Стихотворение посвящено Владимиру Буковскому, моему другу и, на мой взгляд, истинному герою нашего времени (даже если я не всегда и не во всем бываю с ним согласна). Ему я в значительной степени обязана своим скорым спасением из психиатрической тюрьмы: едва выйдя из лагеря, он собрал и передал на Запад документацию о психиатрических репрессиях в СССР, где мой случай был одним из шести подробно документированных, и за это снова сел.
…где всё не как через Канал… ⇨ Канал (Channel) – так англичане называют Ла-Манш.
…где левосторонние дрожки бегут не хромая / и в августе солнце горит как звезда Первомая. ⇨ Речь идет не только о левостороннем автомобильном движении в Великобритании, но и о ее (и всей Европы) сильном полевении, о чем пишет Буковский в книге «Московский процесс».
…где славною хворью, но только не вялой, а шибкой… ⇨ Самым распространенным диагнозом для политических (такой получила и я) была «вялотекущая шизофрения».
…и кот кембриджширский… ⇨ Буковский, большой любитель кошек (у него у самого был в те времена кот Котя), живет в Кембридже (графство Кембриджшир). Ср. «Чеширский кот» из «Алисы в стране чудес» Кэрролла.
…что ветер с песка, воротясь, не изгладил, не вытер. ⇨ Первая книга Буковского называется «И возвращается ветер» (цитата из Еккл 1,6).
Новые восьмистишия
По дорожке, усыпанной гравием,
с чистой душой
отошед к селениям праведных,
да не дошел.
Оглянулся на землю грешную
да так и стал
и вдохнуть свою душу прежнюю
поднес к устам.
Обойдя и круго́м и кру́гом,
где стояла вчерашняя ты,
возвращаться на тот же угол,
тот же крест долготы-широты.
Где недетские сороковые,
а как дети ревут ревмя,
бо им накостыляли по вые
ни за что кулаками двумя.
Славенщизна – моя отчизна,
Парижанство – мое гражданство,
Моя раса – глаз ватерпаса,
Мое ухо – к ученью глухо.
Моя воля – поземка в поле,
Но душа моя не капризна,
Непогода – мое время года,
А эпоха – конец коммунизма.
Не спеши, не торопись,
не нагонишь, не поспеешь,
запыхавшись на бегу,
не беги бегом.
Эту жисть и эту жесть
не разгладишь, не прострелишь,
чтобы стать на берегу,
но уже другом.
Отъезжает на скорых,
отлетает в окно
рой возлюбленных, коих
лица все на одно.
Удивительно – кто их
так любил и за что.
Завершаю окто́их,
грохочу в решето.
Где недетские сороковые, / а как дети ревут ревмя… ⇨ «Ревущие сороковые» (широты) – здесь тот же перенос на годы, что в заглавии к/ф, который в советском прокате назывался «Судьба солдата в Америке», а теперь в справочниках правильно переводится как «Бурные двадцатые годы», но дословно – «Ревущие двадцатые» («Roaring twenties»).
«Чудится, белеется…»
Чудится, белеется
парус во мгле,
чутошная, бледная
тень на скале,
отброшенная тернием
судовых фонарей,
корабля крушением
и криками: «Налей
по последней!» – перед тем,
как на дно пойти,
как причу́дить эту тень
и не крикнуть, не пропеть:
«Боже, отпусти!»
«В пятнах от варенья…»
В пятнах от варенья,
стихами говоришь.
Вот моя деревня,
приедешь – угоришь.
Красная рябина
раскинула крыла.
Вот моя чужбина,
печаль моя светла.
Вот моя деревня… ⇨ «Вот моя деревня, вот мой дом родной…» (Суриков).
…приедешь –угоришь ⇨ Известная русская поговорка: «Париж, Париж, приедешь – угоришь» (использована, кстати, в парижских стихах Маяковского).
Красная рябина… ⇨ Скорее всего полемика с цветаевским: «Но если по дороге куст / Встает – особенно рябина» («Тоска по родине! Давно…»).
«Какое странное число…»
Какое странное число,
какая странная страница,
и воздымается весло,
и по веслу вода струится.
Какая странная страна,
кругом заброшенный торфяник,
и ты – какая старина! —
как зачерствелый мятный пряник
грызешь слова, слова жуешь,
но не разжевывая в звуки.
Шурша травою, уж и еж
не отражаются в излуке.
«На́ тебе семишник на водку…»
На́ тебе семишник на водку.
