Wilh. Meist.
…где русский от побед давно отвык… ⇨ «Иль русский от побед отвык?» (Пушкин, «Клеветникам России»).
…и от войны, держась родимого предела… ⇨ Такова была моя мечта о «здоровом изоляционизме», необходимом свободной России.
…где под покровом звездного плаща / к нам не крадутся государственные тати… ⇨ «…как тать ночью» (2 Петр 3,10), а «звездный плащ» – это и ночное небо со звездами, и форменная верхняя одежда со звездами на погонах.
«Далёко за полночь. Разведены мосты…»
Далёко за полночь. Разведены мосты.
Готовятся к разводу часовые.
Расходятся последние гуляки.
Нечеловеческой (и верно!) красоты
на лапах сфинксы спят сторожевые,
и веки их сияют в полумраке.
Далёко за полночь. Во всей Европе ночь.
Не холодно в Европе, хоть и верно
в Венеции темно – пора ночная.
В такую ночь через границу уволочь
возлюбленного (бывшего), наверно,
нетрудно. Не тружусь. Не начинаю.
Далёко за полночь. В далеком далеке
другая ночь и бытие другое
покинуты, как выморочный замок,
и нет ключей ни при одном замке,
заброшены Бог весть куда, вот горе.
Чем отомкнешь ты эту ночь, изгнанник?
…Не холодно в Европе, хоть и верно / в Венеции темно… ⇨ «В Европе холодно. В Италии темно» (Мандельштам, «Ариост»).
««Дождливый мой! Возлюбленный! Щемящий!»…»
«Дождливый мой! Возлюбленный! Щемящий!»
– и оба неба плачут мне в ответ,
струистою лучащеюся чащей
размыт разрыв семи последних лет.
И где-то в дальнем-дальнем междуречьи,
на полпути в Атлантике сойдясь,
река реке небрежной нежной речью
понадграничную напомнит нашу связь.
И обе мглы взойдут по-над гранитом,
две занавески на одно окно,
и просветлеет на стекле промытом
одно дыханье, облачко одно.
…и оба неба плачут мне в ответ.. ⇨ Над Парижем и по ту сторону (см. след. прим.).
…и где-то в дальнем-дальнем междуречьи, / на полпути в Атлантике сойдясь, / река реке… ⇨ Сена и… хочется, конечно, написать Нева, но по тексту это может быть любая река, впадающая в Балтийское море, т.е. в конечном счете в Атлантику, и оставшаяся по ту сторону границы.
«И серый горизонт, и сонная прохлада…»
И серый горизонт, и сонная прохлада,
и бесшелестность зарешеченного сада,
и флейты звук, совсем лишенный страсти,
все предвещает мне погоды перемену,
все дожидается, во что переодену
чуть слышную пульсацию в запястьи.
Какую по руке найду я рукавицу,
какую ловчую с нее я вскину птицу
в жемчужную заждавшуюся тучу,
и что – вчерашнюю подтаявшую льдинку,
увечную, уже почти что невидимку,
увековечу или улетучу?
Всё замерло, всё ждет, готовы ли ответы
немым параграфам неслышимой анкеты,
но нет – и слабый пульс, едва ускорясь,
лишь предвещает, ничего не обещает,
и громким в голос колоби́тьем не вещает,
во что истает завтрашняя горесть.
«Там, где Кривокардинальский переулок…»
Там, где Кривокардинальский переулок
вытекает к петербургским фонарям,
подошел к нам полунищий параноик
со светящимся под глазом фонарем.
Он читал стихи – спасибо, не романы —
и потребовал за них хотя бы франк.
Друг мой долго выворачивал карманы
и сказал: «Закрыто – все ушли на фронт».
И тогда бродяга сел и долго плакал
о себе и об ушедших воевать,
о спартанцах, абиссинцах и поляках,
по дороге поминая твою мать.
Свет неверный расплывался под листвою
безымянного древесного ствола.
«Да не плачь, – взмолился друг мой, – Бог с тобою»,
– я глаза от них обоих отвела.
Я глядела на соседнее аббатство,
я глядела, только чтобы не глядеть
на убожеское братское сиротство,
за подкладкою нащупывая медь.
Я ушла, просыпав мелкие сантимы,
не отёрши ни своей, ничьей слезы,
носовым платком обмахивая стены,
заметая переулками следы.
Там, где Кривокардинальский переулок / вытекает к петербургским фонарям… ⇨ К площади Фюрстенберга (см. прим. к стих. «Непоправимо холодно…» ) с ее «петербургскими» фонарями сбоку ведет коротенькая, но успевающая изогнуться коленом улочка Кардиналь, издавна получившая в нашей семье название Кривокардинальского переулка.
