и огибают, обегают
твой столп, воздвигнутый вотще,
москвич в Гарольдовом плаще.
«Как от Крыма до Рима…»
Как от Крыма до Рима
ветр играет волною.
Если я одержима,
то хотя бы не мною.
Как из присказки сказка
пробивается стойко.
Если с чем я согласна,
с токованием только.
Как от urbi до orbi
речи тлеют немея.
На горбу и на морде
донесу что имею.
Как от Крыма до Рима / ветр играет волною. ⇨ «Где Рим, а где Крым» (поговорка).
«Ты, человек, ты, Божий образ…»
Ты, человек, ты, Божий образ,
ты изобрел нам всем автобус
(сказать не смею – мне одной).
И я вхожу, я, образ Божий,
со всеми схожий и несхожий,
и предъявляю проездной
как пропуск бормотать невнятно,
кругом французам непонятно,
да и себе понятно ли?
Оставь, оставь маршрут свой косный,
мой першерон шестиколёсный,
и как захочется рули…
«Господа-товарищи…»
Господа-товарищи,
эй, на корабле!
Берег отплывающий
отошел к земле.
Мы тут без имущества,
голые средь вод,
только соли гущица
в нёбе отдает,
только соли ложечка
в океан-стакан,
выпьем понемножечку,
выпьем по́ сто грамм,
выпьем под занюханный
латаный рукав,
от Святого Духа нам
дан сей пироскаф.
«Из автобуса выходя…»
Из автобуса выходя,
на Ворота Святого Гвоздя
я гляжу – ни гвоздя, ни ворот,
так сказать, от ворот поворот.
Но пройди по-на́д кольцевой,
под немолкнущий вой грузовой,
и очутишься сразу по ту
грань и сторону, вся в поту.
Руку вытяни, мельком глянь
на тобой перейдённую грань,
где и воздух жарок и рыж,
где остался город Париж.
Из автобуса выходя, / на Ворота Святого Гвоздя / я гляжу – ни гвоздя, ни ворот… ⇨ Имеются в виду ворота Сен-Клу (Porte Saint-Cloud) на западной окраине Парижа – имя святого произносится так же, как гвоздь (clou), что позволило одному из моих знакомых, там жившему, называть их воротами Святого Гвоздя.
Два стихотворения, написанные на подъездах к Женеве
Жоржу Нива
О Париж, ты уже за шеломянем,
за Прекрасною Стражею,
и альпийским узором изломанным
надвигается старшее,
чем делянки, поля, виноградники,
где голу́бки голу́бятся…
А навстречу – нездешние всадники
вечно снежные рубятся.
На станции Бельгард,
что значит Белый Город,
бил по асфальту град,
как по булату молот.
Метался в блесках лампы
пристанционный куст,
а гром гремел, как залпы
за Белгород и Курск.
Посвящено Жоржу Нива, моему другу, слависту, долгие годы преподававшему в Женевском университете, душе женевского Русского кружка, где я несколько раз выступала.
О Париж, ты уже за шеломянем… ⇨ «О Руская земле! Уже за шеломянем еси!» («Слово о полку Игореве»).
…за Прекрасною Стражею… ⇨ Станция Бельгард (Bellegarde), последняя перед границей и Женевой на пути из Парижа (ср. ниже).
На станции Бельгард, / что значит Белый Город… ⇨ Откровенно ложный перевод названия (после – см. выше – правильного).
…а гром гремел, как залпы / за Белгород и Курск. ⇨ На самом деле одновременным (и первым) салютом в Москве был салют за освобождения Орла и Белгорода, Курск был освобожден позднее.
«Не надо слов. Не надо…»
Не надо слов. Не надо?
Куда же их девать?
А в брюхо чемодана,
поглубже под кровать.
Не надо вздохов, выдох
чтоб не был ах и ох,
на бедах и обидах
замкни глубокий вдох.
И ничего – ни плакать,
ни примеряться в гроб,
идти вперед, как лапоть,
соломинка и боб.
…идти вперед, как лапоть, / соломинка и боб. ⇨ Лапоть, Соломинка и Боб – герои сказки братьев Гримм.
