Восьмистишия третьи
Памяти Манука
На память с юности твердя
«волна волне волною»
и твердь земную бередя
той вольною, иною.
О ты – волна ль моя, волна,
и вы – покой и воля,
и ты, голубенького льна
волнующее поле.
Сколько раз за вагонным
окошком пейзаж,
столько раз не нагоним
тот райский шалаш,
за чертой горизонта
пропавший, как след
марсианского зонда
за дальностью лет.
Если уходим в небо
штопором или свечкой,
то зная, что не нелепо
плакать над быстрою речкой,
и зная, что не некстати
слёзы над речкою быстрой,
той, что их в море покатит,
Свирью, Окою, Истрой.
Чистописание стихов,
бубня бубню бубнима,
нагроможденье пустяков,
изнанка мира-Рима,
поспешный ритм, прозрачный пот
и непрозрачный образ,
людская молвь и конский топ,
изнанка urbis-orbis.
Как по реченьке-реке
лодочка гуляет.
Об одном весле гребец
путь ей направляет.
Скрылась лодка в далеке
дальнем, неизвестном.
Ты прими ее, Отец,
в Царствии Небесном.
Сколько их, великолепных,
я посеяла в пути,
чтобы им на бездорожьи
сорняками прорасти.
Но припомню не без дрожи
те, что мне всего дороже,
под ножом косилок летних,
с одуванчиком в горсти.
Надвигается город. Предместья
остаются одно за одним
в том таинственном месте-неместе,
о котором все чаще бубним.
Надвигается город, вокзала
надвигается твердь, и вокзал
затвердит, что я недосказала
и чего кто другой не сказал.
Город темный, город летний,
духота, и жар, и зной,
как полоснутый жилеткой,
колесит трамвай ночной.
Без лица и без названья,
без реки. Не без реки:
берега – большие зданья,
а вода – грузовики.
…изнанка мира-Рима… (…) … изнанка urbis-orbis. ⇨ См. прим. к стиху «Не миру, не городу…» в цикле «Восьмистишия».
Перекличка(На смерть Димы Борисова)
Ни обмыть, ни обвыть. И в ужасе —
навернувшаяся просохла.
– Это в Апшуциемсе… – охнуло
стародавнее эхо, вслушавшись
в Танькин вопль
за тысячи верст.
Это небо над Балтикой – дождалось.
Как в колодец без дна, утекает
не по капле, а вёдрами дождь
(то есть жизнь, то есть даждь).
– И что же, мой до смерти друг…
Провалившийся клавиш заглох,
вцепившись в колючую горсть.
Там, наверху, – торжественно и чудно,
а тут – сметать разбитую посуду.
– Недалеко до Швеции, но трудно
туда доплыть.
– А звезды те же всюду.
Песок – просох, луга – отзеленели,
и ни одна звезда не смотрит в фас.
– Куда ж нам плыть?
В последний раз
– На тризну милой тени.
мы перекликнемся:
– Есть музыка над нами!
– Но музыка от бездны не спасет…
Ни обмыть, ни обвыть… ⇨ Димино тело две недели не могли найти, пока его не выбросило на берег далеко от Апшуциемса, где он утонул.
– Это в Апшуциемсе… – охнуло / стародавнее эхо, вслушавшись/ в Танькин вопль / за тысячи верст. Это небо над Балтикой – дождалось. ⇨ См. стих. «Что там за шорох…», посвященное Тане Борисовой, Диминой жене.
И что же, мой до смерти друг… / Провалившийся клавиш заглох, / вцепившись в колючую горсть. ⇨ Так что же, мой до смерти друг, позапозавчерашний возлюбленный… (…) …не слушай, как ветер вцепился в сосенок колючие клавиши… («Новая волна»).
Не прямо, не косо… ⇨ «А я иду – за мной беда, / Не прямо и не косо…» (Ахматова, «Один идет прямым путем…»).
Там, наверху, – торжественно и чудно… ⇨ «В небесах торжественно и чудно…» (Лермонтов, «Выхожу один я на дорогу…»).
…а тут – сметать разбитую посуду. ⇨ Наша общая беда – / как разбитая посуда («На пороге октября…»).