…и сказал: «Закрыто – все ушли на фронт». ⇨ Пародирование пресловутой фразы из учебников и пропагандистских материалов по истории СССР: «Райком закрыт – все ушли на фронт».
…и долго плакал / о себе и об ушедших воевать, / о спартанцах, абиссинцах и поляках… ⇨ Здесь собрана древняя история: войны Спарты, – и новейшая с самоновейшей: итальянская война в Абиссинии накануне Второй Мировой войны и Польша, главная жертва Второй Мировой, а в момент написания стихов – на военном положении.
…безымянного древесного ствола… ⇨ Много лет это дерево на пл. Фюрстенберга оставалось для меня безымянным: никто не мог сказать, что это такое; но вот наконец весной 1996 И.Р.Максимова увидела его цветущим и определила. Это павловния, или Адамово дерево.
Я глядела на соседнее аббатство… – Сен-Жерменское аббатство, вид на которое открывается с пл. Фюрстенберга.
«Звуку на всем скаку…»
Звуку на всем скаку
смысла барьер причален.
Не всякому языку
даден такой датчанин.
Быть там или не быть
– мучим принц в Эльсиноре.
Быть – да еще добыть
слово лесостепное.
Катит кибитка. Мгла
пуще лесной и гуще.
Родина прогнила,
но российские кущи
корнесловия дань
дали в дорогу дальнюю,
и иноземная даль
затуманила Данию.
…даден такой датчанин. ⇨ Прозрачно зашифрованный в этом стихотворении Владимир Иванович Даль – на самом деле датчанин относительный: его отец Иоганн Даль, «родом датчанин», был вызван Екатериной из Германии, «мать, Мария Фрейтаг, – дочь петербургского чиновника» (из предисловия В. Порудоминского к сборнику прозы Даля).
Быть там или не быть / – мучим принц в Элсьиноре. ⇨ Эльсинор – королевский замок в «Гамлете».
Родина прогнила… ⇨ В разных переводах «Гамлета»: «Нечисто что-то в Датском королевстве…» (Кроненберг), «Подгнило что-то в Датском государстве…» (К.Р., Радлова, Лозинский), «Какая-то в державе датской гниль» (Пастернак).
«У фонтана с фигурой архангела…»
У фонтана с фигурой архангела,
где пострижен народ полунаголо,
где бесформенный шпик из охранки
наркомана берет ин флагранти,
где под небом, не вытканным ветками,
все уставлено мотоциклетками
и не прячутся нежные ласки
ни от сглазу, ни от огласки,
– ровно там, только в темную, позднюю,
и не в нынешний зной, а в морозную
ночь нечаянно затевалось
то, что после куда-то девалось.
У фонтана с фигурой архангела… ⇨ У фонтана Архангела Михаила (Сен-Мишель) в Париже.
…где бесформенный шпик из охранки… ⇨ Т. е. не в форме, а в штатском.
…наркомана берет ин флагранти… ⇨ Flagranti crimine или in flagrante delicto (лат.) – на месте преступления, с поличным.
…все уставлено мотоциклетками… ⇨ У фонтана Сен-Мишель время от времени собираются стаи мотоциклистов.
«Долго-долго еду…»
Долго-долго еду
по бетонному полю
одна между двух
крыльев
и шепчу слова
небывшего прощанья
и шепчу то чего наяву не скажешь
чего и сквозь сон не пробормочешь
Еще не нагретые утренним солнцем
бетонные плиты
держат меня в своих плоских объятьях
и отпустить не хотят
и отпускают
«Не ты ль, моя заря…»
Не ты ль, моя заря,
звезда или зарница,
блеснула, озаря
столб с надписью ГРАНИЦА,
еще не смятый куст,
не стоптанную траву,
там, где проволокут
подранка на расправу.
«И каждая лавочка – как Елисеевский лучших времени…»
И каждая лавочка – как Елисеевский лучших времени
без очереди.
И каждая девочка – вся в заграничном, как центровая
у Националя.
Чего ж тебе скучно, и грустно, и некому руку, дружок, —
ностальгия, цена ли?
По крайности, стань у витрины зеркальной, себе же
влюбленному в очи гляди.
У нас на Полянке и янки, и нефтевалютой налитый эмир
текут, разделенные разве что слабым огнем фотовспышек.
За ближневосточной кометою хвост: секретарша, охранник