Я список кораблей…
В Находке, в тесноте,
где дружку друг сминали,
на нарах вспоминал ли
о гласных долготе
и иволгах в лесах
– о самой высшей мере,
что вымерла в Гомере,
в ахейских парусах…
«На снежной границе к столбу приморозив ресницы…»
На снежной границе к столбу приморозив ресницы,
к стеблям прошлогодней вероники и повилицы,
сквозь слезы слежу перелетные птиц вереницы
и глупые ставлю вопросы, как Петька Чапаю.
Не встроясь в табло менделеевское элементов,
не слушаясь мания магов, ментов и ни мэтров,
подпрыгну повыше своих же полутора метров
и о́б лёд коленки, и локти, и лоб расшибаю.
«За рекою-Москвой…»
За рекою-Москвой
в палисаднике
вечер свой провлеку
на завалинке,
разговор деловой,
не досадливый:
что́ берут за муку
да за валенки.
Печь зимой истоплю,
масло вытоплю,
печь дымит, да уж не
перекладывать,
из колоды ладью
грубо выдолблю,
чтоб Харону и мне
переправы дать.
«Косая собачья будка…»
Косая собачья будка
да чахлая незабудка
одна под колком ограды.
Да мы и этому рады.
А там подальше за домом
глухо рокочущим громом
гремят, но не рядом войны.
Да мы и этим довольны.
«А дело было в августе…»
А дело было в августе,
с пяти сторон светало:
под «Ах, майн либер Августин» —
берлинские войска,
московские – под «Яблочко»,
венгерские – под Листа
(двенадцать лет назад у них
раздавлена столица).
А вот болгары – подо что?
Что им под ногу подошло?
«Прощание славянки»?
И шли полки за рядом ряд,
и просыпался Пражский Град,
во сне услышав танки.
А дело было в августе, / с пяти сторон светало… ⇨ В ночь на 21 августа войска пяти государств-членов Варшавского договора оккупировали Чехословакию («оказали братскую помощь»).
«Достаточно пройти…»
Достаточно пройти
четыре остановки,
чтоб вымерзла трава
и замерли слова.
Достаточно сползти
за край своей сноровки,
чтоб не вылазил ямб
из недорытых ям.
Но уличного чада
достаточно ли для
того, чтоб замолчала
и обмерла земля?
«Ни за́мков, и ни парков…»
И.Р. Максимовой, первому слушателю моего «Концерта для оркестра»
Ни за́мков, и ни парков,
и ни зеркальных зал,
где черно-белый Барток
валторной созывал
с Таганки на Солянку
пройтиться под сигнал:
«Пора бы уж на свалку,
на свалку, на свал…»
«Не ходи дальше лесу…»
Не ходи дальше лесу,
не ищи в реке броду,
вот поляна, проселок и мост.
Только бедному бесу
лишь бы сунуться в воду,
как на руль понадеясь на хвост.
Но тебе, а не бесу
в этом нет интересу,
хлопочи-топочи по мосту,
не стесняясь походки,
но, дойдя до середки,
погляди с глубины в высоту.
Только бедному бесу / лишь бы сунуться в воду… ⇨ «Бедный бес» – из стишка, который заучивали дети в дореволюционной школе, чтобы запомнить, в каких словах пишется «ять». Там же был и «лес». А еще они вместе фигурируют в поговорке «Лес лесом, а бес бесом» (Даль)
Еще 13 восьмистиший
Станция метро
какого-то святого,
имени чьего
не вычесть, ни прочесть.
Утро – как ситро
до дна загазирова-
но – но ничего,
была бы только честь.
Синее море,
белый пароход.
Белое горе,
последний поход.
Ты не плачь, Маруся,
приезжай в Париж,
«поэтами воспетый
от погребов до крыш».
Хруст. Это хворосту воз
из лесу медленно в гору.
Значит: «Постой, паровоз».
Значит: груженому фору.
Груз. Это гравий хрустит
на тормознувшей платформе.
Стрелочник ждет, анархист,
с бомбою при семафоре.
Ни драмы, ни трагедии,