Города и дороги. Избранные стихотворения 1956-2011 — страница 16 из 32

⇨ Там же, на этом уже не действующем вокзале, в самом начале 60‐х Орсон Уэллс снимал к/ф «Процесс» по Кафке.

«Следить погод и непогод…»

Следить погод и непогод

устав чередованье,

ушел из дому старый год,

как старый граф в скитанье.

Но не в народ и помирать

на сонном полустанке,

не в пустынь-скит и не на рать

раскатывать на танке.

Ушел из дому в новый дом,

прозрачно-сквозняковый,

где под ореховым кустом

и сам он станет новый.

«Значит, так суждено, значит, там…»

Значит, так суждено, значит, там

суждено догореть, расшибаясь

о земь августа, талый туман

разойдется, по швам расшиваясь,

обнажая пролысый вершок

перелеска над речкой и ночкой,

к обожженному тернию щек

прилегая свинцовой примочкой.

«Не Летний сад, не Зимнюю канавку…»

Не Летний сад, не Зимнюю канавку

– осеннюю расплывчатую смазь

сквозь залитые дождичком очки.

Воспоминание подобно томагавку:

оно взлетает с пишущей руки

и возвратится, в переплет вонзясь,

когда уже ни правку, ни поправку

не вставить в чисто набранную вязь,

не заменить ни рифмы, ни строки,

ни заголовка. Но зато и за доставку

не платится. Как по воде круги,

оно и транспорт для себя, и связь.

И, не вставая в очередь к прилавку

почтамтскому, в космическую грязь

без адреса, сложивши в голубки,

без имени метну и, засмеясь

сквозь слезы – дождевые ручейки,

той, что не ржавеет, не сдам на переплавку.

Воспоминание подобно томагавку: / оно взлетает с пишущей руки / и возвратится, в переплет вонзясь… ⇨ Моя стандартная (с раннего детства) ошибка: перепутаны бумеранг, возвращающийся к стрелку, и томагавк.

«Где роится пыльца…»

Где роится пыльца

и ровняется в ряд

мошкара у лица,

заводя маскарад,

где личину сорвать —

точно куклу разбить,

где тебе не бывать

и меня не любить,

где еловым стволом

серебристая мгла

в ночь перед Рождеством

на трясину легла,

где запеть – как солгать,

вскрикнуть – как изменить,

где качается гать,

как стекляруса нить,

– оскользнется нога,

трепыхнется рука,

вот и вся недолга,

потолок мотылька.

…мошкара у лица, / заводя маскарад, // где личину сорвать / точно куклу разбить… ⇨ Созвучная мошкаре машкара (по «Словарю древнерусского языка» Срезневского) – личина, маска; Петр Толстой в последние годы XVII в., описывая Венецию, пишет: «…множество людей в машкарах, по-словенски в харях». Личина (маска) и кукла, кроме близости по смыслу – замены будь то лица, будь то всего человека, – перекликаются еще как личинка и куколка (см. ниже).

…вот и вся недолга, / потолок мотылька. ⇨ Из тех самых личинки и куколки вылупился, чтобы тут же погибнуть, мотылек.

«Ходи по улицам, работай над собой…»

Ходи по улицам, работай над собой,

прищуриваясь близоруким глазом,

входи в толпы неумолкаемый прибой

и, шевеля растресканной губой,

тупой рассудок и не менее тупой

порыв эмоций выбрось оба разом.

Оставь лишь то, что в замутненное стекло

колотится, как вялая ночница,

лишь то, что скулы над рекой тебе свело,

что свёкольным румянцем расцвело,

что всё заштопано, а все-таки светло,

зовется небом и уже не снится.

«Оводы, шершни, конские мухи…»

Оводы, шершни, конские мухи,

жажде и зною дна не видать,

дня не увидеть в пыли и пухе,

выдохнуть нечем, ни зарыдать.

Проводы, встречи, шёпот иссохший,

щёки сухие, руки, в туман

ищущие друг друга на ощупь,

как головёшка – скошенный лан.

Небо в зените, небо на полдне,

край горизонта угольно-бел,

по-над стернею, из-под ладони

пепел белесый весь облетел.

«Там тернии в снегу…»

Там тернии в снегу

манят своей короной.

Там ветер на бегу

срывает с оголенной

ольхи последний лист,

свернувшийся в колечко.