– Недалеко до Швеции, но трудно / туда доплыть. / – А звезды те же всюду. ⇨ «Недалеко до Смирны и Багдада, / Но трудно плыть, а звезды всюду те же» (Мандельштам, «Феодосия»). Ср. также: «Все души милых на высоких звездах…» (Ахматова).
…и ни одна звезда не смотрит в фас. ⇨ «И ни одна звезда не говорит» (Мандельштам, «Концерт на вокзале») – из лермонтовского «И звезда с звездою говорит» («Выхожу один я на дорогу…).
– Куда ж нам плыть? ⇨ См. прим. к стих. «О чем ты вспомнила? о чем ты слезы льешь?», ТТС. См. также след. прим.
– Куда ж нам плыть? / – На тризну милой тени. / В последний раз // мы перекликнемся: – Есть музыка над нами! ⇨ «Но, видит Бог, есть музыка над нами… (…) Куда же ты? На тризне милой тени / В последний раз нам музыка звучит!» (Мандельштам, там же).
– Но музыка от бездны не спасет… ⇨ Мандельштам, «Пешеход». Ср. также: «А та, кого мы музыкой зовем / За неименьем лучшего названья, / Спасет ли нас?» (Ахматова, «Два голоса», фрагмент из драмы «Пролог»).
«У оконца при огарке…»
У оконца при огарке
не прогоркни, не уный.
Снег на пригорке —
изжелта-синий,
январь – юный
(как на небе месяц,
не округленный луной).
Exegi monumentum
И на́утро восьмого дня,
забыв об арифметике,
я вышла в путь, в карман не взяв
ни паспорта, ни метрики,
ни тощих томиков стихов,
и вот иду – до петухов,
до стен Ерусалима,
сухим огнем палима.
«Вот мы и вышли из штопора…»
Вот мы и вышли из штопора,
и, подпирая крыло,
ровною штопкой заштопано,
синее небо светло.
Lumen, и coelis, и в инее
спит облаков молоко,
и на душе алюминевой
стало, как в детстве, легко.
Вот мы к земле приближаемся,
по́ лугу след колеса,
в мокрой траве отражаемся
взглядом назад, в небеса.
Lumen, и coelis… ⇨ «Lumen coelum, sancta Rosa! / Восклицал всех громче он» (Пушкин, «Жил на свете рыцарь бедный…»). Lumen – лат. свет, coelis – непонятно какой падеж, который я малограмотно образовала то ли от coeles (caeles) – небесный, то ли от coelum (caelum) – небо, имея в виду «свет небес» или «свет небесный»
«Уже за порогом…»
Уже за порогом,
уже за чертой,
уже по оврагам
томится настой
густою душой
отцветающих трав,
уже отошел
от платформы состав.
И прежним дорогам
не встретиться с той,
которая ляжет
уже за чертой,
пряма, как стрела,
и уже пролегла,
которая скажет:
иди же, не стой.
«Один прыжок – и за́ море…»
Один прыжок – и за́ море,
за самое за синее,
осинные глаза мои,
дерзания осенние,
весенние терзания,
и заново в рассеяньи
посеянное знаменье,
и за́ море – один прыжок.
«Речь моя, не река, а речушка…»
Речь моя, не река, а речушка,
я в грязи на берегу, точно чушка.
А она себе течет, течет мимо,
будто я ей вовсе не необходима.
Через камешки бежит – не споткнется,
пока устьем возле уст не сомкнется.
«По дороге на автобус…»
По дороге на автобус
ударяет по ноздрям
упоительное – то бишь
тот же взмах по Моховой,
тот же дар, что был не сказкой
и опять не опоздал,
сад больницы Вожирарской
пахнет скошенной травой.
…тот же взмах по Моховой… ⇨ …а граф Румянцев, скинув треуголку, / помахивает вверх по Моховой, // помахивает вострою косой… («Волхонка пахнет скошенной травой…»).
…сад больницы Вожирарской… ⇨ Через сад Вожирарской больницы я часто проходила к автобусу, чтобы ехать на работу.
«По Петроградской стороне…»
По Петроградской стороне,
по проходным дворам,
двадцать пять лет тому назад
– назад или вперед? –а нынче это не родней,