– Я заберу тебя, живую или мёртвую, – ласково шепчет он, склонившись к ее лицу.
– Сделай это… Быстрее… Молю, – отрывисто хрипит девушка, впиваясь пальцами в его запястье.
Аристей удовлетворённо кивает, оскалив заострившиеся зубы, но… медлит. Он делает глубокий вдох, на его лице появляется редкое выражение, которое никому еще не доводилось увидеть – замешательство, вперемешку с неуверенностью. Челюсти сжимаются, скулы каменеют от напряжения, ноздри дрожат, вновь вбирая воздух. И… его вытянутые зрачки сужаются, затем принимают почти человеческую форму.
– Демори… – сдвинув светлые брови, отчетливо произносит он. – В твоем ублюдке течет моя кровь. – Бледная кисть с исчезнувшими когтями уверенно ложится на ее живот.
Иллана громко вскрикивает, задрожав всем телом и словно очнувшись от долгого кошмарного сна. Теперь ей страшно. По-настоящему страшно.
– Я чувствую в ребенке кровь Дерби… – свирепо шипит Аристей. Но вспышка ярости длится недолго. На пунцово-алых губах снова мелькает кривая улыбка. – Какое интересное переплетение судеб…
Внезапно разжав пальцы на горле Илланы, он делает шаг назад, его взгляд дрожит, словно в нем мелькают отражения тысяч мыслей, проносящихся одновременно.
Получив свободу, Ила падает на землю и, судорожно хватая ртом воздух, ползет к распростертому телу Каэла, руки дрожат, пальцы отчаянно цепляются за его одежду. В глазах стынет ужас и осознание непоправимого, бледные губы беззвучно шевелятся, будто пытаясь отыскать слова, которых не существует.
– Отец… Отец… – всхлипывая, повторяет она, пытаясь зажать рану на его горле, но уже слишком поздно.
В остекленевших глазах Каэла застыла смерть. Ила касается его рук. Тепло еще не успело исчезнуть, но жизни в них уже нет.
– Нет… – ее голос надламывается. – Папа… вставай…не оставляй меня… я совсем одна… – Иллана трясет отца за плечо, беспомощно и надрывно воет. – Великий Ассур, как ты мог допустить… Молю тебя…
– Прекрати! – ожесточённо рявкает Аристей, хватая Иллану за волосы и отбрасывая от тела Мораса. – Никакого Ассура нет. Никто не спасет того, кто уже мертв. Бессмысленно молиться несуществующим богам. У вас есть только я.
Внутри Илланы что-то рвётся. Ледяная пустота, поглотившая ее сердце после исчезновения Эрика, вновь дает о себе знать, обнажая рванные края сознания и заполняя каждую трещину невыносимой болью. Она не замечает, как слезы стекают по щекам, горячие, раскаленные, обжигающие.
– Нет… – с ее губ снова срывается сдавленный стон.
Ее пальцы дрожат, сжимаются в суставах. Грудь сотрясает резкий всхлип, перетекающий в глухое, низкое рычание. Боль превращается в ярость, вытесняя страх.
Поднявшись на ноги, она бросает на Аристея испепеляющий взгляд.
– Ты… – ее голос дрожит от полыхающего внутри гнева. – Чудовище.
Янтарные глаза горят лихорадочным блеском, пальцы сжимаются еще сильнее, так, что ногти впиваются в ладонь, до боли, до крови. Аристей смотрит на нее с ленивым интересом. Как на дикого зверя, загнанного в угол, готового броситься в атаку, но обречённого на погибель.
– Ну же, Иллана, – бархатистым тоном подначивает он. – Покажи мне, что ты способна на большее, чем просто молить о быстрой смерти.