Там колок и змеист,

как вымерзшая речка,

чуть брезжущий рассвет,

едва в поземке зримый.

Там заметает след,

и бел необозримый

там чистого листа

простор, ничем не занят,

и эта пустота

зовет и в бездну тянет.

…и бел необозримый // там чистого листа / простор, ничем не занят, / и эта пустота… ⇨ «По диким пространствам, по снежной равнине / Летит мой возок, точно ветер в пустыне. (…) Чужая, глухая, нагая страна – / Бела, как пустая страница, она» (Мицкевич, «Дзяды»: «Отрывок части III: Дорога в Россию», пер. В.Левика).

«Зима последней осени…»

Зима последней осени

была короткой,

снежинки только падали

и сразу таяли,

не замерзали лужи за

бензоколонкой,

ставало черным белое

и явным тайное.

Не промерзало плоское,

плавучей коркой

затянутое озеро,

и, выйдя за город,

земля к подошвам ластилась

лисою кроткой,

и колкий холод с воздухом

вступали в заговор.

«Будем ехать, и ехать, и болтать в пустоте ногами…»

Будем ехать, и ехать, и болтать в пустоте ногами

попусту, имитируя бег на месте.

За семь верст книзу вода разойдется кругами

от кольца, капитаном кинутого невесте

Атлантике. Атлантида на миг из воды привстанет,

проводит нас глазами, жмурящимися от соли.

И что в нас тогда прорастет? Что ввысь потянет,

как на уроке ботаники половинку фасоли?

…вода разойдется кругами / от кольца, капитаном кинутого невесте // Атлантике. ⇨ Имитация обряда обручения венецианского дожа с морем (см. напр. описание церемонии в «Путешествии стольника П.А.Толстого по Европе»), отнесенная к капитану самолета – «воздушного корабля».

Атлантида на миг из воды привстанет… ⇨ Атлантида – «по древней легенде, рассказанной Солону египетскими жрецами, огромный остров в океане за Геркулесовыми столпами (напротив Гибралтарского пролива), где якобы процветало богатое государство. Как описывает Платон (…) в результате нравственной порчи ее жителей Атлантида провалилась вглубь Океана в течение суток, за девять тысяч лет до Солона. (…) разыскиваемая средневековыми путешественниками; тема рассуждений философов Возрождения и Просвещения; по сей день предмет любительских розысков» (Владислав Копалинский, Словарь мифов и традиций культуры». Варшава, 1985. Перевод мой. Далее – Копалинский).

И что в нас тогда прорастет? Что ввысь потянет, / как на уроке ботаники половинку фасоли? – Изучение ботаники в 5 классе в мое время начиналось с изучения строения зерна фасоли.

«Пододвинься на полшага…»

Пододвинься на полшага

на поверхности кривой

полугруши, полушара

на орбите круговой

и натруженной пятою,

у инерции в силках,

оттолкни закон Ньютона

и очнись на облаках.

Пододвинься на полшага,

на полшага подойди,

чтобы я не оплошала,

не осталась позади

быстро тающего снега

на нетоптанном пути

с колотьём под дыхом слева,

у инерции в горсти.

…полугруши, полушара… ⇨ Земной шар имеет форму «геоида», напоминая грушу.

«Двойняшки расстояние и время…»

Двойняшки расстояние и время

меня признали названой сестрой,

мы вместе роем из земли коренья,

завариваем вяжущий настой,

и в той же роще, в той же самой чаще,

где прогорел под котелком костер,

мы поднимаем глиняные чашки

за безграничный будущий простор.

«Изжеванный плоский чинарик…»

Изжеванный плоский чинарик

в ненужной ладони зажав,

гляжу, как река начинает

катиться навстречу баржам,

как ветхие ржавые листья,

раскачиваясь на воде,

плывут от истока до устья,

от никогда до нигде.

«Когда автобус в пробке застревает…»

Когда автобус в пробке застревает,

когда душа смерзается в комок,

когда у рта дыханье застывает

в колючий пар и дымка застилает

мой невеликий круглый городок,

– я говорю: – Настала непогода, —

а думаю, что все пошло ко дну,

раз неопределимо время года

и ладогою выглядит свобода

глядеть с моста на мутную волну.

…мой невеликий круглый городок… ⇨ Париж без предместий, в границах кольцевой дороги, чуть больше, чем Москва в пределах Садового кольца.

«И только одного – по возрасту, видать…»