Подымись на крутую гору.
Снег идет крупою перловой.
А туман – что кисель овсяный.
Разучи прямую походку.
Раскатай к зиме путь санный.
Отыщись в завирухе бессиянной.
Прорубись в чаще еловой.
И не присосеживайся к спору.
И не поддавайся сглазу.
И не похваляйся обновой.
И не сдавайся – ни сразу,
ни побившись до конца, до упору.
«На Круглой Точке Елисейских Полей…»
На Круглой Точке Елисейских Полей
я расплываюсь, точно знак Водолей,
точнее – точно знак Водолея,
пучины мокрой не одолея,
точней опять-таки сказать – не одолев
и не набычась, как Телец или Лев,
тону одна, венком купавным одетой,
не Близнецами, а гамле́товой Девой.
На Круглой Точке Елисейских Полей… ⇨ Буквальный перевод парижского названия Rond-Point des Champs Elysées. На самом деле Rond-Point означает просто «перекресток», но круглый (помню, когда-то это называли «развертка»).
…гамлéтовой девой. ⇨ Ударение из известной студенческой песенки: «Ходит Гамлéт с пистолетом».
«На вспухающих водах вешних…»
На вспухающих водах вешних,
на щепе в белой пене порога,
Матерь Божья, Утечка грешных,
вынеси меня из острога,
где стенки белы, как зубы у белки,
а дверь заперта и рыжа,
и ржавою вышкою шпиль Сююмбеки
в приснившемся небе Парижа.
Матерь Божья, Утечка грешных… ⇨ Matka Boska, Ucieczka grzesznych (польск.) – Матерь Божия, Упование (или Прибежище, по-русски – Споручница) грешных, но кроме того ucieczka по-польски – побег.
…и ржавою вышкою шпиль Сююмбеки… – Башня Сююмбеки в Казани.
«Говорят, дорога…»
Говорят, дорога —
слёзная стезя.
Тем, кто ищет Бога,
унывать нельзя.
А кто Бога ищет,
тот уже нашел1.
Пусть же ветер свищет
и подъем тяжел.
Говорят, дорога – / слезная стезя… ⇨ Эти строки и всё стихотворение в некотором роде можно считать полемическим упражнением в размере лермонтовского «Горные вершины…». По Гаспарову (глава «Стих и смысл. Семантика 3‐стопного хорея» из книги «Русский стих 1890-х – 1925-го годов в комментариях»), в стихах этого рода весьма часто встречается «тема пути»: «Путь этот одновременно и дорожный и жизненный», а кроме того, «тоска – эмоциональный знаменатель подавляющего большинства просмотренных нами стихотворений». Я испробовала «путь» без «тоски».
«Сердцу юношей и дев…»
Евгению Рейну —
в годовщину смерти Иосифа
Сердцу юношей и дев
приснопамятный напев,
ты ли это или
доносящийся в окно
заунывный рёв «техно»
вдоль по Пикадилли?
Анадырь или Меконг,
путь довсюду «соу лонг»,
налегай на весла,
подымай повыше тон,
самолет – шестнадцать тонн,
на́ небе – известка.
Штукатурка, но и в ней
есть дыра вместо дверей
и конец дороги.
Восходивший в небеса
только раз огля́нулся —
рухнул на пороге.
…вдоль по Пикадилли (…) путь довсюду «соу лонг»… ⇨ «It’s a long way to Tipperery, / It’s a long way to go (…) Good-bye, my Picadilly…» – «Путь далекий до Типперери», английская солдатская песня, весьма популярная во времена нашей юности и в оригинале, и в переводе.
…самолет – шестнадцать тонн… ⇨ «Sixteen tons» – песня американской группы «Платтерс», одна из самых популярных мелодий того, что называлось «рок на костях» (пиратские пластинки на рентгеновской пленке, 2‐я пол. 50‐х).
«Отпусти, Господи, душу грешную…»
Отпусти, Господи, душу грешную,
не довольно ль на земли поваландалась?
Не премного ль по Покровскому-Стрешневу
или здесь по полям по лавандовым
потаскала за собою ноги бо́сые,
помавала, как крылом, по обочинам,
не пора ли поползти вверх по осыпи,
распростясь с оболочкой обесточенной?
Вверх по осыпи, где звездные россыпи
не туманятся, не гнутся, не ломаются.
Отпусти душу грешную, Господи,
не вели еще пуще намаяться.